— Никого! — отвечала Ольга, не переставая рыдать.

— Не плачь, не плачь, мое солнышко. Коли нет у тебя родни, так будь же моей дочерью. Батюшка царь защитил меня, бедную. Есть теперь у меня деревнюшка с домиком; будет с нас, не умрем с голоду. Обними меня, старуху!

Ольга бросилась на шею Мавре Саввишне и начала целовать ее руки. Та хотела что-то сказать, но не смогла и, обнимая Ольгу, навзрыд заплакала. Все были тронуты.

— Господь вознаградит тебя за твое доброе сердце, Мавра Саввишна! — сказал отец Павел.

После общего совета было решено, что Бурмистров отвезет Ольгу сначала в Преображенское, чтобы представить ее царю Петру, а потом приедет с нею в Ласточкино Гнездо, куда Мавра Саввишна со старухой Смирновой и Натальей намеревались через день отправиться.

Прибыв в село Преображенское, Василий пошел с Ольгой ко дворцу; за ним следовала рота потешных. Царь сидел у окна с матерью своей, Натальей Кирилловной, и супругой Евдокией Феодоровной Лопухиной. Увидев Бурмистрова в окно, он спросил его:

— Ну что, исполнил ли ты мое поручение? А это что за девушка? Твоя невеста?

— Это, государь, племянница дворянина Сытина, убитого раскольниками. Они хотели ее сжечь вместе с собой.

— Сжечь вместе с собой?! — воскликнул Петр. — Иди-ка сюда.

Бурмистров, войдя во дворец, подробно рассказал все царю.

— Это ужасно! — повторял Петр, слушая Василия и несколько раз вскакивая с кресла, — Вот плоды невежества! Изуверы губили других, сожгли самих себя, хотели сжечь эту бедную девушку, и все были уверены, что они делают добро и угождают Богу.

— Они более жалки, нежели преступны, — сказал Лефорт, стоявший возле Петра. — Просвети, государь, подданных твоих.

— Да, да! — воскликнул с жаром Петр, схватив за руку Лефорта.

— Остались ли у тебя родственники после погибшего дяди? — спросила Ольгу царица Наталья Кирилловна.

— Нет, государыня, никого не осталось, — ответила Ольга дрожащим от робости голосом. — Тетка моего избавителя берет меня к себе в дом, вместо дочери.

— Твоя тетка? — спросил Петр Бурмистрова. — Та самая, у которой Лысков отнял поместье?

— Та самая, государь!

— Скажи ей, что если Лысков и кто бы то ни было станет притеснять ее, то пусть она приезжает прямо ко мне с жалобой: я буду ее постоянный защитник и покровитель.

— Отдай твоей новой матери этот небольшой подарок, — сказала царица Наталья Кирилловна, снимая с руки золотой, перстень с драгоценным яхонтом и подавая Ольге. — Скажи ей, чтоб она уведомила меня, когда станет выдавать тебя замуж: я дам тебе приданое!

— Чем заслужила я такую милость, матушка царица? — сказала со слезами на глазах Ольга, бросаясь на колени перед Натальей Кирилловной.

— Можно ли и мне подарить этой девушке перстень? — спросила царя на ухо юная супруга его.

Петр легким наклоном головы согласился, и юная царица подала Ольге со своей руки золотой перстень с рубином.

— Ну, пятисотенный, — сказал Петр Бурмистрову, — спасибо тебе за твою службу! Чем же наградить тебя?.. Хочешь ли ты служить у меня, в Преображенском? Да что тебя спрашивать: по глазам вижу, что хочешь. Назначаю тебя ротмистром. Ты, как я заметил, хорошо верхом ездишь. Здесь есть у меня особая конная рота. Объяви ей любезный Франц, что я назначил Бурмистрова ее начальником. Ах да, совсем забыл! Прежде тебе надобно жениться. Отвези эту девушку к твоей тетке, потом женись и приезжай с молодой женой ко мне, в Преображенское. Пойдем, любезный Франц, — продолжил Петр, обращаясь к Лефорту. — Надо сказать спасибо солдатам третьей роты и за поход наградить.

Петр, вышел с Лефортом из горницы, потрепав мимоходом Бурмистрова по плечу и примолвив:

— Прощай, ротмистр, до свидания!

Бурмистров и Ольга вышли из дворца и отправились в Ласточкино Гнездо, где встретились с Маврой Саввишной, Натальей и ее матерью.

