Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Нововременский хроникер напоен настоящим духом: он тотчас [1749] "вспомнил о "Бесах", прочитав статью "Московских ведомостей" о последнем политическом процессе. Они справедливо ужасаются тому, что пропаганда коснулась армии, они считают это явление новым [1750] . Увы, это не ново. Уже процесс Суханова [1751] доказал, что это участие явление не новое. А Достоевский предсказал это в "Бесах", в 1871 году, то есть тринадцать лет тому назад. Главный организатор, Петр Верховенский, имеет у себя преданного исполнителя "офицерика Эркеля". "Эркель был такой "дурачок", у которого только главного толку не было в голове, царя в голове; но маленького подчиненного толку у него было довольно, даже до хитрости. Фанатически, младенчески преданный "общему делу", а в сущности Петру Верховенскому, он действовал по его инструкции… Исполнительная часть быть потребностью этой мелкой, малорассудочной, вечно жаждущей подчинения чужой воле натуры, — о, конечно, не иначе как ради "общего" или "великого" дела. Но это было все равно, ибо маленькие фанатики, подобные Эркелю, никак не могут понять служения идее иначе, как слив ее с самим лицом, по их понятиям, выражающим эту идею. Чувствительный, ласковый, добрый Эркель, быть может, был самым бесчувственным из убийц, собравшихся на Шатова…"

"Вот что говорил Достоевский об этом "офицерике" в то время еще, когда военный элемент совсем отсутствовал в политических процессах. С того времени много воды утекло и Эркель мог вырасти и до полковника, который фигурирует в процессе тоже с немецкой фамилией".

"Вечная история: художнику, знающему человеческую душу, гораздо меньше верят, чем канцелярской записке, чем узкому взгляду какого-нибудь секретаря канцелярии…"

Очевидно требовалось, чтобы уже "тринадцать лет назад", — с тех пор, как Достоевский "предсказал", — сейчас и браться, а не верить какой-то "записке"… А теперь уже — "с того времени много воды утекло и Эркель мог вырасти до полковника".

17 октября все читали это в 3103 № "Нового времени" и иные думали:

— Эки дошлые! — все раскопают… Так оно и есть… Достоевский все предсказывал… Его надо было слушать.

Но между 17 и 18-м октября над Петербургом пронеслась ночь, — очень холодная, ветреная ночь, гнавшая воду встречь. Облака летели шибко, то открывая луну, то затеняя ее слева. С брандвахты производились выстрелы, возвещавшие, что вода быстро идет выше линии… Обитатели низких подвалов не гасили своих грошовых свечек, а на Италианской [1752] в редакции "Нового времени"… переставляли мельницу… С мелкой крупчатки жернов поставили на крупный растряс, и 18 октября в № 3104 подают такой перемол:

"Опасные обобщения" — "Заметка "Московских ведомостей" об участии офицеров в преступлениях нигилистической крамолы наводит на серьезные размышления. Мы никогда не позволяли себе забывать ту осторожность, которая необходима при распространении преступления одного лица на всю корпорацию".

И нововременцы начинают упрекать "Московские ведомости" что те "делают историческую ошибку". Нововременцы <начинают> припоминать им Лаврова [1753] , Дубровина [1754] , Суханова и других, включительно до Арнгольда, Сливицкого и Сахновского [1755] , вины которых относятся еще к 1863 <!> году. "Вчерашнее" у нововременцев не пошло дальше этого, а кажется могло бы идти не только до 1825 года [1756] , но и до "смутного времени", когда "вожди перебегали из лагеря в лагерь к тушинскому вору". И это не было предречено Достоевским… Но все это ушло мимо памяти и даже мимо желания нововременцев как-нибудь согласить то, что вчера еще ими наговорено под впечатлением "Бесов", из которых "надо экзаменовать" губернаторов, читающих Щедрина… "Всего более надо бояться обобщений", — пишет 18 октября "Новое время". — Это "соображения, которые мы считаем полезным напомнить "Московским ведомостям". — От грошовой свечки Москва горела"… Так эти вертуны дошли и до "грошовой свечки", которую они сами никогда не зажигают, потому что "никогда не позволяют себе забывать осторожность", — а вот "Московские ведомости", те де опасно ходят с "грошовой свечкой".

По газетным обычаям такие выхилясы и выкрутасы называются полемикою, и иногда извиняются будто ее требованиями, но простой, со здравым смыслом человек, послушав это пустомельство, пожалуй, сказал бы:

— "Эх ты, мелево, мелево! — вразуми, ты себя хоть отселева!"

