Именно поэтому поразила Кларка олдувайская находка Лики. Он знал, что в ущелье обнаружено множество разнообразных орудий. Присутствие черепа в одном с ними слое ошеломило его — это был совсем «не тот» череп! Кларк мог ожидать, что здесь будет найден Homo erectus какого-то очень раннего типа. На худой конец он еще кое-как примирился бы с грацильным Australopithecus africanus, который обладал зубами, похожими на человеческие. Но перед ним был массивный австралопитек (Australopithecus robustus). Такая находка была совсем непонятной. Ведь robustus менее человекоподобен, чем africanus. A экземпляр из Олдувая еще меньше напоминал человека.
И все-таки нашли именно его, и притом вместе с орудиями.
Пытаясь переварить эту неожиданность, Кларк, моргая, уставился на Лики. Тот с улыбкой наблюдал за шоковым эффектом своего «десерта». К тому времени Лики, разумеется, уже преодолел первоначальное разочарование, что череп принадлежит австралопитеку, а не Homo. Ведь это его находка, а значит — нечто экстраординарное. Лики решил, что поскольку зубы найденного им существа гораздо крупнее, чем у массивных австралопитеков, то оно вполне заслуживает собственного названия. Он писал: «Я против того, чтобы сочинять слишком много наименований для различных гоминид, но думаю, что желательно выделить данную находку в особый род. Поэтому я предлагаю назвать новый череп Zinjanthropus boisei». Первая фраза здесь звучала крайне фальшиво. Лики был известным «дробителем» — использовал мелкие различия как предлог для провозглашения новых видов — в отличие от «объединителей», которые пытаются упрощать дело, относя несколько типов к одному виду.
Родовое название, которое он предложил, происходило от арабского слова «Зиндж», означающего Восточную Африку, а видовое — boisei — было дано в честь Чарлза Бойса, оказывавшего финансовую поддержку трудам Лики. Однако это название долго не просуществовало. Другие исследователи, отмечая близкое сходство найденного Лики существа с массивным типом, предложили переименовать его в Australopithecus boisei, и постепенно это название вошло в обиход. Лики не особенно противился этому. Он называл череп «дорогуша». К нему пристало также прозвище «Щелкунчик» ("Nutcracker") из-за его необычайно мощных коренных зубов. Но большинству антропологов этот череп известен под названием «зиндж». Он и теперь, когда прошло уже больше двадцати лет, остается лучшим образцом данного типа.
Благодаря этой находке Лики в один день стал знаменитым. Однако в действительности открытие принадлежало Мэри, а не ему. Именно она нашла череп. Именно она склеила несколько сотен кусочков, из которых он состоял, потратив на это месяцы кропотливого труда. Кларк Хоуэлл был одним из первых, кто увидел череп в собранном виде. Луис не раз предоставлял подобную возможность неизвестным молодым антропологам. Очевидно, он помнил, какую роль играли сходные события в его собственной карьере.
Публичная демонстрация зинджа состоялась на Четвертой панафриканской конференции по предыстории человека в Леопольдвиле в конце того же года. Это был гвоздь программы. Те, кто там присутствовал, до сих пор помнят трепет удивления, который пробежал по залу, когда Луис с гордостью представил череп. Все поражались, как столь примитивное существо могло произвести каменные орудия, которые находили на дне ущелья. Ученые могли думать все что угодно, но они вынуждены были считаться с публичным заявлением Лики, что зиндж — хоть это и казалось невероятным — создавал орудия.
Но это было еще не все. Не прошло и года, как Хоуэлл прослышал о совершенно новом методе датировки, разработанном итальянскими учеными. Они определяли возраст отложений лавы и вулканического пепла в окрестностях Рима по данным о распаде радиоактивного изотопа калия и его превращении в другой элемент — аргон. Поначалу это не привлекло внимания Хоуэлла; вероятно, он был так поглощен изучением ископаемых остатков и другими геологическими и финансовыми проблемами, что не оценил потенциальных возможностей нового метода.
Однако так продолжалось недолго. На конференции в Филадельфии Хоуэлл услышал выступление двух геологов — Джека Эверндена и Гарнисса Кёртиса, применивших изотопный метод для определения точного возраста вулканических туфов из Олдувая. Кларк был потрясен. Он мгновенно осознал, что наконец-то найден способ абсолютной датировки, уже не ограниченный рамками нескольких тысячелетий, — если только он окажется надежным.
