Как будто услышав ее мысли, Клаветт пошевелился и простонал. Голова его дернулась вверх, и он зашелся в приступе кашля. Затем вновь начал стонать.
— Помоги ему, — сказала она Фрэнку. — Сделай хоть что-нибудь.
Но он лишь покачал головой.
— Здесь я бессилен.
— Но ты ведь врач.
— Это не имеет значения.
Аликс промолчала, лишь укоризненно посмотрела на него. Тогда Фрэнк направился в кухню, и Аликс услышала, как из крана льется вода. Вскоре Фрэнк вернулся. В правой руке у него было полотенце, с которого капала вода. В левой еще одно, сухое.
Клаветт что-то пробормотал и принялся мотать головой из стороны в сторону.
Прикрыв лицо сухим полотенцем, Фрэнк медленно приблизился к нему. В следующее мгновение больной вновь закашлялся, и Фрэнк замер на месте, примерно в метре от умирающего Клаветта. С зажатого во второй руке полотенца на деревянный пол капала вода.
Аликс подошла к Фрэнку и, взяв у него мокрое полотенце, присела рядом с больным.
— Не надо этого делать, — сказал ей Бринк, но она проигнорировала его предостережение.
Аликс приложила мокрое полотенце ко лбу больного. Клаветт тотчас прижался к ее ладони и вздохнул. Губы его шевелились, и Аликс наклонилась к нему ближе.
— Евреи, — прошептал Клаветт.
— Я знаю, — сказала Аликс и легонько провела влажной тканью по его векам, по поросшим щетиной щекам, затем выкрутила полотенце и промокнула больному рот, вытерла засохшую на губах рвоту и кровь. Каждый миг казался ей вечностью, каждое движение сопровождалось внутренней борьбой с собственным страхом. Если даже она и не заразилась от отца, то вполне может заразиться от Клаветта. И все же она осталась рядом с больным. То было ее личное возмездие себе самой — за то, что она желала ему смерти. Ее покаяние.
— Прости меня, Бутон, — прошептал Клаветт, так тихо, что Фрэнк наверняка не услышал.
— Они сказали, откуда их привезли? — спросила у него Аликс.
Глаза Клаветта были широко открыты и смотрели на нее не моргая.
— Реми, скажи Бутону, — сказала она. — Бутон тебе приказывает.
И он еле слышно ответил ей. По словам одного еврея, их держали на какой-то темной ферме. Клаветт произнес эти слова по-немецки — der dunkle Bauernhof — и велел ей их повторить. Аликс шепотом выполнила его просьбу.
— И где этот самый dunkle Bauernhof? — спросила она у Клаветта, но тот не ответил. Его дыхание было быстрым и поверхностным, оно обдавало ей лицо. Глаз он так и не открыл. Аликс отступила от него и бросила полотенце в кастрюлю с водой, которую держал Фрэнк. Во второй руке у него была бутыль кальвадоса.
— Что это за болезнь? — спросила у него Аликс.
— Ее произвели на свет немцы, — ответил Бринк, глядя на закрытые глаза Клаветта. — Черная смерть, — добавил он, и слова la mort noire поначалу показались ему бессмыслицей. — Это как бубонная чума, но не совсем. Легочная форма. C’est pareille a la peste bubonique, ou mieux la peste pneumonique.
— Что он сказал? — поинтересовался Фрэнк и кивком указал на Клаветта. Господи, лишь бы он не задавал никаких вопросов, подумала Аликс. Она ощущала, как внутри нее сидит болезнь. Да что там, она могла точно назвать тот миг, когда зараза поселилась в ней, и миг, когда она станет точно такой, как Клаветт. Бог накажет ее за то, кем она стала. А стала она грешницей. Причем согрешила дважды. Первый раз когда захотела вернуться к Джуниперу, и второй — когда пожелала Клаветту смерти. Бог наказывает грешников.
— Название фермы, где держали евреев? — спросила она.
— И…
Она заглянула в голубые глаза Фрэнка. Возможно, он хороший человек, но теперь доверия у нее нет никому.
— Где она?
— Он не сказал.
— Скажи мне название фермы.
— Нет.
— Аликс!
— Нет!
— Ты сказал, что якобы ищешь лекарство, но откуда мне знать. — Она заглянула ему в глаза, и на мгновенье у нее перехватило дыхание. — Я помогу тебе найти лекарство. Потому что, по твоим словам, его делает тот, кто сделал и это, — она указала пальцем на спящего Клаветта. — Но название фермы останется известно только мне.
