Помнит, что в тот вечер дома долго ждали отца и поздно сели ужинать. Отец сидел понурый и молчал. Его ни о чем не спрашивали.

— На этой неделе бандиты убили четырнадцать наших товарищей, — сказал как бы сам себе. — Понимаешь, Рышард, четырнадцать человек… Валериан Гурский (Выдра) зверствует во всем районе… Помнишь его? — спросил он сына.

Рышард пододвинулся ближе к отцу и ответил:

— Немного.

— Запомни — это фашист! До войны он с судебными исполнителями и полицией ездил на реквизицию. Наблюдал и за нашей деятельностью. В 1939 году, несмотря на вызов, не явился на мобилизационный пункт. Остался. Когда пришли немцы, гнал самогон, торговал, пил вместе с жандармерией. Отряд Народовых сил збройных организовал уже в конце войны. Шайка его головорезов грабила жителей, сообщала о нас немцам. Мы охотились за Гурским, но приближался фронт. Он остался в лесу, почувствовав, что пришло его время. Тех двух советских офицеров под Ольшинами — это он… Ковальский, Зых, Яворский, Ольшевский, Яновский… наши старые, преданные… это он… Запомни, Рышард, это — убийца! До выборов ты остаешься в Белостоке. Мать с Ядвигой тоже на некоторое время туда поедут. Я сам пока здесь справлюсь…

Рышард лежал с открытыми глазами на кровати и, хотя ночь была тихая, не мог заснуть. Думал о том, что говорил отец, и испытывал какое-то странное беспокойство. Было уже около полуночи, когда со стороны пруда услышал тихие шаги и шум разговора. Он прижался к оконному стеклу. Заметил тени. Понял… Бросился в избу, где спал отец, но оттуда раздался звон стекла, и через секунду взрыв гранаты потряс дом. Очередь выстрелов по окнам и дверям, крики ломившихся в дом.

Рышард распахнул окно и выпрыгнул в сад. Крик «Стой!», выстрелы, топот ног. Он вскочил с земли и побежал к лесу. Две ракеты осветили темноту, но ему удалось добежать до леса и уйти от преследователей…

Утром он приехал в свою деревню на машине вместе с оперативной группой. Соседи в молчании стояли во дворе их дома. Командир оперативной группы не хотел впускать его в дом, но Рышард вырвался у него из рук.

Отец лежал ничком на полу. Рядом — мертвая мать. Сестру убили в кровати. На столе лежал листок бумаги. Большими неуклюжими буквами кто-то написал;

Рышард вытирал слезы и с трудом сдерживал рыдания. Потом будто вспомнил о чем-то. Сунул руку в ящик стола, нащупал тайник, достал пистолет и спрятал под рубаху…

В управление органов безопасности в Белостоке из подполья приходили группами. Рышард видел этих людей. Ждал, когда придет Выдра. Хотел его лично опознать… Даже пропустил несколько уроков в гимназии.

Валериан Гурский (Выдра) пришел с группой за три дня до истечения срока амнистии. Рышард присмотрелся к нему. Это был низкорослый, крепкий человек со светлыми, рыжеватыми волосами.

Позже наблюдал, как бандит несколько дней пил в Белостоке, как за ним по пятам ходили местные обыватели, так как он в их глазах был героем. Подходящий случай все никак не представлялся…

Рышард замкнулся в себе, избегал преподавателей, товарищей. Чувствовал себя одиноким. Читал и задумывался. Слова отца: «Помни… Рышард, Гурский — это убийца, фашист…» Вечерами часто осматривал спрятанный пистолет. Решение созревало…

— Суд после перерыва продолжает заседание… Слово имеет обвиняемый, — объявил председатель суда.

— …Тогда в Белостоке не успел убить Выдру, так как внезапно он куда-то выехал. Я окончил гимназию.

Сдал экзамены в Варшавский университет на филологический факультет. Но обиду свою забыть не мог.

— Обвиняемый, оружие вы носили с собой? — спросил прокурор.

— Да.

— Без разрешения? — спросил один из заседателей.

