И эти ребята в комбинезонах и пилотках пока не сомневаются, что всё у них будет в порядке, ведь все трудности уже пережиты их родителями, для того чтобы им жилось легче. Да разве можно сейчас предвидеть, что ожидает и их, и их будущих детей, вместо официально объявленного к восьмидесятому году пришествия «Золотого века»? … Ведь сыновья достигнут их возраста, когда Армия предстанет клубком проблем, клоакой. И они, будучи родителями, пойдут на всё, дабы избавить свои возлюбленные чада от, ставшей почти невыносимой и смертельно опасной службы, от того Ружья, что будет палить без удержу… И Саша Грамахин не мог предвидеть, что ожидает его там, в темени будущего – успеет ли, достигнет ли таких должностей и званий, чтобы посылать на смерть, а не быть посылаемым. В то, другое время, когда выстрелит Ружьё.
– Ну вот… уже ищут, – привычно состроил гримасу мученика Елсуков.
– Кручинин… где вы там!? – уже отчётливо слышался голос Кухарчука.
– Всё, кончай привал, пошли трансмиссию драить, – со вздохом сожаления проворчал Каретник и стал подниматься.
– Чёрт… и про время-то забыли совсем, больше часа, наверное, тут провалялись. Нас же всего на полчаса отпускали, – забеспокоился Кручинин.
– Да не спеши ты Володь, успеем ещё наслужимся, – с неспешной рассудительностью, как бы придержал его Валера.
И Володя послушался, неожиданно виновато улыбнулся в ответ и совсем уже без командирских интонаций обратился сразу ко всем:
– Верно, успеем ещё… Давай ребята потихоньку потопали, а как «замка» увидим шагу прибавим. Силёнки-то беречь надо, нас, вон, на гражданке ждут, – он с улыбкой кивнул в сторону противоположную полигону.
Так они и пошли не торопясь, обходя деревья, туда, где их ожидали танки и лейтенант Грамахин.
Гречневая каша
Мать неожиданно уехала в служебную командировку и Ирине, студентке-второкурснице, предстояло два дня исполнять ее домашние хозяйственные обязанности. Казалось, ничего особенного, что за дела убирать квартиру, да кормить завтраком и ужином уходящего на работу, и приходящего с нее же отца. Ей и самой казалось, что со всем этим она справится шутя. Утром первого дня они позавтракали еще тем, что приготовила перед отъездом мать. Но вечером ужин уже готовить предстояло самой Ирина. Придя домой, после шести часов институтских занятий, она наскоро убралась, и стала прикидывать, что бы приготовить на ужин.
Стояла середина семидесятых годов. Это было время, когда уровень жизни в СССР достиг своей наивысшей отметки. В магазинах, особенно больших городов имелся еще сносный выбор как продовольственных, так и промышленных товаров, люди из бараков и хибар постепенно перебирались в хоть и тесные, но благоустроенные квартиры. Как никогда казалось, что ведомая мудрой партией Ленина страна, в дальнейшем заживет еще лучше… Впрочем, не будем забегать вперед и останемся пока во времени относительно сытого и спокойного «застоя».
Ирина пересмотрела запас продуктов, заготовленных матерью. В холодильнике лежали: кусок сливочного масла граммов на триста, две консервные банки шпротов, одна печени трески, и два десятка яиц. По дороге из института Ира купила полкило «отдельной» колбасы, и кое что из фруктов и овощей… Южный город, сентябрь и цены на всевозможные плоды и зелень были низкие. Приготовить картошку? Но Ире не хотелось слепо копировать мать, которая чаще всего готовила именно отварную или жареную картошку. Ей хотелось приготовить нечто, чтобы отец сразу почувствовал особую о нем заботу любимой дочери. Их стол, стол обычной среднестатистической советской семьи из 3-х человек тоже был самый, что ни на есть средний – не голодали, но и особых разносолов тоже не водилось. В будние дни на ужин обычно подавались либо уже упоминавшаяся картошка, либо яичница с жареной колбасой. Ира полуинтуитивно, по привычке и купила «отдельную», собираясь, как обычно делала мать, зажарить ее, залив яйцами… но передумала. Открыв буфет, она стала перебирать пакеты с крупой. На глаза попался рис. Приготовить рисовую кашу и сдобрить ее сливочным маслом, а колбасу подать как закуску? Но это тоже, хоть и не часто, готовила мать. Нет, надо что-то… В дальнем углу буфета стояла большая жестяная банка. Ира открыла ее. Там оказалась гречневая крупа. Почему-то мать никогда не готовила дома гречневую кашу. Ира за всю свою жизнь ела её считанное количество раз и все вне дома. Как-то, когда они с матерью гостила у тетки, та накормила их такой вкусной кашей, что Ира не удержалась и попросила научить ее готовить. Никаких особенных секретов в приготовлении гречки не оказалось. Она готовилась почти так же как рис и пшенка. Ира решилась, она поразит отца именно гречневой кашей, которую мать готовить избегала, а она приготовит и приготовит так…
Каша удалась на славу. Сама юная хозяйка, попробовав, с трудом удержалась, чтобы дождаться отца и не поесть раньше. Она с нетерпением ожидала похвалы своим кулинарным талантам. Когда отец, которого звали Владимир Федорович, в седьмом часу вечера пришел с работы, дочь радостно ему сообщила:
– Папка, ужин готов! Мой руки, и садись за стол. Не знаю, как у меня получилось, ты попробуй и скажи.
