Семён глянул в ближайшую стену словно в зеркало: всё получилось так, как он и задумывал — на Семёне была уже ставшая привычной форма охранника, но с серебряной молнией на груди. С фирменным знаком наказателей. Поправив берет — лихо заломив его на правое ухо, — Семён направился к чёрной постройке. К возможной гробнице-темнице, где всякие Кардиналы в неволе томятся.

— Помнишь, Семён, я тебе как-то о мощном источнике магии говорил? — подал голос Мар. — Который где-то в этом пакостном Мире запрятан? Помнишь? — Семён энергично кивнул, помню, мол, как такое забудешь! — Ну так вот: тут он, этот источник! В зале. Только я ещё не определил точно, где именно. Как определю — скажу. Надо бы и на него тоже глянуть. Ты не против?

— Договорились, — Семён приблизился к непонятному строению, постоял немного, вглядываясь в своё еле видимое ночное отражение, и приложил руку к тёмной поверхности: под рукой было стекло — холодное, гладкое. Толстое.

Семён уткнулся лицом в затемнённое стекло, отгородившись от яркого света ладонями, чтобы не мешал — как будто в неосвещённую витрину смотрел. Поначалу ничего видно не было, сплошная темень подвальная… Потом глаза привыкли к полумраку и Семён увидел.

Внутри постройки располагались стеклянные ёмкости, по форме точь-в-точь как обычные ванны, только гораздо больше — все они были заполнены вязкой бесцветной жидкостью. В ближней к Семёну ванне плавал объёмистый пузырь, похожий на яйцо — пузырь то медленно поднимался к поверхности, то опускался на дно; сквозь мутную плёнку оболочки проглядывались два свёрнутых калачиком силуэта, большой и маленький. Два почти созревших чужих, альфа и бета. Почти взрослых.

Что было в других ёмкостях, Семён не увидел, темно всё-таки. Но и увиденного было достаточно.

— Мар, да это же Инкубатор! — шёпотом сообщил Семён медальону. — Святая святых Мира Равновесия и империи чужих! Конвейер по производству двутелов.

— И я, и я посмотреть хочу! — заволновался медальон. — Приложи меня к стеночке, ага, вот так, — Мар замолчал, поглощённый редкостным зрелищем.

— Достаточно, — через полминуты сказал Мар. — Нагляделся, хватит! Там, Семён, где-то с сотни четыре тех ванн будет, а то и все полтыщи. Которые с зародышами, а которые уже с практически взрослыми особями… Кстати, при мне несколько ванн в пол ушло: рожать поехали, однозначно!

Но не это главное, Семён, не это! Главное находится с другой стороны этой родилки. Пошли туда!

— Ты о чём? — Семён, не долго думая, пустился в обход Инкубатора. К его противоположной стороне.

— Вычисли я источник магии, вот что! Там он, за Инкубатором. Ох, подозрительно всё как-то получается, настораживающе… Они же, чужие, напрочь магию отрицают — кроме своей, технической, — о чём вопят на каждом углу… Слушай, а может они нарочно так вопят? Чтобы никаких подозрений ни у кого не возникло.

— Подозрений насчёт чего? — Семён шёл по длинному коридору, между стеной Инкубатора и стеной зала: слева было чёрное зеркало, стеклянное, справа — белое, металлическое. И в них отражалось бесконечное количество Семёнов — тёмных и светлых. Светлых и тёмных. Разных.

— А я откуда знаю? Придём на место, там увидим насчёт чего, — резонно ответил медальон. — Немного осталось.

Коридор закончился: Семён вышел в просторную, не занятую Инкубатором часть зала. К мощному источнику нетехнической магии.

Свободная часть зала была тиха и безлюдна: ни дежурных ремонтников, ни охранников, ни посланных сюда для поиска диверсанта наказателей. Ни Хозяев. Что Семёна только порадовало — ни с кем в этом Мире он больше общаться не хотел. Надоело. И Мир этот ему тоже надоел, хуже полиментов: Семён прямо сейчас отправился бы к Дублю Кардинала с нерадостным известием, но надо было разобраться с загадочной магией. Вернее, с её источником.

Источник монументально возвышался у дальней стены зала, на краю большого и глубокого бассейна, примыкавшего к Инкубатору; похоже, бассейн был заполнен той же вязкой жидкостью, что и ванны в Инкубаторе — так, во всяком случае, показалось Семёну.