А он, видимо, был надежен. Со дна Олдувая брали один за другим образцы туфов, и в пределах некоторой погрешности результат получался один и тот же. Пласт I имел возраст примерно 1,8 млн. лет. Значит, и возраст зинджа не меньше. Это были первые костные остатки гоминид, датированные достаточно надежно.
Использованный метод известен сейчас как калий-аргоновый. Он революционизировал геологию и палеоантропологию. Его разработка явилась завершающим триумфом самого плодотворного десятилетия в долгой истории исследований, посвященных происхождению человека.
Родословное древо приматов, построенное Артуром Кизсом в 1931 году, отражает существовавшие в то время неверные представления об эволюции гоминид. Причинами ошибок были: малочисленность ископаемых находок; плохое понимание их взаимосвязей; преувеличение роли индивидуальных различий между находками; неразоблаченная пилтдаунская фальсификация; и наконец, фатальная недооценка истинной шкалы времени. Радиометрические методы датировки ныне относят границу миоцена приблизительно к 20 млн. лет. Согласно Кизсу, миоцен начался около миллиона лет назад. Сравните этот рисунок со схемой, составленной Дэвидом Пилбимом в 1979 году (с. 270).
Суммируя, можно назвать следующие достижения 50-х годов:
Первое. Благодаря морфологическим исследованиям Ле Гро Кларка австралопитеки — прямоходящие существа с обезьяноподобным мозгом — были наконец-то признаны гоминидами. Это означало, что они относятся к тому же семейству, что и человек. Но оставалось еще неясным, были ли они нашими предками или двоюродными братьями. Большинство специалистов, основываясь на предполагаемом возрасте Australopithecus africanus, стали теперь еще более склонны считать их нашими гипотетическими предками — вопреки утверждениям Луиса Лики. Ход мысли был примерно таков: если зинджу (массивному австралопитеку) почти два миллиона лет, то массивный тип из Южной Африки должен быть приблизительно того же возраста; это значит, что больше похожий на человека грацильный австралопитек, найденный в более древних южноафриканских пещерах, жил еще раньше. Насколько раньше, никто не знал, но считали вероятным, что возраст Australopithecus africanus составляет по меньшей мере два, а может быть, и два с половиной миллиона лет — достаточное время, чтобы эволюционировать в человека.
Второе. Пилтдаунский человек был наконец низвергнут, и все с облегчением узнали о бесславном конце подложных костей.
Третье. Определение возраста с помощью калий-аргонового метода вынудило геологов и палеоантропологов всего мира пересмотреть датировки, которые они приписывали минеральным отложениям и ископаемым остаткам. Узнав, что зинджу 1,8 млн. лет, палеонтологи стали удивленно сопоставлять эту цифру с датами, которые они размечали на конструируемых ими схемах эволюции млекопитающих. С самими схемами все было в порядке: последовательность появления различных видов животных — свиней, антилоп, жирафов, слонов — была отработана с элегантной четкостью, однако датировки этих эволюционных событий оказались ужасающе заниженными. Началом плейстоцена тогда считали время около миллиона лет до н. э. В 1961 году эта дата была удвоена, Интересно, что бы подумал об этом неожиданном растяжении исторического времени сэр Артур Кизс. В 1931 году он попытался построить генеалогическое древо для известных в то время ископаемых приматов, вписав его во временную шкалу собственного изобретения. Для него плейстоцен начался около 200 тысяч, а миоцен — около 900 тысяч лет назад. Благодаря новому методу датирования теперь выяснилось, что эту последнюю цифру он занизил на двадцать с лишним миллионов лет. Бедный Кизс! Разоблачение пилтдаунской подделки нанесло тяжелый удар по его профессиональной репутации. Ему было далеко за восемьдесят и он уже удалился от дел, когда навестившие его Оукли и Уэйнер сообщили ему о развязке этой истории. «Потребуется некоторое время, чтобы приспособиться…», — прошептал Кизс. Но он так никогда и не сказал, удалось ему это или нет. Сэр Артур Кизс уже сошел с антропологической сцены, дымка старости окутывала его жизнь. Спустя 18 месяцев он умер, так и не узнав, что, занимаясь всю жизнь определением возраста ископаемых остатков, он каждый раз был до смешного далек от истины.
