Мне противно. Это противно.

 Крепче сжимая руку вокруг моей шеи, он шипит:

 — Закрой свой рот и не издавай никаких долбаных звуков.

 Его отвратительный запах окутывает меня. Крикнув в последний раз так сильно, как могу, я замолкаю.

 Он убирает руку с моего самого интимного места, затем лезет под блузку и сжимает мою грудь.

 Мое сердце рыдает с каждым его омерзительным прикосновением. Он лапает мое тело, везде и как ему хочется, как будто я игрушка, а не человек. Проведя рукой вниз по моим ребрам, он останавливает ее на моем бедре на секунду, прежде чем произносит:

 — О, черт, а ты горячая штучка.

 Затем он запускает руку сзади мне в трусики, и сильно сжимает меня за ягодицы. Я всем телом вздрагиваю после каждого сильного и приглушенного всхлипа.

 Меня никогда не насиловали. Но я работала с людьми, которых насиловали. И теперь я знаю, что каждый раз, когда говорила «я понимаю» одному из своих подопечных, на самом деле не имела об этом ни малейшего представления.

 Даже и близко не понимала.

 Я почти физически ощущаю, как мое сердце разбивается вдребезги.

 Внезапно меня грубо дергают назад. С глухим ударом я приземляюсь на жесткий бетон и в смятении наблюдаю за разворачивающейся передо мной картиной.

 Напавший на меня амбал врезается мордой в кирпичную стену здания благодаря действиям другого высокого мужчины.

 Черная толстовка.

 Это он.

 Он держит моего насильника за шею, рывком пригибает его голову вниз, в то же время поднимая согнутую в колене ногу.

 Щелчок, удар.

 Он делает это снова и снова. Все внутри у меня сжимается от степени жестокости развернувшейся передо мной сцены. В конце концов я слышу глухой стук об землю и понимаю, что мой насильник потерял несколько зубов.

 О, боже.

 Человек в толстовке с капюшоном продолжает свое молчаливое избиение. Он бросает напавшего на меня мужика на землю и пинает его по ребрам, как будто перед ним просто футбольный мяч. Он делает это еще несколько раз, прежде чем его взгляд задерживается на мне.

 Тяжело дыша, он останавливается и направляется ко мне.

 Парализованная от страха, сквозь пелену слез я наблюдаю, как он приближается. Он почти достигает моих ног, когда я шепчу:

 — Пожалуйста, остановись. Не подходи ближе.

 Мои локти ноют, кожа на них, конечно же, содрана. Я пытаюсь отползти назад и плачу от боли.

 Именно тогда он делает то, о чем я давно мечтала.

 Он снимает капюшон.

 — Я не собираюсь причинять тебе боль.

 О, боже. Этот голос. Он звучит так же, как и в моих снах.

 Спокойный, с небольшой хрипотцой. Потом до меня кое-что доходит:

 — Ты американец.

 — Так же, как и ты, — отвечает он, не задумываясь.

 В его голосе слышится скука. Глядя на него снизу-вверх, я все еще не могу в темноте рассмотреть его лицо, но тут раздается звук расстегивающейся молнии, и я начинаю громко хныкать.

 — Пожалуйста, не делай мне больно, — задыхаясь, я сквозь слезы, прошу его. — Умоляю.

 Не говоря ни слова, он подходит ко мне. Дрожа, я зажмуриваюсь и, умоляя, шепчу:

 — Пожалуйста. Пожалуйста. Не надо.

 Он просовывает свои сильные руки мне под мышки и помогает подняться на ноги. Набрасывает что-то теплое мне плечи, и тогда я понимаю, что молния, звук которой я слышала, была на его куртке, а не на брюках.

 Почувствовав невероятное облегчение, я тянусь вперед, к нему.

 Прижимая мое лицо к своей груди, он обнимает меня, в то время как я громко всхлипываю. Он придвигается вперед и наклоняется. Обратно надевает на меня мои брюки, пытаясь удержать их на месте, но, безусловно, молния сломана.

 Оставляя насильника позади, я втайне надеюсь, что он мертв. Но судя по дрожащим, задыхающимся звукам, которые он издает, мои ожидания не оправдываются.

 Парень придерживает меня, пока ведет к моему подъезду. Он не торопит меня, и чрезвычайно терпелив, пока я передвигаю свои трясущиеся ноги по ступенькам на второй этаж.

