— Это крайне заразное заболевание, гауптман.

— Как инфлюэнца?

Иссельман велел ему слушаться Волленштейна. А Волленштейн велел ему держать рот на замке. Приказ есть приказ. Только от этого приказа исходит зловоние.

— Да, именно. Как инфлюэнца, — скороговоркой выпалил Кирн, однако тут же поправился. — Вернее, не совсем.

Грау вопросительно посмотрел на него.

— Гауптман, я разыскиваю этих больных по поручению СС, — добавил Кирн. Грау поморщился. — Мне было сказано, что эта болезнь что-то вроде тифа, но на самом деле…

Он отчаянно подбирал нужные слова.

— Тиф. Вот оно как, — Грау вновь перевел взгляд на изуродованную руку своего собеседника. — А вы тот самый, кто до сих пор ищет друзей, с которыми служил в России, я правильно понял?

Вопрос гауптмана застал Кирна врасплох. Тем не менее он кивнул.

— Я тоже там был. 321-я дивизия. Но после Курска… — Грау на минуту умолк. — Они собрали всех, кто еще был жив, и перебросили нас сюда. А потом меня поставили командовать этими мальчишками. — Грау кивком указал на троих юных солдатиков.

— Это не тиф, гауптман, — произнес Кирн. Грау располагал к себе. Ему можно было доверять. Его глаза не бегали, как у крысы. Их взгляд был серьезным и осмысленным.

— Нет?

— Я пока не знаю, что это, — сказал он. — Но мне точно известно, что начиная со вчерашнего дня четыре случая закончились летальным исходом, причем все четверо заболевших скончались нехорошо, в муках.

Кажется, до Грау дошло. Он вновь принялся крутить на пальце обручальное кольцо.

— Времени на размышления нет, — добавил Кирн.

— Я и мои ребята тоже в опасности? — спросил капитан. Пиаф закончила свою песню, и граммофонная игла заскребла по гладкой дорожке.

— Да.

— Черт, — буркнул Грау. Один из солдатиков подошел к граммофону и снял с пластинки иглу. Шипение и скрип прекратились.

— Мне неизвестно, заболел ли кто-либо еще, — поспешил добавить Кирн. — Но если заболели, а потом побегут отсюда, то болезнь распространится дальше, перекинется на других…

— Какое нам дело до лягушатников…

— Под другими я имел в виду нас.

Грау кивнул и на минуту задумался. Взгляд его скользнул к телефонному коммутатору на столе у стены. Перед коммутатором сидел юный солдатик.

— Прежде чем что-то предпринять, я должен получить приказ…

— Ждать приказы нам некогда. К тому времени отсюда сбежит половина населения.

— Черт, — снова буркнул Грау и повернулся к парню у коммутатора. — Кифт, отправляйся к тем, что возводят береговые укрепления, и приведи их назад. Отряд лейтенанта Пенингера. Пусть поторопятся сюда.

Парень встал, отчеканил: «Так точно, герр гауптман» и схватил фуражку. Кирн услышал, как скрипнула входная дверь, и в следующий миг подошвы сапог застучали по булыжной мостовой. Постепенно стук сделался тише, а потом пропал совсем.

— Это самое большее, что я могу сделать, — произнес Грау, как будто извиняясь перед ним. — Остальная часть роты разбросана вдоль побережья. Что касается полевой жандармерии, то она ведет охоту на партизан. Прошлой ночью эти ублюдки убили на скалах одного из моих солдат.

У Кирна словно камень с души свалился — не потому, что он поделился секретом, а потому, что капитан к нему прислушался.

— Блокируйте дороги из города, особенно ту, что ведет в южном направлении, — сказал он. — Французы наверняка под покровом темноты попытаются улизнуть из города. Причем не по полям, а по дорогам, — добавил он, вспомнив нагруженную пожитками телегу.

Грау вновь покрутил кольцо.

— А что намерены делать вы?

Теперь задумался Кирн. Наверно, ему стоило бы вновь попробовать дозвониться до Волленштейна, но телефонист ушел выполнять поручение гауптмана.

— Я мог бы разыскать парочку больных, — сказал он, думая об обещании, которое ему дал мальчишка Пилон в обмен на восемьсот франков. О его обещании выдать своих.

Грау покачал головой.

— И я еще думал, что Россия странная страна.

Кирн кивнул. Он раньше тоже так думал.

