— Странный ты какой-то, — хмыкнул Семён и прошёл мимо Барта к смешливому Воге.

— Привет, — Семён остановился в паре шагов от сумочного, — как жизнь?

— А? — сумочный Вога уставился на Семёна с тем же выражением ужаса в глазах. — Туннельный! — внезапно завопил Вога, срываясь на визг и тыча пальцем в Семёна. — Это же туннельный! Заман, Заман, ко мне туннельный припёрся! Зама-а-ан!!!

— Иди ты в Инкубатор, — глухо раздалось сверху, — чего орёшь? Он же к тебе припёрся, а не ко мне. Вот сам и разбирайся… А мне лампу менять надо. Р-работнички, мать их… Развлекаются всё, хохмят… — летающий Заман, похоже, даже не глянул вниз. Не соизволил.

— Ты того, — прикрываясь сумкой и пятясь от Семёна, жалко бормотал Вога, — ты, знаешь… Я ж всегда, как положено, первый тост — за туннельного… Ты вон Замана дождись, ему всё равно, он уже пять дополнительных стираний прошёл, ему что Инкубатор, что Затуннелье… Рано мне ещё! Не хочу!

— Какой туннельный? Какое стиранье?! Ничего не понимаю, — с досадой воскликнул Семён. — Я просто хотел с вами поговорить, спокойно, по-человечески, а вы шарахаетесь от меня, как буржуй от налогового инспектора. Живой я! Не призрак.

— Живой? — Вога опустил сумку. — А чего тогда в закрытом туннеле делаешь?

— Хм, — Семён запнулся. — Чего делаю? Гуляю. Туда-сюда гуляю, хочу кого-нибудь встретить. Вот, вас увидел.

— Да ты кто такой, а? — со злостью спросил подошедший к ним Барт: свой пылесос он держал наотмашь, словно собирался им в случае чего треснуть Семёна по голове: похоже, напугал Семён Барта крепко. По серьезному.

— Я? — Семён опять запнулся: говорить правду он не собирался, а придумать легенду заранее не успел. Поторопился со встречей.

— С одной стороны, я… — тут Семён неожиданно вспомнил байку Мара о его разностороннем хозяине и абсолютно не к месту рассмеялся.

— Так он же стёртый! — с изумлением понял Барт, вешая пылесос на плечо. — Ей-ей, стёртый! То-то он ерунду всякую несёт! Ничего не понимает, на вопросы тормозит… про туннельного слыхом не слыхивал! По смертельной магистрали туда-сюда бродит… Смеётся. Точно, стёртый! Видать, из больнички в бессознанке удрал и заблудился. Ну, мужик, и напугал ты нас… Эй, Заман! Тут не туннельный! Тут стёртый приблудился! — сложив ладони рупором, крикнул вверх Барт. — Это по твоей части! Спускайся вниз!

— Готово, — донеслось сверху. — Сейчас прилечу.

Семён задрал голову: отремонтированный плафон светился ровным немигающим светом; старший группы, с протянутыми к светильнику руками, был похож на чёрта, ворующего луну. Особенно отсюда, снизу.

Облетев напоследок плафон по кругу и убедившись, что всё в порядке, Заман неспешно опустился на стеклянное шоссе. Рядом с Семёном.

— Ты, что ли, туннельный-стёртый будешь? — с лёгкой усмешкой спросил Заман, внимательно разглядывая Семёна. — Ну, на туннельного ты пока не тянешь, это моим ребятам с бодуна показалось. Слишком ты настоящий, не призрачный. А вообще-то, действительно странно встретить здесь живого человека! Всяко с испуга может в голову придти… Ты как здесь оказался, а?

Семён пожал плечами:

— Ну, как-как… Вот, оказался.

— Понятно, — почему-то не удивившись, сказал старший. — Ребята, пошли отсюда! Вот-вот движение включат, раскатают тогда нас по всей дороге, никакая больничка не спасёт… И ты с нами иди, — Заман махнул рукой в сторону прохода. — Не то и впрямь туннельным станешь. На постоянном окладе. — Вся троица от души расхохоталась.

— Да, тебя как зовут? — посерьезнел Заман. — Это ты помнишь?

— Симеон, — представился Семён.

— Помнишь, — улыбнулся старший. — Это хорошо! Нельзя своё имя забывать. Без имени — ты никто… А меня зовут Заман Щур.

— Щур? — с явным недоумением переспросил Семён. — Если не ошибаюсь, то в моём родном Мире так по украински птичку какую-то зовут. Певчую. Вы что, с Земли сюда завербовались?

