— Видишь? — говори он, указывая пальцем на мои влажные глаза. — Вот поэтому ты нужна ему.

 Откашлявшись, он продолжает свой рассказ:

 — Итак, Твитч решил, что будет со мной. Я опустил нож и уже через секунду мы стали друзьями. Между нами появилось доверие. Я не могу доступно объяснить это. Мы оба были детьми, но я был любопытным и чувствовал, что должен спросить его. Я и спросил. Я спросил его, почему он был так зол. Он рассказал мне, что, когда ему было восемь, отчим пытался убить его. Вытряхнуть из него жизнь. Он был мертв в течение четырнадцати минут, прежде чем его вернули обратно к жизни. Он сказал, что у него было легкое повреждение мозга, и кто-то из докторов даже предположил, что именно оттуда и произрастает его злость. Я сказал ему, что он имеет все основания быть злым. Он покачал головой и возразил мне. Он сказал: «Нет. Я такой злой, из-за того, что не умер».

 Крутанувшись на стуле, я поворачиваюсь спиной к Юлию.

 Это очень личный момент, когда у тебя разбивается сердце. Я не хочу, чтобы он был свидетелем. Внезапно, мне хочется остаться одной.

 Дыша через комок образовавшийся в горле, я напрасно пытаюсь сдержать слезы.

 Юлий говорит:

 — Он ни во что не ставит окружающих его людей. Если ты не бросишь его, то станешь для него кем-то и он будет считаться с тобой.

 Прикрыв лицо рукой, я чувствую обжигающие слезы, хлынувшие из моих глаз и увлажняющие мою ладонь, затем слышу, как дверь моего кабинета открывается и потом закрывается. Я думаю о словах, которые не могу заставить себя произнести в этот момент.

 Спасибо тебе, Юлий.

 Вернувшись домой после девичника с Дэйвом и Никки, я отпираю дверь в квартиру, и как только вхожу внутрь, срезу же скидываю с ног туфли.

 Я понятия не имею, почему мы, женщины, носим подобную обувь. Каблуки – настоящее современное устройство для пыток.

 Единственная причина, по которой я надела их это потому, что эти роскошные ярко-красные туфли мне купил Твитч. Они идеально подходили к обтягивающему, маленькому, черному платью, которое купил мне тоже он. И красный кожаный клатч, и рубиновый кулон. Все это купил мне Твитч.

 Ничего себе.

 Я уверена, что мой сегодняшний наряд стоит примерно тысячу долларов. Что, по моему мнению, просто возмутительно.

 Мне необходимо было провести вечер с подружками. И я говорю это не для того, чтобы кого-то оскорбить. Дэйв считает себя одной из нас еще со времен университета. Это так мило.

 Я голодна. А также пьяна.

 Держась за стену в коридоре, для поддержки, я маленькими шажками иду в комнату. Включаю музыку и подпеваю песне Кэрри Андервуд – Blown Away. Грустная песня.

 — Печальная песня. Я не хочу печальную. Мне нужно что-то позажигательней. — Говорю я сама себе.

 Покачиваясь, я осторожно тыкаю по кнопкам, и просматриваю свой плейлист. Остановившись на «The Fray» – Love Don’t Lie, я издаю радостный вопль и начинаю пританцовывать в такт музыке. Взяв с туалетного столика расческу, я провожу ею по птичьему гнезду, в которое превратились мои волосы и прокручиваю в голове события этого вечера.

 Я встретилась с Дэйвом и Никки в баре и, обменявшись с ними поцелуями и обнимашками, села на расшатанный барный стул. Мы делились друг с другом тем, как прошла неделя, новостями и о говорили своих отношениях. Что было немного странно, потому как наш разговор происходил примерно так....

 Я сказала им:

 — У нас с Твитчем пока все хорошо. Он сложный и все такое, но со мной он становится другим. Он хорошо относится ко мне. Ему нравится баловать меня и с каждым днем я люблю его все сильней. Так что, думаю, у нас все хорошо.

 Никки и Дэйв мило улыбались, глядя на меня. Я так рада, что мои друзья поддерживают меня. Это так много для меня значит.

 Потом Дэйв взглянул на Никки и выдал:

 — Как, думаешь, обстоят дела с Хэппи?

 Она пожала плечами:

 — Нормально. Мне кажется. Секс обалденный и я уверена, он предпочитает женщин, но... — Она одарила Дэйва хитрой улыбкой: -… мне нравится наблюдать за ним и Дэйвом. Это так возбуждает.

