— Кубер… — промолвил Леон и тут же умолк.

— Ну, что ты хотел сказать? — взглянул ему прямо в глаза Куберский.

— Да нет, ничего… Мы с Яшкой будем тебя очень ждать… Может, ты все-таки вернешься пораньше?..

Куберский взглянул на них и ничего не ответил. Засунул пистолет за пояс брюк, застегнул куртку и как-то неловко, а может быть, им только так показалось, протянул руку Леону, затем Яшке и тихо сказал:

— Прощайте, я пошел…

Часовой вошел в комнату, где дремал командир отряда НСЗ, и потряс его за плечо.

— Пан командир, связной из Тайно-Подъезёрного! — доложил он.

— Давай его сюда немедленно!

Часовой выбежал из комнаты и спустя минуту вошел вместе с человеком, который почтительно приблизился к командиру:

— Ну что, появился? — спросил командир.

— Да! Пришел и ночует. Завтра должен быть у Гнатовича. Вацек и Бронек из Тайно-Подъезёрного велели вам передать, что… — Связной доверительно наклонился к командиру и шепотом что-то сказал ему, очевидно самое главное.

Спустя некоторое время в отряде был объявлен сбор…

Последний день февраля приближался к концу. Куберский стоял на кухне у окна и задумчиво смотрел вдаль.

— Папа, ты ждешь кого-нибудь? — робко спросила Лидия.

— Нет, дочка… не жду… Просто задумался. Мне уже пора идти. А так всегда не хочется расставаться с тобой. Но что поделаешь, надо… Если управлюсь у Гнатовича раньше, забегу еще на минутку. Только повесь, как всегда, полотенце в окне. Осталось ждать недолго. Весной вернусь совсем. Потерпи! Ты у меня молодец. А гитлеровцев скоро прогонят… Ну, я пошел…

Каждая встреча с дочерью наполняла сердце Куберского грустью, вызывала воспоминания о погибшей жене, о том времени, когда они жили все вместе. Теперь, выполнив задание, он возвращался к товарищам, которые ждали его в землянке, и мысли его уже были заняты информацией, полученной на Августовском канале.

Дом Гнатовича стоял на краю деревни. Куберский свернул к нему.

В это время более десятка пар глаз внимательно следили за каждым шагом отважного разведчика. Его заметили в бинокль, когда он был еще далеко. Видели, как он свернул к дому Гнатовича, как приближался к месту засады.

Тихо лязгнуло оружие. Кто-то шепотом подал команду. Все застыли в напряженном ожидании. В это время Куберский вошел во двор…

Главарь отряда НСЗ сидел за столом явочной квартиры и корпел над составлением донесения своему командованию. Поскольку он был не особенно силен в подобных делах, эта процедура всегда доставляла ему множество хлопот. Но все же он не хотел прибегать к помощи подчиненных. Он закурил новую сигарету и пробежал взглядом написанное. Остался доволен собой. Долгое время колебался, упомянуть ли в донесении о том, что ни довоенная польская полиция, ни диверсанты Дица, ни жандармерия и гестапо не смогли сделать того, что удалось ему. Склонился снова над листком бумаги и медленно, обдумывая каждое слово, продолжал писать:

— «Выполняя приказ, мы привели пойманного коммуниста Вацлава Куберского к нашему доверенному человеку в Тайно-Подъезёрном. Там в подвале его дома я приступил к допросу с целью выведать от него ту информацию, о которой говорилось в приказе. Однако он не только не хотел давать показаний, но и вообще разговаривать с нами. Я применил все возможные средства, чтобы добиться от него признаний. Но он продолжал упорно молчать. Дальше я поступил в соответствии с приказом…»

Задумался, затем что-то вспомнил и вызвал из соседней комнаты подчиненного:

— Полько, иди сюда! Сегодня ночью возьмешь людей и пойдешь в Тайно-Подъезёрне. Перероешь весь дом Куберского. У него должно быть еще оружие. Если не найдешь, развяжи язык его дочери.

— А если она не скажет?

— Мне что, послать вместо тебя другого?..

— Хорошо, будет сделано. Понял, пан командир!

— Ну, тогда убирайся отсюда!

Была поздняя ночь. Лидия Куберская, устав от дневной работы и мрачных мыслей, которые не покидали ее со времени таинственного исчезновения отца и визита незнакомого советского товарища, уснула глубоким сном. Ее разбудил сильный стук в окно и в дверь. Она и дед вскочили с постели.