Все трое переглянулись.

— Ложная память, — со знанием дела объяснил спутникам Заман. — Это нормально, это бывает… Щур — сокращённо от Алмищур. Что это слово раньше означало, увы, не помню. Может, фамилию. Может, воинское звание. Может, кличка такая была… Хм, чего только после больнички не говорят! Тут и земли-то нигде не найдёшь… Железный мир. Стеклянно-железный. Ладно, пошли, — Заман быстрым шагом направился к проходу. — Давайте-давайте! Полосы светиться начинают! Бегом! — все рванули к прямоугольнику в стене; Семён глянул под ноги — белые полосы-вставки наливались угрожающим вишнёвым светом, — и припустил за ремонтной троицей.

Отверстие прохода заросло, едва Семён вбежал в коридор следом за ремонтниками; стена позади Семёна почти сразу мелко завибрировала — низкий гул заполнил коридор.

— Успели, — вытер пот со лба Заман. — Вон, пошла лавина… Народ, вы идите по своим делам, на сегодня всё. А я с Симеоном потолкую и после его к начальнику блока отведу… Будет меня из диспетчерской кто искать — я на обходе. Всё ясно?

— Конечно! — повеселел народ в количестве двух человек, — само собой!

— К Легу не ходить! — жёстко добавил Заман. — Учую запах — прибью.

На народ было жалко смотреть.

— Ладно, — смилостивился Заман. — Можете казённого пива выпить. И в женский блок сходить. Талоны на пиво и женщин есть?

— Есть, — воспрянули духом ремонтники.

— Вот вам ещё, на пиво, — Заман вынул из нагрудного кармана комбинезона несколько серых бумажек. — Я его всё одно не употребляю… — Заман расстегнул ремни на груди, снял ранец и протянул его Барту. — Сдашь на склад. К вечерней поверке все должны быть в своих ячейках! Я вас отмазывать от Инкубатора не стану.

— Обижаешь, начальник, — зашумел народ в два голоса, — разве ж можно! Нам тоже жить хочется, — Барт и Вога хлопнули друг друга по рукам и, не оглядываясь, поспешили вдаль по коридору. Скоро их шаги стихли, Семён и Заман остались вдвоём. И остался низкий гул, идущий от стены.

— Ты слишком много чего помнишь, Симеон! Какие-то ненужные для работы птичьи имена, название своего мира… Не дотерли тебе память, факт! — Заман посмотрел в глаза Семёну. — Или вообще стереть не смогли. Такое, говорят, случалось раньше. Редко, но случалось… Инкубатор для таких неудачников работает круглосуточно.

Потому-то я и хочу успеть побеседовать с тобой, пока санитары-поисковики тебя не нашли, — старший группы отвёл глаза в сторону. — Вспомнить хочу. Своё. Может, ты сумеешь мне помочь… Когда в больничку назад попадёшь, там тебе однозначно повторное стирание назначат, — сухо сказал Заман, не глядя в лицо Семёну. — Мощное. Забудешь не только, как твой мир назывался, но и как маму звали. Могут и ноги парализовать, на время. Чтобы опять не убежал… И в наш блок тебе идти нельзя, начальник мигом новое лицо засечёт! Вот такие дела, Симеон.

Семён огорчённо покачал головой.

— Да-а, тяжёлая ситуация… Впрочем, плевать мне на тех санитаров вместе с их больничкой, руки у них коротки меня достать! Заман, тут есть место, которое никем и ничем не контролируется? Не просматривается и не прослушивается? Там бы и побеседовали.

— Есть такое место, — старший группы странно поглядел на Семёна. — Можно было бы и здесь, конечно, но раз ты хочешь… Сюда, — Заман направился по коридору в ту сторону, куда ушли его друзья-ремонтники; Семён последовал за ним.

Коридор закончился кабиной, аккуратно вписавшейся в размеры коридора и похожей на кабину грузового лифта, с двумя высокими прозрачными дверцами и набором маленьких, как на пульте дистанционного управления, кнопок на внутренней стене кабины.

— Входи, — Заман пропустил Семёна вперёд. — Сейчас поедем, только блуждающий коридор вначале уберу, — Заман прикрыл дверцы, пощёлкал по кнопкам; коридор, видимый через дверцы, исчез — вместо него возникла серая мгла.

В кабине само собой зажглось дежурное освещение и только сейчас Семён обнаружил, что в ней имеются ещё одни прозрачные двери, противоположные тем, через которые он вошёл: за вторыми дверями тоже клубилась неопределённая муть.