 Когда мы доходим до моей квартиры, он открывает дверь. И только когда мы оказываемся внутри, до меня доходит, что он знает, где я живу.

 Так почему ты не чувствуешь себя в опасности?

 Потому что я в безопасности. Я просто знаю это. Я уверена в этом.

 Он закрывает за нами дверь, включает свет и ведет меня по небольшому коридору в мою спальню. Вот тогда-то я и вижу его кожу.

 Разукрашенная. Как одно большое произведение искусства.

 Перестав плакать, я спрашиваю его дрожащим голосом:

 — Ты был здесь раньше?

 Но он мне не отвечает.

 Доведя меня до кровати, он усаживает меня, затем идет в ванную. Не проходит и тридцати секунд, как я слышу, что он включил душ и снова вернулся в мою спальню.

 Он даже не смотрит на меня, пока роется в моих выдвижных ящиках, вытаскивая оттуда одежду для меня.

 Поэтому, пока у меня есть возможность, я рассматриваю его.

 Если бы я увидела этого парня на улице, таким, как он сейчас одет, я бы опустила голову и пошла в другую сторону. И молила бы Бога, чтобы он этого всего не заметил, потому что злить подобных типов, однозначно, не самая удачная идея.

 Хотя он очень красив. Только не в традиционном представлении.

 Он высокий, чуть больше шести футов, у него мускулистое накачанное тело и оливковая кожа. Его темно-каштановые волосы начисто выбриты по бокам головы, но длинные на макушке. Он одет в темно-синие джинсы, которые обтягивают его длинные и крепкие ноги, белая футболка подчеркивает его широкую грудь и плечи, внешний вид дополняют белые кроссовки и толстый, черный, кожаный ремень. Но мое внимание привлекает то, что скрывается под его футболкой.

 Его руки и шею покрывают татуировки. На правой скуле у него вытатуировано число «13».

 Тыльная сторона его рук просто загляденье. Не могу подобрать другого слова, чтобы это описать. На левой руке красуется замысловатая роза, черного оттенка с дымчато-серым контуром; на правой руке череп серого оттенка с окаймляющим его дымом. Он выглядит так реалистично, что у меня мурашки пробегают по коже.

 О, боже.

 — Тебе больно.

 Костяшки его пальцев опухли и кровоточат.

 Остановившись, он кидает на меня взгляд из-под прикрытых глаз. Они сощурены далеко не для придания ему сексуальности, а просто скучающе и отчасти задумчиво. Постоянно.

 Ему это идет.

 Он красивый, и, если бы не татуировки, выглядел бы совсем, как модель одежды. У него волевой подбородок, полная нижняя губа, высокие скулы и светло-карие глаза.

 — Не беспокойся об этом, — бормочет он. — Иди в душ.

 Не знаю, почему я подчиняюсь парню, которому нравится наблюдать за мной из-под капюшона, но я это делаю. Как только я встаю, волоски на затылке начинает покалывать, и я спрашиваю его удаляющуюся спину:

 — Ты будешь все еще здесь, когда я вернусь?

 Медленно повернувшись, он с любопытством смотрит на меня из-под капюшона. Мы смотрим друг на друга добрых тридцать секунд, прежде чем он спрашивает своим хриплым голосом:

 — Ты хочешь, чтобы я был здесь?

 Не доверяя своему голосу, я киваю, избегая его взгляда.

 И чувствую облегчение, когда он кивает в ответ, поворачивается и командует:

 — В душ.

 Сняв свой халат с задней стороны двери спальни, я плетусь в свою маленькую ванную и раздеваюсь, не глядя в зеркало. Если я взгляну в зеркало на себя в таком состоянии, в котором сейчас нахожусь, то уверена, что отражение приведет меня в ужас. На самом деле, я задаюсь вопросом, почему я не напугана больше, чем следовало бы в подобной ситуации.

 Нечаянно я бросаю беглый взгляд на свое отражение и со смешком кашляю.

 Зеркало так запотело, что я не могу ничего толком в нем разглядеть. Ну, и, слава богу.

 Быстро сбросив остатки одежды, я становлюсь под обжигающе горячие струи и пытаюсь выдержать под кипятком так долго, пока кожу не начинает жечь.