— Кто? — спросил встревоженно старый Куберский.

— Свои, откройте!

Щелкнул замок двери. Группа вооруженных людей ворвалась в комнату и окружила Лидию.

— Где оружие отца? — спросил один из пришельцев.

— Я не знаю, было ли у отца оружие… Я ничего не знаю… Он не бывал дома…

— Где оружие? — заорали снова бандиты. Она молчала.

Один из них ударил ее кулаком. Она упала на пол.

Ее били по голове, по рукам, по спине. Допытывались, где спрятано оружие и где скрываются советские разведчики. Она плакала, теряла сознание…

Ей набросили на шею ремень и выволокли во двор, снова стали допрашивать.

Она молчала. Теряя сознание от боли, она слышала их слова, доносящиеся откуда-то издалека.

— Ну, есть добровольцы? — окинул взглядом главарь своих людей.

Поскольку никто не проявлял особого рвения, чтобы расправиться с беззащитной девочкой, бандит вынул пистолет. Постоял над ней с пистолетом в руке, наслаждаясь ее видом и беззащитностью, но так и не выстрелил. Только пнул ее сапогом и спрятал пистолет в кобуру…

Яшка не первый раз оставался в землянке один, когда товарищи уходили на задание и, естественно, привык к этому. Однако на этот раз у него было плохое настроение, и он даже не смог объяснить почему. Его угнетало какое-то мрачное, неясное предчувствие…

Куберский не возвращался уже четвертую неделю. Пять дней назад Леон ушел на задание. Поэтому Яшка снова остался один в землянке. Жадно курил одну папиросу за другой, или лежал, поджав ноги, на нарах, или, подперев голову руками, водил тоскливым взглядом по темной землянке и думал.

Под утро Яшка принял из центра радиограмму, расшифровал ее и задремал. Его разбудил скрип деревянной крышки, прикрывающей лаз. Он схватил стоявший возле ножки стола автомат и притаился в углу.

В темном люке появился Леон. Яшка опустил оружие. Он взглянул на своего друга, увидел его почерневшее, заросшее лицо, а тот, едва держась на ногах, медленно подошел к нарам, на которых любил сидеть Куберский, и положил туда свежую ветку пихты. Они молча смотрели друг на друга. Один уже знал, а другой все понял…

Самолет держал курс на запад. Его окружала черная, беззвездная ночь. В тесной кабине сидело восемь человек. Каждый из них имел парашют, оружие и вещмешок.

Около кабины летчиков расположился мужчина лет тридцати с капитанскими погонами, стройный, с продолговатым лицом и большими мечтательными глазами. Это был командир сидящих в самолете людей. Этой чести он удостоился впервые. И хотя он испытывал гордость по этому поводу, однако вместе с тем чувствовал и какое-то беспокойство. Сумеет ли он выполнить задание? Оправдает ли оказанное ему доверие? Сумеет ли перехитрить коварного, жестокого врага?

Он закрыл глаза и мысленно перенесся в разведывательный отдел 2-го Белорусского фронта, откуда два часа назад отправился в свой полет. В эту минуту он видел большой стол в деревенской избе, на котором были разложены карты. Начальник разведотдела и его подчиненные обменивались мнениями, изучали населенные пункты и предполагаемые направления наступления. Каждую минуту входили офицеры и отдавали начальнику расшифрованные радиограммы. Петр сидел и ждал указаний. Он знал, что вылет назначен на сегодняшнюю ночь. Наконец генерал подозвал его к себе:

— Это шоссе Белосток — Варшава. В Замбруве пересекаются стратегические дороги, ведущие в Восточную Пруссию и Берлин. Этим же путем следуют на фронт подкрепления, и по этой дороге отступает противник. В этом квадрате, — показал генерал пальцем на карте, — находится полигон противника Красный бор — место сосредоточения и перегруппировки 2-й танковой армии генерала Вайса. Ни одно более или менее серьезное перемещение войск на этих стратегически важных дорогах и на полигоне не должно ускользнуть от вашего внимания. Здесь мы нанесем один из основных ударов во время нашего наступления на Восточную Пруссию. Ваша разведывательная группа будет выброшена на поляне в лесу, недалеко от деревни Шумово, в районе полигона…