 Дэйв игриво ее толкнул:

 — О, спасибо, крошка. Мне тоже нравится смотреть, как вы трахаетесь. Киска меня не привлекает, но наблюдать за всем действом – очень горячо.

 У меня отвалилась челюсть из-за странного предмета их разговора.

 Никки захихикала:

 — О, особенно мне нравится, когда он... — она наклонилась к Дэйву поближе и прошептала что-то ему на ушко. Дэйв закусил губу, прежде чем пробормотать: — Мне тоже это нравится.

 Подняв руку, привлекая внимание бармена, я сделала заказ:

 — Мне потребуется примерно одиннадцать коктейлей, чтобы стереть последние пять минут идиотизма из моих воспоминаний. Что бы вы посоветовали?

 Пока мое лицо пылало от смущения, Никки и Дэйв ухмылялись как пара кошек, которые добрались до сливок.

 Мы пили. И болтали. И вновь пили.

 Потом разговор пошел в более привычном для меня русле.

 Дэйв нечленораздельно произнес:

 — Вы знаете какое слово является странным?

  Никки и я ждали его ответа, затаив дыхание.

 — Брюки. Почему во множественном числе? Да, у каждого есть по две ноги, но это только один предмет одежды. Должно быть «брюк», черт побери!

 Шепоток одобрения пробежался по залу. Потом я сказала:

 — Мне это тоже не нравится. Это та же самая ерунда, что и Увитбиксы. Почему одна штука называется Увитбиксы9? По идее должен быть Увитбик, если один, правильно же?

 Дэвид, кивая, потягивал свой коктейль:

 — Вот по этому-то мы и друзья.

 Никки взволнованно хлопнула по барной стойке.

 — У меня тоже есть слово! Почему ножницы, называются ножницами? — Дэйв и я окинули ее своими лучшими одобряющими взглядами и согласно закивали.

 Я люблю своих друзей.

 Тряся головой, вспоминая все те глупости, что мы несли в баре, я пританцовываю в такт музыке, льющейся из моей супернавороченной стереосистемы, кружась по всей комнате.

 Повернувшись, я взвизгиваю, наткнувшись на черную тень перед собой. Глубоко вздохнув, я открываю рот, чтобы закричать, как вдруг чьи-то руки обнимают меня, и я чувствую его запах.

 Засранец Твитч. Подлый, глупый Твитч с этими его подползаниями, прятаньем, и подкрадыванием.

 Млея от его объятий, я выдаю первое, что приходит мне в голову:

 — Почему ты больше не используешь на мне ремень?

 Ух ты. В моем голосе прозвучало намного больше обиды, чем я планировала.

 Отстранившись, он отвечает:

 — Потому что я уверен, что ты больше не попытаешься убежать.

  Хмммм. Ну, я думаю в этом есть какой-то смысл. В нетрадиционном смысле слова. Я думаю.

 Я все же надуваю губки.

 Он удивленно спрашивает:

 — Ты напилась?

 Я фыркаю:

 — Нет. Я выпила всего...— мысленно подсчитываю - ...шесть Лонг-Айлендов, и рюмку текилы. Я в порядке.

 Произнеся все это, у меня вдруг подкашиваются коленки, и я висну в объятиях Твитча как тряпичная кукла. Он нежно целует меня где-то в область бровей: — Ты хочешь, чтобы я использовал ремень?

 Я хрипло отвечаю:

 — Да.

 Посадив меня на кровать, я наблюдаю за тем как он отходит от меня к своим штанам, которые валяются на полу, вытаскивает ремень из петель и идет назад ко мне.

  Вау. Он необъяснимо завораживающе действует на мое сознание. И так каждый гребаный раз. Обычно, мои мысли роятся в той штуке, которую я называю мозгом. Но в данный момент, все что я слышу – это пронзительный свистящей шум в голове.

 Мы официально ненормальные.

 В моем раскованном алкоголем состоянии, я говорю ему:

 — Я хочу попробовать что-нибудь новое этой ночью.

 Он останавливается на полпути ко мне. То, как он оборачивает ремень вокруг своей руки, такой крепкой и привлекательной, это самая возбуждающая вещь, которую я когда-либо видела.

 — О, да? И что же, Ангел?

 Я маню его пальцем, и он подходит ближе. Затем я встаю на колени на кровати и, наклонившись к его уху, шепчу: