Чапичев не успел закончить вступительную часть, как пришлось ехать к саперам. Но он не сетовал на редактора газеты, считая, что ему надо больше бывать в разных подразделениях, писать обо всем, о том, как воевали, делили вместе радости и невзгоды.

…Саперы третью ночь пытались разминировать пойму реки для пехотинцев, которые должны были занять деревню. Пробовали обойти минное поле. Но за огромной сосной, разбитой снарядом, находился вражеский пулемет.

Побеседовав с солдатами, Чапичев обратился к командиру подразделения с просьбой разрешить ему уничтожить гранатой немецкого пулеметчика.

Командир внимательно посмотрел на корреспондента и резонно заметил:

— Даже чемпиону мира и то не добросить, а вам тем более!

— А если все же попробовать, — не унимался Чапичев и, задорно сверкнув смоляными глазами, попросил гранату.

— Пробовали уже. И не раз.

— Тут нужно хитрость применить, отвлекающий момент, так сказать, устроить. Вот я и хочу попробовать обвести фрица. Вы здесь курите, дымите посильнее и на меня не обращайте внимания. Следите только за немцем. Да и меня не подстрелите, когда буду разыгрывать перебежчика…

— Будет все в порядке, обеспечим, — наконец поняв замысел Чапичева, ответил командир.

— Как только в их окопчик влетит моя граната, сразу: «Ура!» — и вперед!

— А если не поверят?

— Поверят. Я ведь без автомата пойду. А гранаты спрячу в рукаве шинели.

— Ну, что ж, попробовать, конечно, можно, — сказал командир после некоторого раздумья. — Но ручаться за них нельзя. Эта затея может окончиться плохо.

— Война есть война!

— Так-то оно так, но все же…

Чапичеву дали две гранаты. Он тут же снял с себя маскхалат и пошел в дальний конец траншеи.

Теперь свои его не видели. Зато немец, сидевший за пулеметом, сразу же заметил одинокую фигуру.

Увидев советского офицера, немец обрадовался. «Если такого взять живым, то награда будет обеспечена». И, видя, что офицер, пугливо озираясь на своих, которые зазевались и ничего не замечают, ползет все быстрее и быстрее, немец от удивления вытянул палец, который все утро держал на спусковом крючке, и поманил:

— Ком, ком!

Русский офицер еще раз оглянулся, потом решительно поднялся и побежал, низко пригибаясь к земле. И уже совсем не далеко от окопа споткнулся и упал.

Немец испугался, подумал, что его убили свои. Но выстрела почему-то не было. И вдруг «споткнувшийся» офицер метнул гранату, затем вторую…

Одновременно со взрывом из наших окопов раздалось громогласное «ура!», и вскоре было занято несколько траншей противника.

Немцы подняли ураганную ответную стрельбу. Но путь к селу был свободен. Часть красноармейцев уползла из немецких окопов в лесочек направо, в обход села. Чапичев пошел с этой группой. Командир подразделения действовал с основными своими силами.

Ночью советские воины ворвались в село и загнали немцев на их же минное поле. Под губительным пулеметным огнем фашисты ошалело метались из стороны в сторону, то и дело натыкались на мины и взлетали в воздух. Грохот стоял, как во время артподготовки.

Утром, осматривая минное поле, на котором валялась десятки убитых солдат в капустно-зеленых шинелях, Чапичев сказал удовлетворенно:

— A они неплохо разминировали! Вот уж действительно: не рой другому яму, сам в нее попадешь!

— И получили заслуженную награду, — усмехнулся командир подразделения. — По кресту.

— Ну это для них большая честь, — возразил усатый. — Обойдутся осиновым колышком, одним на всех.

…На второй день в село вошел наш батальон. Яков расхаживал по кривым улицам, рассматривая деревянные дома, украшенные резьбой по дереву. Дома, в которых, видимо, жили потомственные плотники и столяры, словно красовались друг перед другом своими резными карнизами вдоль крыш, затейливыми наличниками, ставнями, дверцами. Чердачные окна были похожи на сказочные теремки. Особенно долго стоял Яков возле углового домика с покосившимся, разрисованным всякими вензелями, крыльцом. Вдруг с чердака неожиданно раздался выстрел. Яков упал.