Аликс заметила, что рука Фрэнка оставалась твердой. Джунипер что-то негромко ему сказал, но Фрэнк ответил Уикенсу по-английски, и она не поняла.

— Аликс, — обратился к ней Фрэнк, — поищи кусок мыла и, если можно, какой-нибудь алкоголь.

Револьвер в его руке ни разу не дрогнул. Предохранитель был по-прежнему снят. Фрэнк вырвал «веблей» из рук Уикенса, когда тот уже собирался пристрелить больного француза.

Аликс пошла выполнять поручение. Джунипер сидел, привалившись спиной к стене. Фрэнк стоял в паре шагов от Клаветта. Сам француз лежал неподвижно. Она знала, где в доме кухня, и потому довольно быстро нашла кусок мыла и полотенце, а порывшись в буфете, обнаружила на четверть полную бутылку кальвадоса. Набрав из крана кастрюлю воды, она тоже захватила ее с собой.

Когда она вошла, в комнате все было по-прежнему. Впрочем, нет. Джунипер все так же сидел на полу. Фрэнк все так же держал в руке револьвер. Но теперь Фрэнк был спокоен, и они негромко разговаривали о чем-то.

— Мыло и кальвадос, — сказала Аликс. Фрэнк кивнул Джуниперу. Аликс положила на пол кусок желтого мыла и полотенце, затем поставила кастрюлю с водой и бутылку темно-коричневого яблочного бренди. Уикенс схватил мыло, окунул его в воду и, намылив, вымыл руки. Полотенцем вытер лицо и перед пальто, которым он соприкоснулся с больным Клаветтом. Фрэнк приподнял большой палец и поднес его ко рту, жестом показывая, что нужно выпить. Джунипер потянулся за кальвадосом, открыл бутылку и сделал глоток, затем другой, после чего сплюнул. Затем выпустил бутылку из рук, и та покатилась по полу, оставляя за собой извилистый влажный след, от которого пахло яблоками и дубовыми досками.

— Что теперь? — поинтересовалась у Фрэнка Аликс.

Ей никто не ответил. Джунипер поднялся с места и подошел к Фрэнку. Англичанин протянул руку, требуя револьвер назад, но Фрэнк покачал головой. Тогда Уикенс пожал плечами, поднял с пола рюкзак и направился к выходу. В следующий миг за ним гулко захлопнулась входная дверь.

— Неужели он собрался?.. — начала было Аликс.

— Нет, он просто вышел вон, — ответил Фрэнк и посмотрел ей в глаза. — Ему нужно поговорить с пилотом самолета. У него с собой рация, но в помещении она не работает.

Бринк вернул предохранитель на место и, шагнув к девушке, вручил ей револьвер.

— Ему нужно сообщать все, что нам удалось на данный момент узнать.

Снаружи смеркалось. Еще полчаса, и станет совсем темно. Может, даже раньше. Аликс не были видны его глаза, но она хорошо помнила, что они голубые. Фрэнк убрал со лба светлую прядь и почесал голову.

— Какой уговор вы заключили? — спросила Аликс.

— Что он не убьет Клаветта.

— И он согласился?

— Я сказал ему, что если он это сделает, то я не стану дальше ему помогать.

У обоих явно есть от нее секреты, подумала Аликс. Они ищут место, сказал ей Фрэнк, откуда привезли евреев. Они хотят найти, откуда пошла болезнь, хотят найти от нее лекарство. Чего он ей не сказал, так это то, что они намерены делать, как только все это найдут. Джунипер вряд ли станет ей что-то рассказывать. Он не из тех.

Аликс нашла на полке рядом с дверью лампу и зажгла ее от спички. Спичечный коробок лежал там же, на полке. Она повернула фитиль. Лампа тотчас задымила. Тогда она уменьшила пламя и поставила лампу на пол посередине комнаты.

Аликс уставилась на Клаветта. Он едва не выдал ее секрет, что именно она уговорила других переправить евреев в Англию. Ей не хотелось, чтобы Фрэнк или Джунипер об этом узнали. Не потому, что ей было стыдно, а ей еще долго будет стыдно, до конца ее дней. А потому, что не хотела, чтобы Джунипер узнал, что ради него она пожертвовала собственным отцом. И еще, как это ни странно, она не хотела, чтобы Фрэнк тоже это узнал. На какой-то миг она пожелала, чтобы Клаветт умер сейчас, пока он без сознания, но тотчас же устыдилась этой мысли. Господи, в кого она превращается?