До темноты следовало позаботиться о дровах. Стоило нам об этом подумать, как откуда ни возьмись, словно в сказке, появился человек в егерской фуражке.

— Вы командир этих орлов? — обратился он ко мне, указывая на парней, разглядывавших стройные сосны, высившиеся невдалеке от лагеря. Я кивнул, хотя на самом деле командовал лишь частью из них.

Он отвел меня несколько в сторону и доверительно взял за локоть.

— Скажите им, — снова повернулся он в сторону солдат, — чтобы они не вздумали брать дрова из поленниц или рубить здоровые деревья. Топить нужно сушняком! Пойдемте, я покажу вам, где его взять.

Не дожидаясь моего согласия, он пошел вперед. Я за ним. Если бы не его решительность, я бы, наверное, отправил с ним Пилначека.

Егерь водил меня по лесу и показывал, какие деревья можно рубить, а я бродил за ним.

— Дерево — слишком ценное сырье, чтобы сжигать его в костре, — поучал он меня между делом.

Мне хотелось возразить, что человек не менее ценен и я не дам своим солдатам замерзнуть. Однако я решил промолчать. В общем, ничего не случится, если ребята немного поработают. По крайней мере, согреются дважды: при рубке и при топке.

Все отправились за сушняком в хорошем настроении и действовали не хуже опытных лесорубов. Я ходил между группами, изредка отзывая кого-нибудь в сторону и приказывая разуться: надо было проверить, сухие ли у солдат ноги. Если носки оказывались хоть чуть-чуть мокрыми, я отсылал солдата в палатку переобуться. Простудные заболевания — далеко не лучший итог учений. Это было ясно всем.

Гора дров возле палаток быстро росла. Наконец я решил, что заготовленного топлива вполне должно хватить. Тени становились длиннее, мороз крепче. Мы торжественно повалили последний сухой ствол.

Наш обратный путь лежал мимо палаток советских воинов. Возле них творилось такое, отчего у меня, например, дух захватило. Обнаженные до пояса, солдаты растирались снегом и поливали друг друга ледяной водой.

— Брр, — содрогнулся Малечек. — Это невероятно, ведь так можно лишиться остатков здоровья!

Словами он не ограничился и направился к одному из бойцов, которому эта процедура была явно по душе, — тот громко напевал и посмеивался.

— Ты что, из Сибири? — спросил Малечек, подойдя ближе, но не настолько, чтобы попасть под ледяные брызги.

Полуголый певец, от спины которого валил пар, удивился:

— Почему из Сибири? Я из Сочи.

Мы как зачарованные следили за происходящим и не тронулась с места, пока все советские солдаты не скрылись в палатке.

Между тем тьма начала сгущаться. Внутри нашей палатки становилось все теплее и теплее, и это свидетельствовало о том, что Черны успешно справился с ролью печника.

Мы начинали чувствовать, как тяжелеют веки. Всех охватило единственное желание — поскорее забраться в спальные мешки. Некоторые уже стали разуваться.

— Перед сном что нужно сделать? — переломил я себя.

— Лечь! — хором ответили мне они.

— Умыться, — поправил я их. — Сами же видели.

Теперь мне оставалось только одно — раздеться до пояса и показать пример. Это было ясно и моим подчиненным. Они ждали, что сейчас произойдет.

Ничего особенного не произошло. Я снял перчатки, подошел к сосудине с водой и как следует вымыл руки, лицо. Не всегда удается выйти победителем из боя с самим собой. Мой пример подействовал. Они тоже вымыли руки, немного поплескали в лица и тут же стали быстренько раздеваться, чтобы наконец очутиться в теплых спальных мешках.

— Это уже третья ночь в палатке, — проговорил Душек, когда все улеглись.

— Завтра начнется самое главное, — бросил я.

— Нам надо будет доказать, что мы не хуже советских солдат, — добавил кто-то из противоположного конца палатки. Эта тема вызвала у всех живой интерес.

Начались дебаты: как этого добиться? Временами дискуссия переходила в спор, но я не вмешивался. Я был доволен.

Желая высказать и свое мнение, я высунулся из спального мешка и вдруг почувствовал запах…

— Здесь кто-то курит, — сказал я укоризненно.

