Жезл поднялся, поймал цель, прозвучали три слова.

Копье белого света сожгло плащевика; тот извернулся и упал в стороне. Вспышка показала Викару еще с дюжину темных силуэтов свисавших с потолка. Гнездо. Они зашевелились, когда он заметил их, дюжина белых клочков падающих на него с огромными пастями и стеклянными глазами и клыками. Викар прокричал слова, выставив жезл и прикрыв глаза. Он кричал их снова и снова, и снова, пламя ревело не переставая, обжигая его пальцы, очищающий огонь во тьме.

Что-то поймало его за ногу и потянуло. Викар потерял равновесие и упал, не в силах увидеть что-либо сквозь лабиринт отблесков и агонию, раздиравшую голову. Он вслепую ударил жезлом в то, что схватило его, но хватка только сжалась. На руку это не было похоже.

Викар быстро протер глаза рукавом. В багровом отсвете расщелины он увидел, что схватило его за ногу, даже сквозь застилавшие его глаза отблески и огонь в ушах и тела обгорающих плащевиков, рассыпанные по полу пещеры. Увидел очень отчетливо.

Яйцо в сундуке вылупилось. И держало его ногу одним из толстых темных щупальцев.

Викар завопил, и услышал свой крик, даже без ушных перепонок. Волна позволила этому вылупиться, ну конечно же. Викар понял это даже в своем безумии, выкрикивая слова и указывая жезлом на три глаза абсолютной черноты всего в ярде от него. Он знал теперь, почему дроу так веселила мысль о плевке, и почему они не смели делать этого. Вода освободила детеныша. Даже дроу такого не пожелали бы.

Чешуйчатый новорожденный поднялся, когда Викар произнес последнее слово. Он не мог закрыть глаза и не смотреть на то, что произошло.

Горячо, так горячо и потом слепота, но он увидел все.

Во вспышке чистого света заполнившей пещеру он увидел тварь с щупальцами и тремя глазами, пробитую сверкающим копьем в его руках. В тот же миг она окуталась дымом, черным как самый ужасный кошмар; и тварь и жезл разлетелись на части.

Почти половина населения Зала Раурога стали жертвами землетрясения, раненые или погибшие. Когда выжившие нашли дрожащую рыбачку, ее глаза были закрыты, но посиневшие губы все еще шевелились.

— Сто шестьдесят пять, — прошептала она, услышав их приближение. — Сто шестьдесят пять.

Спасатели слышали угасающий грохот из Провала и поняли. Одна сотня и еще шестьдесят пять секунд сверху донизу. Они оттащили ее в безопасность. Место в легендах ей было обеспечено.

Ладони Викара покрылись пузырями ожогов. Он держал их перед собой и плакал, окончательно оставшись без сил. Искореженные руки светились как факелы для его инфразрения. Он стоял на ногах, шатаясь на усыпанном берегу возле алой трещины. Он не помнил ничего после взрыва, ни что произошло, ни как он оказался здесь.

Он вошел назад в пещеру. — Геппо! — закричал он. Не слышал ничего, даже измученного стона разодранных ушей. — Геппо! Геппо!

Он нашел Геппо высвобождавшимся из складок обмякшего белого покрывала. Забрызганная красным пасть была безвольно распахнута, пожелтевшие глаза ничего не видели. Геппо потянулся к Викару, купаясь в жарком свете собственной крови. Дерро произнес слова, которые гном не мог услышать. Викар взял его за руку и наклонился ближе.

— Кольцо не очень долго работало, — сказали губы Геппо. — Не долго, но плащевик не убил Геппо, а? — Дерро выдавил чернозубую улыбку. — Геппо придумал хороший план. Кушал голубые грибы в пещере. Хурет, яд в крови, но не убьет Геппо. Истинные Мастера всегда едят голубые грибы. Делает всех очень больными, если пытаются есть Истинных Мастеров, даже Геппо. — Дерро сжал ладонь Викара. — Геппо умный, а? Плащевик очень больной.

— Я использовал тебя, — сказал Викар. Он прижал дерро к себе. — Я использовал тебя, чтобы выманить их. Я предал тебя. О боги, простите. Я убил тебя.

