Наступил вечер, после него ночь, и тут мы поняли, что настоящее испытание, собственно, только начинается. Ударил мороз, и дорога превратилась в каток.

Мы как раз проезжали по возвышенности. Казалось невозможным, чтобы такие стальные колоссы, как наши танки, гусеницы которых опасно пробуксовывали на обледеневшей дороге, преодолели крутые подъемы. Но спуски были не лучше, напротив, они были даже более опасны. Канавы будто притягивали танки, и машины упорно не желали слушаться управления.

Ко всему этому нас начинало поджимать время. Не успели мы глазом моргнуть, как уже на два часа выбились из запланированного графика движения. Было ясно, что надо что-то предпринимать. Наиболее подходящей мерой нам казалась остановка всей колонны и освобождение места для проезда машин, с которых бы нам посыпали песком дорогу.

Но командир полка решил иначе.

— Ребята, — услышали мы в наушниках его голос. Он звучал совсем не по-командирски и по интонации больше напоминал голос отца на семейном совете. — Посыпочные машины идут в конце колонны, и, прежде чем они проберутся в голову, пройдет уйма времени. Они и сами буксуют. А дальнейшего отставания от графика мы себе позволить не можем. Поэтому я приказываю вам, не прекращая движения, вдвое увеличить интервалы между машинами и повернуть башни назад. Исполняйте немедленно.

Мы выполнили приказ командира. В башне, повернутой назад, я сидел как на наблюдательной вышке. По крайней мере, у меня возникло такое ощущение. Меня пугала высота, на которую мы поднялись и которую я скорее чувствовал, чем видел. Потом я услышал в наушниках голос поручика Влчека. Он обратился к нам без позывных сигналов, но его голос мы все очень хорошо знали по собраниям и совещаниям. Радиосвязь его почти не искажала.

— Ребята, — начал он так же, как и командир полка. (За эти несколько лет военной службы я хорошо понял, что ребятами солдат называют тогда, когда дело принимает действительно серьезный оборот.) — Ребята, — повторил он, — мы отстаем от графика, а между тем впереди у нас очень сложный участок марша. Песочком нам никто дорогу посыпать не будет. Но мы не можем позволить себе, чтобы отставание увеличилось. Все теперь будет зависеть от командиров и водителей танков. Вы хорошие командиры и хорошие водители. Вы умеете водить. Все без исключения. Даже те, которых мы иногда ругаем. Теперь необходимо, чтобы вы доказали это.

Я приказал Малечеку увеличить интервал. Колонна продолжала пробиваться сквозь тьму и метель, невзирая на плохую дорогу.

Не знаю почему, но именно во время опаснейшего спуска я сказал Малечеку:

— Мы отложили вашу свадьбу. На четырнадцать дней.

Я ждал, что он ответит. Но напрасно. Пришлось мне прямо спросить его:

— Что вы скажете об этом?

— Наверное, это самое мудрое из того, что вы могли сделать, — ответил он решительно.

— Либушка, конечно, поймет это, — продолжал я.

Малечек не ответил, потому что неожиданно наш танк затанцевал на обледенелой дороге.

— Придержите левую гусеницу. — Я тоже хотел быть хоть как-то полезен в этой трудной обстановке. — Еще больше, еще.

Танк успокоился, и мы без проблем продолжили движение.

— Как вы сказали, товарищ поручик? — спросил Малечек, убедившись, что из непослушного хищника танк снова стал кротким ягненком. — Что она поймет?

— Не беспокойтесь зря, Малечек, все будет хорошо, вот увидите, — успокаивал я его.

Возвышенность осталась позади. Все обошлось без приключений. Я облегченно вздохнул.

Давно известно, что беда приходит тогда, когда ее меньше всего ждешь. Так было и с нами. Резкий толчок — и в голове моей от удара заплясали разноцветные искорки — голубые, зеленые, желтые, красные. Как у героев рисованных мультфильмов, когда им хорошенько достается. Через несколько секунд, когда интенсивность пляски немного уменьшилась, я установил, что мы оказались в канаве.

— Товарищ поручик, с вами ничего не случилось? — услышал я тревожный голос Малечека.

— Шишка наверняка будет, — ответил я. — Но это неважно, я в отличие от вас не жених.