— Без разрешения… Знал, что нельзя. Но это оружие я не считал запрещенным. Оно было у отца еще в 1939 году. Без оружия я не мог выполнить клятвы…

Он провел языком по высохшим губам, взглянул на пистолет, лежавший на столе, глубоко вздохнул и продолжал:

— Я ни на минуту не забывал о том, что дал клятву отомстить за родителей. Долгие годы старался отыскать Выдру. Наконец узнал, что Гурский имеет во Вроцлаве частный магазин. Я поехал туда. Пистолет лежал в кармане. Подошел к магазину. Через витрину магазина увидел какую-то женщину. Ночь просидел на вокзале. На другой день опять был у этой витрины, и опять Выдры не было. Вошел в магазин под предлогом что-то купить и спросил о нем. Женщина сказала, что он поехал на побережье за товаром. Поездка его длилась неделю или две. Так долго ждать я не мог. Возвратился в Варшаву…

Суд, прокурор, адвокат, публика в зале, даже обычно дремавший швейцар у дверей — все внимательно слушали Рышарда. Это ведь был не обычный обвиняемый, не тот преступник, каких много прошло через этот зал.

— …Денег у меня не было, чтобы во второй раз ехать во Вроцлав. Случай свел нас…

В родные места на Белостокщину я ездил редко. Только для того, чтобы побывать на могиле своих родных. В тот год поехал я туда опять. Мне повезло… Перед баром заметил легковой автомобиль «симка» с вроцлавским номером. «Неужели он?» — подумал я. Заглянул в бар. Там действительно сидел Валериан Гурский…

Пистолет лежал у меня в папке. Я вошел в ворота, зарядил пистолет и положил его в карман. Остановился около газетного киоска. «Симка» стояла с левой стороны. Напротив меня была дверь бара. Прозевать его я не мог… Подумал тогда, сколько раз стрелять? За отца, за мать, за сестру и еще за себя. Четыре раза… Стемнело, когда он вышел из бара вместе с женщиной. Я подошел. «Вы Гурский?» — спросил его. Он как-то странно посмотрел, а может, мне так показалось, поскольку он был пьяным. Буркнул, что он не Гурский, а пан Гурский. Спросил, что мне от него нужно… Тогда я выстрелил в него — два раза в голову и два раза в грудь. Он тяжело свалился у моих ног.

Прохожие разбежались. Женщина, кажется, кричала. Я спрятал пистолет и пошел в отделение милиции. Вот и все…

На другой день заседание суда было возобновлено. Рышард Завала не прислушивался к показаниям свидетелей, которых вызвали прокурор и защитник. Эти показания не интересовали его. Страдание причиняла ему только речь прокурора. Хотя он не мог его упрекнуть в нелогичности или юридических погрешностях, ему казалось, что прокурор неправильно его понял и излишне распространяется о его особе. Приговор в принципе ему был безразличен. Убеждал себя, что выполнил только клятву.

Адвоката он слушал внимательно, так как тот был хорошим оратором. Но и на него злился за то, что так подробно анализировал его душевное состояние. Не хотел, чтобы перед чужими людьми в этом зале обнажали его мысли, сердце, душу. Он совершил убийство и теперь ожидал приговора и хотел, чтобы это произошло как можно скорее…

Наступил ранний осенний вечер, и в зале суда зажгли свет. Судья с минуту шепотом о чем-то переговорил с заседателями, потом встал и произнес:

— Ввиду позднего времени объявляю перерыв заседания по процессу Рышарда Завалы. Приговор будет объявлен завтра…

Осень была мрачной, дождливой и холодной. Тучи висели низко, часто моросил дождь. Я ходил подавленный по опустевшим улочкам провинциального городка. На жестяных, заржавленных вывесках с трудом читал названия улиц.

Нет, не та. Спрашиваю, блуждаю. Наконец мне показалось, что нашел. Старый дом, отступивший от улицы и окруженный умирающими деревьями. В сенях поблекший список жильцов. Внимательно читаю его, и сердце начинает биться сильнее. Несколько лет поисков, и наконец-то вижу эту фамилию. А может, опять ошибся?.. Может, это не она?.. В моих поисках слишком много было разочарований, ошибок, случайных совпадений.

Поднимаюсь на третий этаж. Дверь, покосившаяся от старости, на ней выцветшая желтая краска и табличка: «Квартира № 7». Стучу. Тишина… Стучу еще раз, более настойчиво. Кажется, слышу шорох шагов. В двери появляется женщина. Изумление на лице. Долго всматривается в меня и наконец спрашивает»