Это была вертикальная пентаграмма. Сравнительно небольшая, всего-то метров пятнадцать высотой, по сравнению с размерами самого зала — сущий пустяк. Пентаграмма висела в воздухе, ничем не поддерживаемая; за колдовской звездой, почти впритык к стене и к пентаграмме, находился высокий каменный помост с узкой, тоже каменной лестницей, идущей вдоль стены; сбоку помоста был короткий железный трамплин, чуть ли не упиравшийся в центр пентаграммы. Словно здесь регулярно проводили соревнования по прыжкам в бассейн сквозь ту звезду. Эдакий местный вид спортивно-магического развлечения.

Сама пентаграмма была сделана из плотно скрученных в канатный жгут — в руку толщиной — золотых и серебряных ленточек вроде серпантина; звезда была настолько древней, что драгоценные ленточки давным-давно утратили свой блеск: золото стало матовым, а серебро во многих местах почернело; вся пентаграмма была окружена по контуру ровным бирюзовым сиянием — скорее всего, это было специальное колдовское заграждение. Защита от диверсантов, которых так боялись Хозяева.

Внутри ленточной звезды, не выходя за пределы образованного лучами пятиугольника, полыхало неугасимое алое пламя, чистое, сильное. Волшебное. Видимое только Семёну — как и бирюзовое сияние.

— Ба! Да это же пентаграмма секты Изменчивых! — очень удивился Мар. — Только… э-э… стационарная. Зачем, для чего? Неужели двуморды тоже практикуют обряд изменения? Совершенства ищут, хе-хе. В слимпы с мостика налаживаются!

— Вряд ли, — Семён подошёл к пентаграмме ближе, задрал голову. — Может, она как-то связана с работой Инкубатора? Может…

Пятиугольник внутри ленточной пентаграммы внезапно налился обычным, вполне видимым пожарным заревом: в огненных всполохах проступили контуры человеческой фигуры.

— Семён, смотри! — взволнованно крикнул медальон. — Смотри, что происходит! С ума сойти…

Фигура, — неестественно и жутко дёргая всеми конечностями, словно её пытали электричеством, — неуловимо менялась, искажалась, таяла на глазах, превращаясь в нечто неопределённое; через секунду-другую неопределённость исчезла — внутри пентаграммы обозначился шарик размером с апельсин. Обозначился, уплотнился и вылетел из ленточной звезды по пологой дуге. И без всплеска упал в вязкую жидкость бассейна.

— А… э… — от растерянности Мар не нашёл подходящих слов; Семён встал на колени и осторожно, чтобы не свалиться, заглянул в бассейн — шарик медленно погружался, тонул по наклонной, плывя к широкому отверстию у самого дна.

Шарик был прозрачным и в нём хорошо различались две оранжевых запятых, одна побольше, другая поменьше — крохотные зародыши будущего двутела. Будущего Хозяина.

— Ни… ничего себе де… дела, — заикаясь от волнения, выдавил из себя Мар. — По… получается так, что эта ленточная пентаграмма живых людей в икру перемалывает, да? Эти дураки-сектанты, значит, личного счастья и всевластья ищут, а их в конечном пункте — хрясть, и в двутела перекраивают, в личинку… Пля, пля и ещё раз пля! Во-он оно что, — с отвращением в голосе протянул медальон. — Теперь я всё понял. Всё. Не делением, Семён, чужие размножаются, враки это! Убийством они плодятся. Убийством! И религию Изменчивых наверняка сами двутелы придумали, специально… рабочие пентаграммы для соответствующего ритуала — тоже они создали. И подсунули дуракам, по всем нормальным Мирам раскидали… Хотел бы я знать, как на самом деле появились чужие, кто и для какой цели создал этих мерзавцев! Да спросить нынче не у кого, давно это было… Померли, небось, уже все, кто мог правду знать.

А помост, ясное дело, для местного населения сложен, для тех, кто провинился: быстрая казнь с пополнением родильных ванн… Ублюдки, гниды! Взорвать! Взорвать всё к хренам собачьим! Сейчас же!!! — Мар настолько разъярился, что Семёну стало не по себе: боевых заклинаний у медальона было предостаточно. И что они могли натворить, Семён уже видел в Старом Секторе.

— Прекратить истерику! — быстро встав на ноги, гаркнул Семён. — Прекратить, кому сказал! Чего это ты вдруг завёлся, а? Ты же не человек, какое тебе дело до тех, кто в пентаграмму сдуру влез, они сами такую судьбу выбрали… Как ты там говорил: несвоевременный гуманизм, да? Вот-вот. Именно этим гуманизмом ты сейчас и занимаешься. Причём в глобальных масштабах! Человечество спасаешь… не всё, конечно, но наиболее глупую его часть.