— Может, он такой потому, что сам себе противен?

— Что значит «такой»?..

— Кофе сколько ложечек? — сменила тему женщина.

— Если варить крепкий — пять. — Может быть оттого, что мы находились в столь необычном месте — между мойкой и унитазом, — я испытывал странное волнение; все, что было вокруг, исчезло, как в детстве, когда, играя в прятки, залезешь в шкаф. — Мне не нравится, как он к тебе относится. Слишком уж он деспотичен.

— Он болен, ничего не поделаешь.

— Болен? Чем же?

— Раком...

Точно перелистывая назад страницы недочитанной книги, я попытался восстановить в памяти свое впечатление от зазывалы.

— Раком, говоришь? Каким?

— Спинного мозга. Лучше бы я вам не говорила. Один из видов лейкемии. Только пусть это останется между нами. Он сам еще не знает об этом.

— И тяжелая форма?

— Разве можно говорить о тяжелой или легкой форме, когда речь идет о раке? Ему жить осталось всего полгода.

— Послушай, только скажи правду... в каких вы с ним отношениях?

— Мне бы не хотелось этого касаться.

— Почему он зовет тебя «девочка»?

— Наверное, хочет, чтобы посторонние терялись в догадках, какие между нами отношения.

— Ловля форели на живца?

— Пожалуй.

— Но ведь обычно, когда речь идет о раке, диагноз сообщают только близким родственникам.

Мы испытывали взаимное раздражение, будто, играя в прятки, в шкаф залезли разом два малосимпатичных друг другу человека. Вместо ответа женщина показала рукой вверх. Опершись локтями о парапет мостика, зазывала и продавец насекомых, жуя рыбу, смотрели на нас.

— Кофе будем пить здесь.

— Спускаемся. — Продавец, уперев руки в бока, потянулся. — Это и времени меньше займет, и посуду убрать легче.

— Все-таки давайте попьем наверху, — замахал руками зазывала и, обойдя опору, сбежал по лестнице. — Мне нужно кое-куда, терпежу нет.

— Не пойдет. Я первая! — закричала женщина и протянула ему поднос с четырьмя вымытыми чашками (все разные). — Как только чайник закипит, сразу же принесу.

Зазывала не стал спорить. С подносом в руках он пошел наверх. Я последовал за ним. Освободив угол стола, расставил чашки. Продавец насекомых окликнул женщину из-за парапета:

— Больше ничего поесть нету?

В ответ раздался подхваченный эхом ее голос:

— Хватит подглядывать!

Мне показалось, что в голосе слышится не возмущение, а простое кокетство, и от этого настроение не улучшилось. Продавец насекомых растянул рот в улыбке и с видимым сожалением отошел от парапета.

— Давайте скорее поедим, Капитан, на голодный желудок трудно разговаривать.

Я тоже был голоден. Но сначала следовало решить, какой ритуал еды избрать. Он должен определить характер наших будущих отношений. В общем, можно представить себе три возможных варианта. Первый: мы ограничиваемся жареной лапшой. Второй: устраиваем банкет в связи с прибытием на корабль и едим более изысканную пищу. Возможно, понадобится и выпивка. Наконец, последний вариант: идем в кладовую, где хранятся продукты, каждый выбирает еду по собственному вкусу, сам себе готовит ее и ест. Самым желательным представлялся мне последний вариант, но в условиях, когда каюты еще не распределены, это могло бы создать прецедент, который, возможно, окажется неприемлем в будущем. Пожалуй, самое целесообразное — устроить торжественный ужин, он может послужить, так сказать, смазкой для наших будущих отношений. Если я хочу, чтобы была создана такая атмосфера, которая позволила бы мне разговаривать с женщиной, не опасаясь зазывалы, следует, по крайней мере, не пожалеть выпивки.

Прежде чем принять решение, нужно выпить чашечку кофе — будет время всё как следует взвесить.

— Вы здесь спите, Капитан? — спросил зазывала, стукнув по подлокотнику дивана.

— Да, а что?

— А где будем спать мы?

— Где угодно. Специально приготовлены спальные мешки.

— В таком случае, я вынужден покинуть вас. Жаль, но ничего не поделаешь.