— Не хотите расстегнуть комбинезон?

— Наплевать на него. Сейчас мы должны выбраться из каналы.

— Есть, — преобразился Малечек-жених в Малечека-солдата и включил заднюю скорость. Гусеницы начали буксовать.

— Чуточку вперед и попробуйте еще раз, — посоветовал я ему.

Мотор снова завыл, танк вздыбился — и опять ни с места.

— Так я из этой канавы не выберусь. Единственный выход — ехать вперед, — проговорил Малечек. — Это я понял еще при первой попытке.

Перед нами тянулся освещенный фарами фабричный забор из проволочной сетки, натянутой на бетонные столбы.

— Сколько может стоить метр проволочной сетки? — спросил я.

— Тридцать крон, — ответил Незбеда. — Отец покупал такую для дачи. Если, конечно, она с тех пор не подорожала.

— А один бетонный столб? — поинтересовался я.

— Приблизительно пятьдесят, но точно не знаю. Мы натягивали сетку на металлические трубы.

— Если мы поедем вперед, сколько столбов и сетки сомнем?

— Четыре столба и метров пять сетки, товарищ поручик, — прикинул Малечек ущерб, который мы собирались нанести государству.

— Так что более пяти сотен это стоить не будет, — быстро подсчитал я.

— Не будет, — единодушно отозвался экипаж моего танка. По-видимому, всем уже надоело стоять в бездействии.

— Пятьсот осилю, — решил я и готов был уже отдать приказ начать движение вперед.

— Товарищ поручик, согласен взять на себя половину, — предложил в последнюю минуту Малечек.

— Знаете, сколько стоят пеленки, ползунки, коляска и конверт для ребенка? А эти ползунки должны быть каждый месяц новые, потому что сейчас дети быстро растут. Экономьте денежки, они вам еще потребуются, — отверг я его предложение и почти сразу же увидел, что за забором неистово размахивает фонарем мужчина с повязкой заводского охранника на рукаве. Наверное, он понял, что может произойти.

— Подождите! — кричал он, стараясь удержать нас от намерения сломать забор.

— Не бойтесь, товарищ! — крикнул я в ответ, пытаясь успокоить его.

Я вынужден был кричать, чтобы он услышал меня. — Мы проедем аккуратно!

— Сынок, ты хочешь повалить забор? Я за него отвечаю!

— Веру это на себя, — заявил я. — И любой ущерб возмещу.

— Но я тебя не знаю, — заколебался охранник.

Самое время было дать ему визитную карточку, но таковых я пока не имел. Собирался заказать после производства в надпоручики.

— Я поручик Гоушка! — крикнул я. — А счет предприятие пусть пришлет на мой адрес! — Я продиктовал ему название гарнизона и номер части. Он записал все это в блокнот. Было ясно, что я его уговорил.

— Товарищ, отойдите шагов на двадцать в сторону, — попросил я его. Мне стоило большого труда не назвать его дедушкой. Он находился при исполнении служебных обязанностей и мог обидеться. Охранник сделал двадцать шагов в сторону, старательно их при этом отсчитывая, и я отдал приказ: — Вперед!

Малечек нажал на газ, отпустил сцепление, и мы прошли через забор как нож сквозь масло. Меня больше всего интересовал размер ущерба. С облегчением я подсчитал, что более чем на пять сотен он не потянет.

Выехали мы через ворота завода, которые охранник проворно открыл для нас.

— Сколько мы потеряли из-за моей шишки? — спросил я Малечека.

— Не более тридцати минут.

— Тридцать минут — это порядочно, но мы их наверстаем.

— Наверстаем, товарищ поручик.

Нам быстро удалось догнать колонну, потому что она, к счастью, остановилась на короткий привал. Все экипажи не преминули воспользоваться этим и поспать. Я обошел роту. Все, казалось, было в порядке. Кроме одной мелочи. Малечек уснул как убитый. Я несколько раз его встряхнул и убедился, что это уже был не сон, а полуобморок. Наконец мне удалось привести его в состояние, при котором он был способен хотя бы частично что-либо воспринимать.

— Вылезайте, — приказал я.

Это получилось у него с трудом, так как он еще находился в полусонном состоянии.