В госпитале как-то было заведено звать сестер только по имени. Это было не по уставу, но на такое нарушение правил никто не обращал внимания. Неважно, мало или много лет было сестре, — все равно, обращаясь к ней, называли только имя. Так было удобнее, да и соответствовало это больше тому назначению, которое определяло слово «сестра».

Ветров, если бы его спросили за минуту до этого, как выглядит новая сестра, затруднился бы ответить на такой вопрос. Он мог бы сказать только, что исполняет свои обязанности она хорошо и что дежурить с ней гораздо удобнее, чем с ее преемницей Катей. Но сейчас он впервые оценил ее лицо. В ярком электрическом освещении оно показалось ему удивительно правильным и красивым. Особенно привлекали большие лучистые глаза, выделяющиеся своим блеском. Темные длинные ресницы придавали им еще большую выразительность. Прическа ее была скромной и аккуратной. Собранные назад темные волосы были тщательно прибраны косынкой.

- Вы что-то пишете? - сказал Ветров, останавливаясь и нагибаясь над столом. - Верно, письмо?

- Да, доктор, - ответила она, осторожным, но настойчивым движением отодвигая в сторону исписанный листок.

- Другу?

- Да, доктор.

Не зная, как продолжать разговор, Ветров постоял с минуту и потом спросил:

- Ну, а в палатах как дела?

- Все в порядке... Золотов просил вас зайти к нему, как освободитесь. Остальные спят.

Ветров прошел в палату к желавшему его видеть больному.

- Что нового скажете? - обратился он к нему. - Зачем звали?

- Извините, доктор, - ответил Золотов, лежавший теперь уже на обычной кровати, - просто побеседовать с вами захотел. Соскучился...

- Что-то быстро очень. Утром, по-моему, виделись, - улыбнулся Ветров.

В синем свете лицо больного казалось бледным. Но уже по его выражению можно было определить, что он хорошо себя чувствует, и дело идет на поправку. За последние дни он отлично кушал и был значительно веселее и разговорчивее.

- Я вот хотел опять спросить, - заговорил он после паузы, - долго ли мне еще валяться? Очень уж надоело хворать, да и время для этого неподходящее. На фронте чересчур что-то спокойно: наверно, готовят немцы какую-нибудь пакость.

- Кто знает, - возразил Ветров, - может быть и немцам что-нибудь готовят, это вероятнее... А лежать вам недолго. Скоро ходить будете, денька через три-четыре насильно вас заставлю. Вот тогда, если откажетесь, будем крепко ругаться.

- Не откажусь...

- Посмотрим! Я к вам специально сестру приставлю... Вот Тамару. Она строгая, по-моему.

- Какая же она строгая, она добрая, - заговорил вдруг с неожиданной энергией Золотов, и Ветров понял, что больной ей симпатизирует. - Она очень хорошая. Удивительная девушка!.. Знаете, когда ее просишь повязку поправить или подушку подвинуть поудобнее и чувствуешь, как она это ловко делает, сразу вдвое здоровее становишься. Будто свойство какое-то в руках заложено... Вон тот новенький, - Золотов показал рукой на койку с поступившим на днях больным, - все стонал сначала. А она подошла, поговорила о чем-то шопотом, поправила, что нужно, и успокоился он. Заснул даже. Что говорить, замечательная девушка! А лицо какое! Посмотришь и подумаешь сначала, что неженка. А ведь ничего подобного! За все берется, ничем не брезгует и все умеет...

- Что-то слишком вы ее хвалите, - улыбнулся Ветров, который с удовольствием слушал расточаемые Тамаре похвалы. - Уж не влюбились ли? Смотрите, узнаю адрес той, которая вам письма пишет, да наябедничаю, и будет вам на орехи!

- Да нет же, доктор, - смутился Золотов, - не так вы меня поняли. Ну, как не хвалить, когда она заслуживает? Да и не я один. Спросите всех - то же самое скажут. Раз хороший человек, так это же сразу видно.

- Ладно, ладно, верю. Но давайте-ка на боковую. Разговоры - вещь неплохая, а спать все же нужно. Важно соблюдать режим. Через три дня, когда вы сделаете первую экскурсию до моего кабинета, я вас угощу особенными папиросами. Но это через три дня, а сейчас - тсс... - он приложил палец к губам и вышел, пожелав Золотову спокойной ночи.

