— Знамо дело, стояли, — важно покивал крестьянин, — именно что с косами. Бабы, мёртвые-премёртвые, аж воняют, а косы у них до самой земли. Седые. Лунные ведьмы, тять их растять! — и, отцепив повозку от подводы, получил от монаха свою обещанную серебряную монету. После чего прямиком направился в поселковый кабак, оставив подводу под приглядом сына. О ведьмах рассказывать пошёл.
Отец Вуди тоже остался сторожит повозку и свой ценный сундук-аптечку, а Семён отправился на поиски коня. Или лошади.
Ходил он долго, уже и полдень настал, но желающих продать Семёну лошадь не оказалось — с Семёном не только не хотели говорить, но и гнали от ворот, обещая набить морду, если он сейчас же отсюда не уберётся.
— Дурацкие у них тут нравы, — зло бормотал себе под нос Семён, широким шагом направляясь назад, к кабаку. — Им, блин, натуральное золото предлагаешь, а они тебе оглоблей по хребту обещают! Вот же дикий народ…
— Попробуй одежду сменить, — сочувственным голосом посоветовал Мар. — Встречают-то по одёжке! А ты сейчас как батрак одет. Видел работников во дворе у того толстого селянина? Который на тебя ещё собак чуть не натравил. Так они были одеты точь-в-точь как ты! Сам посуди, откуда у батрака золото? Скорее всего, селяне решили, что ты или пришлый дурачок, или нарочно над ними издеваешься. Хорошо хоть и впрямь оглоблей не перетянули! А то пришлось бы мне вмешиваться.
— Ах ты! — Семён остановился и расстроено хлопнул себя по лбу. — Одежда! Вон оно что, — и, оглянувшись по сторонам, убедился, что на улице никого нет. После чего быстро превратил батрацкую робу в нечто, похожее на дорогую дворянскую одежду, виденную Семёном при дворе королевы Яны: неудобный тёмно-зелёный бархатный сюртук с множеством блестящих пуговок на груди, с широким кружевным воротником и кружевными манжетами; бархатные брюки-галифе такого же цвета и обязательные высокие сапоги-ботфорты. Через грудь протянулась синяя атласная перевязь, на которой родовитые дворяне Изумрудного Мира носили парадные шпажки, короткие, тупые и неопасные.
Вместо шпаги Семён, не долго думая, вдел в ременную петельку пистолет. Чтобы убедительнее выглядеть. Тем более, что всё равно девать его было некуда — не в руках же нести! А карманов у парадного сюртука не предполагалось.
Ходить заново по дворам Семён не решился — ещё опознают в новоявленном дворянине бывшего батрака, только что предлагавшего золото за лошадь! Могут возникнуть ненужные вопросы, а следом за ними — ненужные проблемы. Потому Семён отправился, как и решил, к кабаку: там или с кабатчиком насчёт коня сторгуется, или пошлёт отца Вуди на закупку. Денег даст и пошлёт.
Крестьянской подводы возле кабака не было. Видимо, крестьянин-возчик за то время, пока Семён искал лошадь, достаточно пообщался с народом за стаканом вина: и про мёртвых с косами рассказал, и про танцующую крысу, и ещё невесть про что. Пока монета не закончилась. Пообщался и уехал. Семён не сомневался, что волами теперь управляет сын крестьянина, а сам рассказчик дрыхнет в подводе, уставший от россказней. До невменяемости уставший.
Не было и повозки с сундуком-аптечкой: отец Вуди стоял, прислонясь к вековому дереву и понуро уставившись в землю. Вид у монаха был крайне несчастный, словно он только что похоронил кого-то из родственников; от отца Вуди за несколько шагов несло ядрёной сивухой.
— Папаша, а где ж твоя повозка? — изумился Семён, останавливаясь перед монахом. — Я, понимаешь, весь посёлок на уши поставил, отыскивая коня, а повозки-то и нету! И сундук куда-то подевался.
— Нету, — убито согласился монах, поднимая на Семёна мутный взгляд и пристально глядя сквозь собеседника куда-то вдаль. — Граф, я не виноват! Д-дорожные обстоятельства… мёртвые крысы с з-золотыми косами огр… ик… ограб-били. Вот. Всех убили и ограбили. И меня тоже ог… и уб-били, — отец Вуди был пьян в слякоть. Как грузчик после магарычёвой работы.