Вид сияющей Ирины говорил сам за себя – она не сомневалась, что приготовленная ею каша, аккуратно нарезанная колбаса и темно-красные ломти душистого арбуза, все это придется отцу по вкусу. Она уже все перепробовала. И зная, что их с отцом вкусы всегда совпадают, не сомневалась в успехе.
– Спасибо дочка, не беспокойся, не такой уж я голодный, могу чего и попроще…
Владимир Федорович вышел из ванной, прошел на кухню, где его дожидалась горкой уложенная в тарелку гречневая каша, щедро помазанная сливочным маслом. Он увидел эту кашу и… осекся, замолчал. Добрая улыбка, до того не сходила с его лица. Он готов был проглотить что угодно, даже перегоревшее и пересоленное, при этом все это неустанно нахваливать. Нахваливать, лишь бы не обидеть дочь, оставшуюся за хозяйку в доме. Но при виде гречневой каши, его улыбка самопроизвольно сползла с лица, которое начало медленно но неотвратимо бледнеть, будто из него постепенно уходила куда-то кровь. Ира не могла осознать реакции отца:
– Папка, что с тобой… тебе плохо!?
Отец несколько секунд молчал, потом справился с собой и невнятно, словно у него что-то случилось с горлом, произнес:
– Спасибо Ира… не надо… ты… ты ешь, а я хорошо сегодня пообедал на работе, в столовой… Извини, я что-то совсем не хочу ужинать. Не обижайся дочка, действительно, совсем не хочется, аппетита нет… Я лучше полежу пойду, голова разболелась…
2
18 августа 1941 года в день советской авиации в небе над Западным фронтом «висели» только немецкие самолеты. С утра на позициях энской пехотной дивизии Красной Армии немцы белым дождем разбросали листовки: «… не ждите, ваших самолетов не будет, мы их все уничтожили… сдавайтесь, сопротивление бесполезно… эта листовка будет служить пропуском для добровольно сдавшихся…». Тем не менее, измученные постоянными боями, артналетами и авиабомбёжками противника красноармейцы все же надеялись, что хоть в этот день, наконец, в небе появится наша авиация, хотя бы один «ястребок», хоть один фанерный У-2… Увы, надежды не сбылись. После листовок позиции дивизии почти час непрерывно перепахивали бомбами «Юнкерсы», потом немецкая артиллерия, потом, как и положено, пошли танки с пехотой. Немцы, видимо, именно к этому дню приурочили начало своего наступления. Фронт дивизии, в котором всего третью неделю находился 19-ти летний новобранец Володя, прорвали в нескольких местах. Связь штаба дивизии с полками сразу нарушилась. Не имея возможности взаимодействовать, полки дрались каждый сам по себе, кто-то продолжал стоять на своих позициях, кто-то с боем отходил, кто-то обратился в паническое бегство. Хотя, конечно, приказа отступать не было, и быть не могло, и не только потому, что связь со штабом дивизии отсутствовала. Новый комдив, назначенный несколько дней назад вместо прежнего, отданного под трибунал за неумелое командование… Так вот, новый комдив твердо заявил, чтобы об отступлении все и думать забыли, что сам он этого слова не знает. Так что командиры полков наверное даже обрадовались, что связь с вышестоящим штабом отсутствовала, и у них появилась возможность действовать самостоятельно, то есть отступать. А чего же еще оставалось делать, если противник во всех отношениях сильнее и владеет стратегической инициативой.