Проходя мимо сидящей за своим столом сестры, он спросил ее:

- Знаете, зачем меня звал Золотов?

- Нет, доктор.

- Вас хвалил. Понравились вы ему.

- Я очень рада... - она опустила ресницы и слегка улыбнулась уголками тонких губ.

Этот простой ответ удовлетворил Ветрова. Он невольно сравнил ее с жеманной Катей, которая, услышав подобный отзыв, реагировала бы, вероятно, несколько иначе.

«А ведь, действительно, она славная, - подумал он, проходя в свой кабинет и садясь опять за книгу: - Как это я сразу не заметил?»

Ему не хотелось спать, и он вновь погрузился в чтение. Но на этот раз громоздкие латинские наименования перестали удерживаться в голове, и впервые ему показалась скучной его научная книжка.

- Действительно, она славная и, пожалуй, красивая, - произнес он вслух. Оттого, что эта мысль пришла к нему дважды подряд, он вдруг рассердился и придвинул книгу ближе, стараясь сосредоточиться. И словно кто-то другой опять подсказал ему новую фразу: - «Она пишет письмо другу. Пишет другу...»

- Нет, повидимому, я сегодня устал, - сказал он самому себе.

Он придвинул часы. Следя за движением секундной стрелки, привычно отыскал пульс и, считая его, думал о чем-то другом. Пульс был нормальным. Разобрав стоявшую в углу постель, он залез под одеяло, не выключая света. Тепло постели приятно убаюкивало. Он потянулся как человек, уставший за день и получивший, наконец, заслуженный отдых, и закрыл глаза.

Разбудил его настойчивый стук в дверь.

- Пожалуйста, - разрешил он, не вставая с кровати. - В чем дело? - спросил он вошедшую сестру.

- Поступила новая партия раненых. Сейчас идет выгрузка. Я хотела вас предупредить.

- Хорошо, спасибо. Истории болезни направляемых в наше отделение принесите мне. А потом и больных посмотрим...

От сна глаза слипались, и в них было ощущение песка. Чтобы размяться, он несколько раз присел. Запыхавшись, он почувствовал себя опять свежим и бодрым. Он уже привык приводить себя в нормальное состояние подобным способом всякий раз, когда обстоятельства требовали перерыва в отдыхе. Это случалось почти каждое дежурство. Умение быстро переключаться от отдыха к работе было необходимо. Но это не обременяло его, потому что каждый раз, когда он просыпался таким образом, его заполняло предвкушение интересного дела, своеобразный азарт борьбы, ожидание необычного.

Подойдя к столику сестры, он спросил:

- Принесли документацию?

- Да, доктор. Вот... - она протянула ему пачку бумаг.

- Сколько человек поступило?

- К нам десять.

- Есть температурящие?

- Двое. У одного 39,6. Я снова поставила термометр.

- Хорошо. - Ветров быстро просматривал истории болезни и откладывал их в сторону. На последней он задержался и произнес: - Открытый перелом бедра... Гм... С разможжением мягких тканей... Гм... Странно, для чего его эвакуировали? Это же нетранспортабельный больной! - он покачал головой и вновь погрузился в чтение: - Да тут еще один диагноз: «осколочное ранение мягких тканей шеи...» Здорово его, беднягу, угостило. Интересно, кто это?.. Звание - лейтенант, должность... - он читал историю болезни с конца и добрался до фамилии в последнюю очередь.

- Это тот самый, у которого высокая температура, - пояснила сестра.

Не отвечая, Ветров прочитал фамилию больного и удивленно поднял брови. Он опустил листок на стол, но потом вновь поднес его к глазам. Его лицо настолько выражало недоумение, что сестра тревожно спросила:

- Что такое? Какая-нибудь ошибка?

Ветров, словно не расслышав, смотрел куда-то в сторону. Потом, нервно куснув губу, проговорил:

- Какая чепуха получается... Где он?

- Кто? - не поняла Тамара.

- Да этот больной... Ростовцев, Борис Николаевич, лейтенант? Где он?

- Положен в маленькой палате. Я ему поставила термометр. Еще рано...

- Все равно. Пойдемте к нему сейчас же! Пойдемте... Хотя, подождите. Надо придти в себя. Это так неожиданно, так странно... Не удивляйтесь, пожалуйста, я все объясню потом...