Как он ни старался, она не поддалась на его уговоры. Он может пообещать ей все на свете, но она никогда не расскажет ему про dunkle Bauernhof.
— Ты сейчас сделаешь то, что я тебе скажу. Как только Джунипер вернется, мы уйдем отсюда. Я хочу увидеть родных, Фрэнк. Прямо сейчас.
Он в упор посмотрел на нее. Ей показалось, что он сейчас поставил на пол кастрюлю с водой и бутылку кальвадоса для того, чтобы вынудить Клаветта произнести то, что больной только что шепнул ей на ухо. Но у нее в руках револьвер Уикенса, а значит, Фрэнку нечем пригрозить Клаветту.
В следующее мгновение со стороны кухни скрипнула дверь. Наверно, это Джунипер поговорил со своим загадочным летчиком и вернулся в дом. Сейчас они отправятся в дом ее родителей. Она проведает мать и братьев, как она только что сказала Фрэнку.
Аликс перевела взгляд на дверь. Странно, но в дверном проеме застыл какой-то незнакомец.
— Wer bist du?[24] — спросил он.
Глава 12
Бринк удивленно уставился на немца в просторном пальто. Тот был высокий и крепкий, гораздо крупнее его самого. Вторая фигура, которая маячила у него за спиной, на его фоне казалась едва ли не лилипутом. Ребенок.
Бринк посмотрел вниз. В одной руке — кастрюля с водой, в другой — тяжелая, хотя и пустая бутыль.
— Hände hoch! — рявкнул немец.
— Фрэнк, отойди! — крикнула Аликс из-за его спины.
— Аликс! — донесся писклявый голосок из-за спины великана-немца.
Позднее, Фрэнк подумал, что, наверно, он отступил назад, чтобы ей было лучше видно, хотя в те минуты действовал машинально. Вместо того чтобы поднять руки — ведь как их поднимешь с полной кастрюлей и тяжелой бутылкой? — он, ухватив бутылку за горлышко, метнул ее, словно гранату, в немца, как будто тем самым мог уложить его на месте.
Немец был гораздо ближе, чем бросок до гипотетической второй бейсбольной базы, но рефлексы у него были на высоте. Он нажал на спусковой крючок за долю секунды до того, как бутылка отскочила от его руки. Бутылка отлетела к стене за их спинами, а в следующий миг дуло пистолета уже смотрело в угол, где лежал Клаветт. Бринку ничего не оставалось, как запустить в немца кастрюлей. Немец увернулся, однако зацепился за что-то и упал. И тогда их взглядам предстал его юный спутник.
Револьвер в руках Аликс выстрелил. Казалось, это громыхнуло эхо первого, немецкого, выстрела.
То, что случилось дальше, происходило как при замедленной киносъемке. Немец упал на мокрый пол, мальчишку же выпущенной из «веблея» пулей отбросило к стене.
— О боже! — воскликнула Аликс и, бросившись через комнату, нацелила револьвер на тех двоих, что лежали на полу. Фрэнк подумал, что она хочет пристрелить немца.
Но нет.
— Жюль! — истошно крикнула она.
Бринк подоспел к ней до того, как она выронила револьвер. На полу лицом вверх лежал мальчишка лет десяти-двенадцати. В глазах его застыло удивление, а темный чуб был бессилен спрятать зиявшую посреди лба дыру. Бринк вынул из пальцев Аликс револьвер.
— Жюль! — вскрикнула она снова.
Опасаясь, как бы в следующий миг не послышался топот солдатских сапог или свистки, — наподобие тех, что преследовали их на скалах, — Бринк оттащил упирающуюся Аликс от мертвого мальчишки и поволок дальше, через дверь, в темноту.
Как легко было потерять три часа! Когда «шторьх», подскакивая в потоках воздуха, пролетел над Порт-ан-Бессеном, возвращаясь со своей вылазки вдоль нормандского побережья, Волленштейн заметил на земле скопление темных точек. Похоже, там внизу собрались люди. Он тотчас велел Зильману описать круг над городом, чтобы лучше их рассмотреть. Убедившись, что происходит нечто неладное, он приказал пилоту сажать самолет. Порт-ан-Бессен — именно здесь этот парень из крипо искал пропавших евреев. А раз внизу собралась толпа, значит, жди неприятностей, и не исключено, что неприятности эти как-то связаны с евреями.