За всеми этими разговорами было не до выработки плана. Видимо, не стоило пока ломать голову над меню нашего ужина.

— О чем, собственно, жалеть, поступайте, как вам угодно.

— Без своей подушки мне ни за что не уснуть, дурная привычка. Даже когда я отправляюсь путешествовать, всегда беру подушку с собой.

— Чушь какая-то.

— Нет, я его понимаю. — Продавец насекомых прилепился к самому краешку дивана. — Большинству людей все равно на чем спать, но есть и такие, для которых подушка — целая проблема. Может, это связано с запахом? С запахом грязной головы, лежавшей на подушке.

— Вы правы, подушки действительно всегда пахнут. Когда останавливаешься в дешевой деревенской гостинице, вонь от них невыносимая.

— Из пяти чувств, которыми обладает человек, самое примитивное — обоняние.

— Даже если не можешь вынести запаха чужого тела, запах собственного доставляет удовольствие.

— Да, есть люди, которые, почесав голову, потом долго наслаждаются запахом грязи, забившейся под ногти.

— Прошу вас, перестаньте. — Меня стало мутить от этих разговоров. Даже представить себе не мог, что совместная жизнь с экипажем так утомительна. — Я привык жить в одиночестве, не слыша ничьих голосов, поэтому ваша болтовня действует мне на нервы.

Неужели сюда уже никогда не вернется прежняя тишина? Кажется, я прогадал. Разве они не поняли, сколь велика награда, предложенная им мною?

От унитаза донеслось журчание льющейся струи. Никогда не думал, что здесь такая слышимость. Совсем близко, будто сверчок стрекочет под диваном. Зря я потребовал тишины. Мы, трое, принялись кто ковырять в ухе, кто цыкать зубом, делая вид, что ничего не слышим. Журчание не прекращалось, и молчать становилось невыносимо.

— Когда люди живут вместе, возникают определенные правила, — начал я скороговоркой, пронзительным голосом, чтобы заглушить этот звук. — Правила необходимо соблюдать. Для этого нужно, чтобы у нас с вами была общая шкала ценностей. Главное — осознать истинную ценность этой каменоломни. Поэтому не стоит слишком привередничать.

Продавец насекомых сразу же поддержал меня:

— Возможность свободно, по своему усмотрению, использовать такое огромное пространство сама по себе представляет ценность. Крохотная Япония страдает хронической болезнью — недостатком пространства.

То ли он валял дурака, то ли его здоровенная башка набита вместо мозга соевым творогом.

— Не поймите меня превратно, мне не так уж и нужна эта подушка. — Видимо, надрывающая голосовые связки скороговорка оказалась заразительной — зазывала тоже трещал как заведенный. — Можно положить под голову аптечку или, там, книгу. Хорошо ли, плохо ли, но мы переехали сюда жить, и тут уж ничего не поделаешь. И мы не отступим. Капитан, поручите мне — я навербую желающих получить ваши ключи. Наберу неплохую компанию. Людей толковых и к тому же готовых на всё. Использовать их можно будет по своему усмотрению — ведь стоит хоть чуточку раскинуть мозгами, и в этой пещере удастся устроить что угодно: хранилище сельскохозяйственных продуктов, фабрику лаковых изделий, которые лучше всего изготовлять в сыром месте, пивоварню, выращивать грибы, да мало ли что еще...

— Вы что, не поняли? Если кто-нибудь проведает о каменоломне, ничего хорошего нас не ждет.

— Почему же, понял. Говоря попросту, вы имеете в виду работу, за которую не нужно платить налога. А это уж по моей части. Например, организуем здесь студию для съемки порнофильмов — на них можно здорово заработать. Неплохо открыть гостиницу для беглых преступников. Расходов немного, а денег с постояльцев бери, сколько хочешь. Еще лучше — устроить палаты для неизлечимых больных из психиатрических лечебниц. Превратить эту пещеру в своего рода тюрьму для бессрочного заключения. Подыскать место для подобного заведения бывает очень сложно: то соседи против, то еще что-нибудь, — а если место найдено, считай, у тебя в руках курица, несущая золотые яйца. В общем, больничные палаты для пожизненной изоляции.