В. Г. Короленко — критик Достоевского

I. Короленко о Достоевском. Статья Т. Г. Морозовой

Трудно назвать имя другого большого русского писателя, которому Достоевский был бы более чужд, чем Короленко.

Глубокие различия отделяют друг от друга этих двух художников. Достоевский — создатель больших сложных романов, предельно насыщенных психологически и фабульно. В творчестве Короленко преобладает жанр очерка, рассказа, повести, сравнительно простых по сюжетам и структуре образов. Достоевского отличают болезненные изломы, бросающийся в глаза дисгармонией, запутанность переживаний и страстей. Весь склад личности Короленко характеризуется редчайшим душевным здоровьем, цельностью, обаятельной гармонией, отразившейся и в его созданиях. Достоевский — в постоянных метаньях, столкновениях крайностей, он, по выражению Л. Толстого, "весь борьба". Короленко, несмотря на то, что и он прошел непростой путь становления взглядов, свойственна внутренняя устойчивость, непоколебимая твердость основ сложившегося мировоззрения, он всегда и во всем верен себе. В произведениях Достоевского господствует трагическое начало, нередко звучат пессимистические ноты. Печать светлого и глубокого оптимизма лежит на всем творчестве Короленко. В романах Достоевского нашел себе яркое воплощение урбанизм — городская стихия. Короленко известен как большой мастер пейзажа, насыщавший свои произведения тонкими и лиричными описаниями "пустынных мест".

Вместе с тем идейные и творческие соприкосновения Короленко с Достоевским не подлежат сомнению. Достоевский, наряду с другими великими русскими писателями, ощутимо вошел в идейную и творческую биографию Короленко.

Однако тема "Короленко и Достоевский" в дореволюционном и советском литературоведении едва задета.

В старом литературоведении настойчиво сближал Короленко с Достоевским Ф. Д. Батюшков, автор целого ряда работ о Короленко, хорошо знавший писателя и лично. В статье "В. Г. Короленко", написанной в 1903 г., но опубликованной посмертно в 1922 г., Ф. Д. Батюшков прямо утверждал: Достоевский "имел огромное влияние" на Короленко[1757]. Особенно настаивал Батюшков на близости "школе Достоевского" одного из последних произведений Короленко — повести "Не страшное", в которой писатель, по словам Батюшкова, "проявил чрезвычайную глубину психологического анализа" и "дал новую и вполне оригинальную обработку" идеи Достоевского — "о взаимной нравственной ответственности людей друг за друга"[1758].

вернуться

1749

"вспомнился — канцелярии…" — газетная вырезка, вклеенная в текст статьи.

вернуться

1750

Подчеркнуто Лесковым.

вернуться

1751

Н. Е. Суханов (р. 1853) — лейтенант флота, активный член Исполнительного комитета "Народной воли", осужден по процессу "двадцати" (расстрелян 19 марта 1882 г.).

вернуться

1752

Редакция "Нового времени" помещалась на Малой Итальянской ул., д. 18.

вернуться

1753

Известный революционер полковник П. Л. Лавров (1823-1900) был арестован 24 апреля 1866 г. в Петербурге за близкие сношения с государственными преступниками и выслан в Вологодскую губ.

вернуться

1754

Подпоручик В. А. Дубровин (р. 1855) был связан с обществом "Земля и воля"; ярый сторонник цареубийства. Повешен 20 апреля 1879 г. (см. о нем — Письма. — IV. — С. 57, 382-383).

вернуться

1755

Поручик И. Н. Арнгольд и подпоручик П. М. Сливицкий — члены революционной организации русских офицеров в Польше — были арестованы 24 апреля 1862 г. в окрестностях Варшавы и расстреляны 16 июня. А. Сахновский (Сохновский), их союзник, успел эмигрировать в Париж (впоследствии переписывался с Герценом).

вернуться

1756

Лесков имеет в виду восстание 14 декабря 1825 г. на Сенатской площади.

вернуться

1757

Начала. — 1922. — № 2. — С. 210.

вернуться

1758

Там же.

См. также: Батюшков Ф. Д. Основные мотивы творчества Короленко // Русское слово. — 1913. — № 163. — 16 июля. — С. 2, и его книгу "Короленко как человек и писатель". — М., 1922. — С. 47.

200
{"b":"241915","o":1}