Едва Матвеев вышел из комнаты, раздался отдаленный громовой удар.

— Что это значит? — спросила царица.

Князь Черкасский подошел к окну и заметил на юге большую черную тучу.

— Собирается гроза, государыня! — сказал он.

Царица встала и о чем-то тихо заговорила со своим престарелым отцом. Все бывшие в зале бояре также встали с мест своих и в почтительном молчании смотрели на царицу.

Вдруг отворилась дверь, и Матвеев вошел поспешно в залу. На лице его заметно было беспокойство, которое он напрасно пытался скрыть. Взоры всех обратились на него, и царица спросила:.

— Что ты, Артамон Сергеевич?

— Боярин князь Федор Семенович Урусов с подполковниками Стремянного полка Горюшкиным и Дохтуровым попались мне на лестнице. Они говорят, что стрельцы из слобод своих рано утром вступили в Земляной город, оттуда двинулись в Белый, в Китай-городе остановились у Знаменского монастыря и скоро подойдут к Кремлю. Я приказал как можно скорее запереть все кремлевские ворота.

— Хорошо, если успеют! — сказал Долгорукий.

Он сошел в нижние покои дворца, велел бывшему там пятидесятнику Борисову со своею полсотнею стрельцов выйти на площадь и ударить сбор, а Бурмистрова, который также ожидал приказаний князя, отправил верхом к полковнику Кравгофу с приказом поспешить со своим Бутырским полком к Красному крыльцу. Отряд Борисова вышел на площадь. В это время поднялся сильный вихрь, и вой его соединился с ударами грома, которые почти не умолкали.

— Бей сбор! — закричал Борисов барабанщику.

Однако стрельцы Сухаревского полка не могли расслышать звуков барабана при шуме жестокой бури, столь неожиданно поднявшейся.

Долгорукий, войдя опять в залу, начал говорить царице о сделанных им распоряжениях. В это время открылась дверь, ведущая в комнаты юного царя Петра и царевича Ивана, и они оба вошли в зал. Царица поспешно приблизилась к своему сыну, крепко обняла его и залилась слезами.

Вдруг на Ивановской колокольне раздался звук колокола.

— Что это значит? — спросил князь Черкасский, подходя к окну. Сильный удар грома заглушил унылый звон колокола. Гром стих, но звон продолжался, мешаясь с невнятными криками, раздающимися на площади, и с барабанным боем.

— Они уже у Красного крыльца! — воскликнул Черкасский.

— Кто? Бунтовщики? — спросил Долгорукий, вынимая саблю. — Не ошибаешься ли ты, князь? Может быть, это Сухаревский полк?

— Посмотри сам. Вон как машут секирами и кричат! Слышишь?

— Я уйму их! — сказал Долгорукий и подошел к двери, но царица остановила его, опасаясь, что с появлением князя начнется кровопролитие.

— Позволь, Михаил Юрьевич, — сказала она, — чтобы Артамон Сергеевич первый вышел на крыльцо и постарался уговорить мятежников. Надобно узнать, чего они требуют. Может быть, не нужно будет проливать крови.

Долгорукий отошел от двери, приблизился к князю Черкасскому, смотревшему в окно, и крепко стиснул в руке рукоять сабли, увидев мятежников, окруживших со всех сторон Красное крыльцо.

— Смотри, смотри, Михаил Юрьевич! — закричал Черкасский. — Они ломают на крыльце решетки и перила!

— Государыня! — сказал вошедший в зал подполковник Дохтуров. — Меня послал к тебе Артамон Сергеевич. Мятежники думают, что царевич Иван Алексеевич убит, и требуют выдачи его убийц.

— Покажи им царя и царевича. Может быть, они успокоятся, — ; посоветовал Наталье Кирилловне ее отец.

Царица взяла за руку Петра и Ивана и вывела на Красное крыльцо. Толпа стрельцов, взбежав на ступени, окружила царицу.

— Ты ли царевич Иван? — спрашивали они.

— Я! — отвечал царевич трепещущим голосом. — Успокойтесь, меня никто не обижал и обижать не думал.

— Ой ли? — сказал стрелец гигантского роста. — Слышите, ребята? — закричал он. — царевич говорит, что ему никто ничего плохого не делал! Не идти ли нам по домам?