Все стали меня убеждать в том, что виной всему — печь. Коленца труб, мол, не прилегают друг к другу так плотно, как следовало бы, отсюда и дым…

— Это сигарета, — не поддался я на их уговоры. — Самый лучший способ сгореть к утру. Так что курильщик сейчас же встанет и затушит сигарету на улице. Перед палаткой! — решительно произнес я.

Наступила глубокая тишина. Никто и не собирался вылезать из спального мешка, а тем более выходить на мороз.

— Я жду! — настаивал я, решив не отступать. Опять никакого ответа.

Я уже собрался встать, чтобы найти курильщика, но тут раздалось шелестение синтетического материала, послышались приглушенные шаги. Затем полог палатки на мгновение отлетел в сторону. В наше тепло ворвалась волна ледяного ветра. Но это длилось не больше секунды. Таинственная фигура возвратилась. Я разглядел в темноте лишь отдельные черты, но сомнений не оставалось — это воин Кочка. Некоторое время я раздумывал, наказать его или сделать вид, что я не заметил, кто это. Остановился на последнем.

Было самое время закрыть глаза и спать. Но меня вдруг насторожило, что во время дискуссии я ни разу не слышал голоса Метелки. Это было не в его правилах.

— Иван! — не очень громко произнес я. — Что с вами?

— Все в порядке, товарищ поручик, — ответил Метелка.

Но это был не тот, столь привычный всем, бархатный баритон.

— С вами что-то произошло, — заключил я.

— Абсолютно ничего, — ответил Метелка, но не сдержался и то ли скрипнул зубами, то ли застонал.

В это время я уже вылезал из спального мешка. Склонившись над Метелкой, я пощупал его лоб. Температура, похоже, была нормальная. Но каким нездоровым показалось мне его лицо!

— Так что случилось?

— Ничего. К утру все пройдет.

— Скажите, что с вами? — настаивал я.

— Немного болит здесь, — показал он себе на живот справа.

— Разыщите доктора! — повернулся я к Пилначеку, который уже стоял возле меня.

Наскоро одевшись, Пилначек выскочил на мороз. Вскоре он вернулся вместе с четаржем Бальцаром.

— Вылезли из мешка, я осмотрю тебя, — сказал Метелке доктор, которого Пилначек наверняка уже успел ввести по дороге в курс дела.

Метелка попытался подчиниться, но ничего из этого не вышло. Он уже не мог сдержать стон.

Бальцар хотел ему помочь, но Метелка тут же вскрикнул от боли.

— Лежи и не двигайся, — сразу изменил свое решение доктор. — Сейчас вернусь.

Он выбежал из палатки. Я понял, что последует за этим, и стал быстро одеваться.

Через несколько минут возле палатки послышалось урчание мотора. Бальцар вернулся в сопровождении поручика Влчека и двух солдат с носилками.

— Разойдись! — прикрикнул он на ребят, успевших за это время столпиться вокруг больного. Метелку в спальном мешке аккуратно переложили на носилки.

— Это аппендицит, — шепотом сообщил мне Бальцар. — И наверняка сильно воспалился.

Вместе с одним из солдат Бальцар поднял носилки. Мы с Влчеком вышли за ними. Когда Метелку погрузили в санитарную машину, я тоже собрался влезть туда, но Влчек решительно отстранил меня.

— Поеду с ним! — настаивал я.

— Завтра самый главный день учений, тебе придется не просто работать, а пахать. В полном смысле слова. Для этого нужно как следует отдохнуть или, по меньшей мере, выспаться, — сказал Влчек тоном, не терпящим возражений.

— Я поеду. Вернусь вовремя, — упрямо отмахивался я от его доводов.

— Ты останешься здесь! С Метелкой поеду я. Сам. А ты — марш в палатку и спать! Чем быстрее это будет, тем лучше!

— Боюсь, каждая минута на счету! — прервал наш спор Бальцар.

Поручик Влчек ничего больше не сказал, быстро влез в санитарную машину и захлопнул за собой дверцу.

Я вернулся в палатку и молча залез в спальный мешок. Разговаривать никому не хотелось. Все думали о Метелке. Меня же, кроме всего прочего, беспокоило и то, что за несколько часов до основной фазы учений я потерял опытного командира взвода. Вот и надейся теперь вырваться вперед!