Очнулся он уже на носилках. Его куда-то тащили два красноармейца. А несколько бойцов уже окружили дом, из которого прогремел этот неожиданный выстрел.

Журналиста несли узким проулком. На чердаке дома разорвалась граната, и Яков увидел, как разлетелись в стороны трухлявые щепки. Потом он увидел трех немцев, которые, озираясь, крались вдоль стены.

Солдаты, несшие раненого, растерялись. Они не решались бросить носилки на снег и в то же время боялись упустить врага.

Яков вынул из кобуры пистолет и выстрелил в перелезавшего через ограду фашиста, потом стал ловить на мушку второго. Но его опередил санитар.

— Вот как мы научились метко стрелять! — через силу улыбаясь, сказал Чапичев бойцам. — Ну что ж, ребятишки, теперь несите дальше. — И державшая пистолет рука его вдруг свалилась с носилок, а лицо сделалось белым как мел. Бойцы почти бегом направились к санчасти.

Рана оказалась глубокой, требовалась операция, и Чапичева на санях переправили в ближайший госпиталь. Операция прошла удачно.

Позже Чапичева вместе с госпиталем эвакуировали в Сочи.

Так выбыл из редакции армейской газеты ее боевой корреспондент.

Часть, в которую прибыл Чапичев из госпиталя, стояла на Кубани. Командир батальона Головин — высокий, подтянутый майор с черным кустиком усов на белом, почти девичьем лице — встретил Якова сухо. Он уже знал, что Чапичев журналист, поэт. А батальону нужен был боевой комиссар. Но делать нечего.

— Собрать батальон, чтобы представить вас, сейчас невозможно, — как бы извиняясь, сказал Чапичеву комбат. — Каждый солдат на своем месте. А немцы не дают покоя. Жмут со всех сторон…

— А зачем собирать? — ответил Чапичев. — Сам всех обойду. Так даже лучше, и знакомство будет прочнее.

— Ну-ну. Вон там в перелеске стоят минометчики. Можете начать с них. Связной вас проводит.

…Возле миномета находился весь расчет: один солдат лежал в окопе, наблюдая за противником, остальные чистили мины, автоматы.

Младший сержант Пронин по всей форме представился Чапичеву и доложил, что после ночного боя расчет занимается чисткой оружия.

— Хотели утром, да немец помешал, — добавил Пронин.

— Хорошо, продолжайте, — поздоровавшись, сказал Чапичев. — А то как бы снова фашисты не помешали. Не дают они вам отдохнуть.

— И мы перед ними в долгу не остаемся, — с подчеркнутой гордостью ответил Пронин.

— Да уж пора бы научиться, — с нарочитой строгостью заметил Чапичев. — Нужно, чтобы они там не знали покоя ни днем ни ночью.

— Стараемся. А вы к нам надолго?

— Побуду. А что?

— Ну, значит, убедитесь сами, что мы недаром едим солдатский хлеб.

Постепенно завязался непринужденный разговор. И вдруг, посмотрев вдаль траншеи, Пронин таинственно прошептал:

— Ребята, подтянись! Главком идет!

Солдаты быстро начали отряхиваться, прихорашиваться.

Чапичев выжидал, стараясь понять, что все это значит. Потом почувствовал, что здесь кроется какая-то шутка.

Через минуту из-за поворота траншеи появилась ладная, улыбающаяся девушка-санинструктор. Увидев старшего по званию, она, как положено, доложила о себе и тут же обратилась к минометчикам:

— Ну, здравствуйте, мои замарашки, — певуче и нежно заговорила она звонким голосом. — Отчего же это вы сегодня опять такие черненькие?

— Зато он, — Пронин кивнул на миномет, — блестит как самовар!

— А вы не очень-то начищайте, — серьезно погрозила пальчиком девушка. — У немцев теперь бинокли вон какие мощные: заметят блеск вашего самовара — шарахнут изо всех орудий. — И вдруг сурово добавила: — Слышала, как вы тут всю ночь громыхали. И чего, думаю, людям не спится!

— Так тэ не мы ствол миномета драялы, — не спеша заговорил медлительный солдат-украинец с забинтованной от локтя до плеча левой рукой. — Заодно и окопы немцам почистыли, ось, на бинокль, подывись, дэ вона учорашня огневая точка. Нэма? То те ж!