В ответ раздался громкий крик. Бывшие на крыльце стрельцы сошли на площадь. Все кричали, но нельзя было разобрать ни одного слова. Царица с сыном своим и царевичем Иваном возвратилась во дворец, а Матвеев сошел с крыльца и, воспользовавшись минутою, когда шум немного утих, начал говорить:

— Я не узнаю вас, братцы. Вы были всегда храбрыми воинами и верными слугами царскими. Я не верю, чтобы вы сами захотели покрыть себя вечным позором и восстать против вашего законного царя: верно, подучили вас злые и коварные люди. Не слушайте, их: они вас обманывают. Они говорили вам, что царевич Иван Алексеевич убит, а вы видели сами, что он жив и здоров. Неужели кто-нибудь из вас захочет погубить навеки душу свою? Вспомните Бога! Неужели вы надругаетесь над крестом Спасителя, который целовали с клятвою служить верой и правдой царю Петру Алексеевичу? Успокойтесь, возвратитесь в ваши слободы и докажите, что вы все те же храбрые и верные царю стрельцы.

— Кажись, боярин-то дело говорит! — шептали многие из стрельцов друг другу.

— По домам, ребята! — закричало несколько голосов.

Матвеев, обрадованный действием своих слов, вошел во дворец и сказал царице, что стрельцы, по-видимому, успокаиваются. Но едва успел он удалиться, раздался в толпе чей-то-голос:..

— Нарышкины: убьют не сегодня, так завтра царевича Ивана и всех стрельцов перевешают! Иван Нарышкин вчера надевал на себя царскую порфиру и похвалялся своими руками удушить царевича!

— Смерть Нарышкиным! — воскликнули тысячи голосов, — Во дворец! Режь изменников!

Стрельцы бросились толпами к Красному крыльцу, но вдруг остановились, увидев на нем князя Михаила Юрьевича Долгорукого, стоящего с поднятою саблею.

Все притихли. Долгорукий сошел с лестницы.

— Бунтовщики! Изменники! — закричал он. — Голова слетит с плеч у первого, кто осмелится ступить на это крыльцо! Слушайте меня! Молчать, говорю я вам!.. Что? Меня не слушаться?.. Вели стрелять! — продолжал он, обратясь к Борисову, стоявшему со своею полсотнею по левую сторону Красного крыльца.

— Подыми мушкет! — закричал Борисов. — Посыпь порох на полку! Закрой полку! Положи пыж на пульку! Вынь забойник! Добей пульку и пыж до пороху!

Оставалось только закричать: «Приложися! Стреляй!» Но стрельцы, воспользовавшись продолжительной командой, успели опередить Борисова. Оглушенный ударом ружейного приклада по голове, он упал без чувств на землю, а стрельцы его, увидев это, разбежались.

Мятежники бросились на Долгорукого. Сабля его сверкнула, и голова стрельца, который первый подбежал к нему и замахнулся секирою, полетела на землю.

— Силен, собака! — закричал, остановись шагах в двадцати от князя, один из бунтовщиков. Товарищи его также остановились, издали грозя Долгорукому секирами.

— Ну, что стали лешие! — крикнул десятник. — Одного испугались!.. Вперед!

— Погоди, я его разом свалю! — сказал стрелец, целясь в князя из ружья.

Раздался выстрел, пуля свистнула, но, попав вскользь по латам князя, надетым под кафтан, отскочила в сторону и ранила одного из бунтовщиков.

— Что за дьявольщина! — воскликнул десятник. — И пуля его неймет!

— За мной, ребята! — закричал пятисотенный Чермной, бросаясь на Долгорукого с толпою мятежников.

— Тьфу ты черт! Еще срубил одному голову! — воскликнул один из стрельцов, бежавших за Чермным, останавливаясь и удерживая своего племянника. — Погоди, Сенька, не суйся прежде дяди в петлю. Авось и без нас сладят с этим лешим!

— Посмотри-ка, дядя, как ой саблей-то помахивает. Вон еще кого-то хватил, ажно секира из рук полетела!

— Нечего сказать, славно отгрызается! Да погоди ужо, не отбоярится! Что это? Он сам бросил саблю!

Долгорукий, видя, что ничто не может удержать мятежников, кинул саблю и закричал окружившим его со всех сторон стрельцам:

— Не хочу больше проливать кровь напрасно. Всю жизнь мою я старался делать вам добро и любил вас, как отец. Не хочу пережить позора, которым вы себя покрываете. Вы хотите изменить вашему законному государю, забываете, что целовали крест Спасителя! Предаю вас праведному суду Его. Я вас любил, как детей, — убейте вашего отца!