Все рассказав и оставив Ольгу у тетки, Бурмистров в тот же день поскакал в Погорелово, чтобы посоветоваться с отцом Павлом о своем браке. Наступал июнь месяц, и через день начинался Петров пост, так что свадьбу, можно было справлять лишь через несколько недель.

— Нет, князь, — говорила царевна Софья ближнему боярину князю Василию Васильевичу Голицыну, — не могу сносить этого более! Мальчишка смеет мне противиться и вмешиваться в дела правления! Скажи мне откровенно: какие меры мне принять?

— Не смею ничего советовать в таком важном деле, государыня. Одна твоя мудрость может указать выход. Долг мой состоит в беспрекословном и ревностном исполнении воли твоей.

— Ты удивляешь меня, князь. Если б я давно не знала тебя и менее была уверена в твоей преданности, то могла бы подумать, что ты, подобно многим другим боярам, держишься стороны младшего моего брата. Неужели мальчик может лучше меня управлять государством? Нет я найду средство его остановить. Он не лишит меня власти.

— Я вот думаю, — осторожно сказал Голицын, — не лучше ли будет не бороться с ним, а, наоборот, сблизиться. Разрыв с ним опасен для твоего царского величества. Уступчивость и ласка гораздо более на него подействуют, нежели пренебрежение к нему и явная ссора. Он будет доволен и самым малым участием в делах правления. Ласковость твоя совершенно его обезоружит.

— Неужели ты думаешь, что я себя унижу до такой степени и стану искать благосклонности моего брата? Пусть он ищет моей! И чем он может мне быть опасен? Все подданные любят меня; все стрельцы готовы, по первому моему слову, пролить за меня кровь свою!

— Его потешные, государыня… я давно уже говорил, что…

— Его потешные мне смешны! Пусть забавляется с ними и с иноземными бродягами в Преображенском.

— Окольничий Федор Иванович Шакловитый, — сказала постельница царевны, войдя в горницу, — просит дозволения предстать пред светлые очи твоего царского величества.

— Позови его.

Шакловитый низко поклонился царевне и подал ей жалобы Лыскова. Софья, прочитав бумагу, покраснела от гнева.

— Прочитай, — воскликнула она, подавая челобитную Лыскова князю Голицыну. — Не посоветуешь ли ты после этого сблизиться с моим братом?

Голицын принялся внимательно читать бумагу, а Шакловитый начал вкрадчиво говорить Софье:

— Если и впредь все так пойдет, то не следует ждать ничего хорошего. Ты повелеваешь, государыня, казнить бунтовщика, а Петр Алексеевич его защищает; ты приказываешь отдать помещику беглую холопку, а брат твоего царского величества освобождает ее от кабалы, выгоняет помещика из деревни и отдает ее какой-то нищей.

— Я прекращу это безобразие! — воскликнула Софья. — Приказываю тебе сегодня же схватить и казнить бунтовщика Бурмистрова, холопку Наталью возвратить Лыскову, а отнятую у него деревню также отдать ему. Возьми для этого целый полк стрельцов, если нужно.

— А я бы поступил иначе, государыня. Торопиться не надо. Пусть в Москве побольше об этом деле заговорят, а там будет видно, что лучше всего предпринять.

— И мне кажется, — сказал князь Голицын, — что лучше сначала объясниться с царем Петром Алексеевичем: он увидит свою ошибку и, без сомнения, охотно ее исправит.

— Благодарю тебя за твой совет, князь! — сказала Софья, стараясь казаться спокойной. — Сходи теперь же к святейшему патриарху и скажи ему, чтобы он завтра утром приехал ко мне.

Когда Голицын ушел, Шакловитый, посмотрев насмешливо ему вслед, сказал:

— Хитростью похож он на лисицу, а трусостью на зайца. Мне кажется, что он держится стороны врагов твоих, государыня!

— Я узнаю это, — ответила Софья.

— Зачем, государыня, послала ты его к святейшему патриарху? Неужели хочешь ты со святым отцом в таком деле советоваться? Положись на одного меня. Из всех слуг твоих я самый преданный и усердный. Я доказал уже тебе это и еще докажу.

— Уверена в этом. Я удалила Голицына для того, чтобы поговорить с тобой наедине. Посмотри, нет ли кого за дверью?

— Никого нет, государыня! — ответил Шакловитый, распахнув, дверь и заглянув, в другую горницу.