— Ух ты, — восторженно сказал Семён. — И когда это он успел так надраться? Впрочем, как наш лекарь-аптекарь умеет надираться, я уже видел. Умеет, ещё как умеет! Что же делать? Повозки нет, коня нет, — Семён с насмешкой посмотрел на монаха. — Папаши Вуди тоже, считай, нет… На пробку наступил и временно выпал из реальности. Мда-а… Может, отрезвин у него в кармане поискать? — предложил Семён, но тут же отказался от своей идеи. — Хрен его знает, что у него ещё там в кармане лежит! Яд какой ненароком подсуну… Или того хуже — какую-нибудь местную виагру, — Семён расхохотался в полный голос, но тут же помрачнел. — Однако, надо что-то делать. Но что?
— Предлагаю перенестись в повозку, — посоветовал Мар, — и на месте разобраться, что к чему. От гражданина монаха ты сейчас никаких толковых показаний не добьёшься… в полной несознанке наш гражданин находится! В буквальном смысле.
— А что, можно? — обрадовался Семён. — Но ты ведь сам предупреждал, что без адреса никуда переноситься нельзя! Ещё склеимся с повозкой ненароком, — он озабоченно покачал головой. — Не хотелось бы.
— Всё нормально будет, — заверил Семёна медальон. — Я ночью, когда вас охранял, на повозку специальную метку поставил, на всякий случай. Вернее, на случай возможного угона. Типа её пространственный адресок взял! Вот, пригодилось.
— Это ты молодец, — одобрительно сказал Семён, вынимая из петельки пистолет и приводя его в боевое состояние. — Цепляй нашего падре и поехали! Будем, стало быть, закон и порядок восстанавливать. Не слезая с повозки.
— Ты что, в людей стрелять будешь? — полюбопытствовал Мар, следя за приготовлениями Семёна. — В живых?
— Нет, в дохлых, — огрызнулся Семён. — Скажешь ещё! Ни в кого я стрелять не собираюсь… пока что. На всякий случай пушку готовлю! Может, пугнуть кого придётся. — Семён направил ствол в небо. — Поехали!
В ту же секунду Семёна сшибло с ног: падая, он нажал на спусковой крючок и пистолет громыхнул, выпустив короткую очередь в небо.
— Караул! — истошно завопили где-то рядом, — спасите! — крик внезапно оборвался, послышался тяжёлый удар и удаляющийся дробный топот сапог.
Семён сел, огляделся: он был в повозке. Рядом, недоумённо вертя головой по сторонам, сидел отец Вуди, обхватив руками свой бесценный сундучок-аптечку. Похоже, монах начинал приходить в себя и без всякого отрезвина — взгляд у отца Вуди стал осмысленным. В меру осмысленным.
Повозка, никем не управляемая, мчалась полным ходом — впряжённый гнедой жеребец бодро стучал копытами по утоптанной грунтовке, встречный ветер развевал его длинную гриву; повозка то и дело подпрыгивала на ухабах, не спасали и резиновые шины с рессорами.
По левой стороне дороги, что-то невнятно крича, убегал в чисто поле незнакомый Семёну мужичёк; впереди, неподалёку, высились зубчатые городские стены — дорога упиралась в раскрытые настежь въездные ворота. У ворот стояли вооружённые алебардами стражники и с нескрываемым интересом наблюдали за происходящим.
— Тпру! — заорал Семён, на четвереньках добравшись до лавочки возницы и хватая брошенные ремни вожжей. — Тпру, кому говорю! Стой, животное! — Семён натянул вожжи, конь постепенно перешёл на шаг и остановился.
В наступившей тишине было слышно как громко дышит жеребец, как вдалеке голосит напуганный мужичёк, с курьерской скоростью уносясь в неизвестность, как чему-то хохочут стражники.
— Соображать можешь? — Семён повернулся к монаху, тот пожал плечами, подумал и согласно кивнул.
— Что случилось? — садясь на лавочку, спросил Семён. — Поехали потихоньку, что ли, — он легонько тряхнул вожжами: конь фыркнул и неспешно потрусил дальше.
— Случилось-то что?! — Семён обернулся к отцу Вуди. — Этот, который из повозки выпрыгнул, он — кто?
— Сволочь он, — хриплым голосом ответил монах, роясь за пазухой. — Крыса. Проезжий шаромыга на коне. Опоил меня дурью и повозку украл. Я с ним в кости со скуки поиграть согласился и хлебного винца выпить, а он, мразь, вон чего сделал… — отец Вуди проглотил таблетку, привычно поморщился.
— Универсальное лекарство? — подмигнул Семён. — На все случаи жизни, да? А понос лечит?