Дерро только улыбнулся. — Неправда, — сказал он. — Ты дал Геппо магию. Дал Геппо настоящую магию. Не долго, но была насто… Ма… — Он напрягся. — Спа…

Свет в бледных глазах угас.

— Нет, — закричал гном, держа дерро. — Геппо. Великие боги, услышьте меня. Нет. Нет…

Только тишина слушала его.

На залитых звездным светом равнинах Восточного Шаара охотник расшевелил умирающие угли костра, думая о своей мертвой жене. Волшебница в башне закрыла старинный том и потерла глаза, встревоженная написанным. Старый пастух в тепле своего дома сыграл нежную мелодию на флейте, и начал рассказывать своему внуку на ночь историю о призраках.

— Где мой Скуллпортский Специальный? — взревел дварф. — Я уже год назад сделал заказ!

— Вы заказали его меньше чем пять взмахов драконьего хвоста назад, — ответил Персиваль Галлард Вудхос, умелый и гордый мэтр-официант-повар «Кирки Изменника», одной из самых грязных забегаловок Скуллпорта, — …и он как раз здесь.

Дварф, чье имя было Книтро, взялся за дело обеими руками, набивая рот ароматной едой и комментируя, — лучше, чем в прошлый раз. Лучшая жрачка во всем Скуллпорте. — Затем, оторвавшись от варева, капавшего с его бороды, добавил. — На тебя посмотреть, и не подумаешь, Свин, но ты знаешь, как готовить.

— Я живу, чтобы служить, — ответил Вудхос с намеком на сарказм, который, как он знал, остался незамеченным дварфом, занятым своим обедом.

Книтро начал вылизывать тарелку, выискивая остатки похлебки, которые сумели избежать его рта, бороды и одежды за те мгновения, что потребовались ему для опустошения ее содержимого. Потом дварф «прорыгал» очередное послание многострадальному Вудхосу.

— Прошу прощения? — переспросил Вудхос.

— Что такое? — ответил дварф. — Я сказал на Общем, Свин. Глухой что ли?

— Меня должно быть отвлекло великолепное извержение, что вы продемонстрировали в завершении приема пищи, — ответил он, уверенный в ограниченном словарном запасе своего посетителя.

— Я сказал «классная жратва», — повторил дварф, на сей раз без акцента из сопровождавших слова газов.

— Я живу ради ваших похвал, — ответил Вудхос, отворачиваясь к бару.

Дварф, утоливший свой аппетит явно был настроен на общение. Он оставил свой столик и последовал за официантом, заняв место на стуле перед баром, и жестом показав, что готов к приему послеобеденного грога.

Профессионал до конца, Вудхос обслужил его незамедлительно. Посетитель всегда прав, напомнил он себе, не важно, что он неотесан, воняет и ведет себя варварски. Почтительность — необходимое условие в сфере обслуживания.

— Знаешь что, Свин? — , продолжал дварф.

— Что, сэр? — ответил он, не удержавшись от гримасы при новых звуках голоса этого постоянного в последнее время гостя заведения.

— За все годы, что я провел, копая в этих местах, я никогда не встречал никого кто делал бы лучшую жратву, чем ты. Думаю, я замолвлю за тебя доброе словечко перед управляющими.

— О, спасибо сэр, — ответил Вудхос, надеющийся, что достаточное количество подобных заступничеств вернет ему благоволение менеджеров и убедит власть имущих вернуть его на предыдущее место работы в «Зале Корабелов Уотердипа» или еще какое престижное заведение. Он в последний раз наполнил кружку дварфа.

— Нет проблем, Свин, — возразил дварф, одним глотком опустошая кружку. — Не хочу потерять тебя. Ты лучший повар когда-либо работавший в «Кирке Изменника» — ну, по крайней мере за те, почти пятьдесят лет, что я прихожу сюда. Копая и заваливая тоннели целый день, нагуливаешь зверский аппетит. Я знаю менеджера, а он знает меня — постоянный посетитель, как никак.

Дварф поднялся со стула и направился к дверям, добавив на прощание. — Уверен, одно мое слово и тебе никогда не придется задумываться о работе. Твоя позиция здесь будет обеспечена навсегда.

— Весьма печальная возможность, — пробормотал Вудхос, в основном сам для себя, поскольку ни один из клиентов не обращал на него внимания.