Пламя из ствола выбивалось почти на полметра, яркое, жёлтое, ослепляя Семёна и мешая ему толком целиться. Потому Семён лупил веером — кому достанется, тому и достанется.
— Свет включить? — заботливо спросил Мар. Как ни странно, в грохоте выстрелов его голос был слышен отлично. — Со светом и стрелять веселее, да и точность лучше будет. А то всё мимо да ми…
— Давай! — в азарте заорал Семён, — свет на сцену! Пошла массовка! Сейчас кино делать будем!
Вспыхнул свет: холодный, белый, как у шоссейного фонаря, он шёл откуда-то сверху, размытым пятном освещая дорогу позади повозки.
Преследующих повозку умертвий осталось всего пять штук; дорога за повозкой, насколько хватало взгляда, была усеяна частями тел, разбросанных там и сям.
— Дубль первый! — крикнул Семён, наведя плюющийся огнём ствол на ближнее чудище: нежить стала рассыпаться, на ходу теряя свои лапы, руки, головы, словно Семён кромсал её остро отточенным мечом — за нежитью цепочкой протянулись потерянные части тела.
— Второй дубль! — Семён перевёл ствол в сторону, — третий… четвёртый… пятый и последний! Всё. — Семён отпустил спусковой крючок. И сразу стало тихо. Только в ушах словно вата застряла.
Дорога была пустой: последнее умертвие, разом рассыпавшееся после особо удачного попадания, исчезло из скользящего за повозкой пятна света; тут же погас и свет.
— Что там? — обернувшись, крикнул со своей лавочки отец Вуди, — отбились? А то у волка хвост отвалился! Того и гляди — лапы посыпятся.
— Отбились, — Семён плюнул на ствол и слюна зашипела как на утюге. — С такой-то пушкой и не отбиться! Ха, — Семён помахал в воздухе пистолетом, остужая его.
— Угу, — сказал монах, отвернулся и надолго замолчал, о чём-то крепко задумавшись. А, может, и не задумавшись, а попросту следя за волком — отваливаются у того лапы или нет.
Луна теперь висела прямо над головой и хорошо освещала дорогу; луна здесь была раза в два больше земной, привычной. Так что света хватало, хоть в карты играй — ни за что масть не перепутаешь!
— А теперь, — с угрозой начал было Семён, но покосился на спину монаха и продолжил уже гораздо тише:
— А теперь, Мар, ответь-ка мне на один вопрос: почему ты меня вовремя не предупредил об умертвиях? О том, что они нас догоняют. Что напасть хотят.
— Разве? — неподдельно удивился медальон. — По-моему, в самый раз сказал. Да и то, собственно, случайно вырвалось… Чего ради надо было тебя и этого монаха-передвижника зря пугать! Я бы и сам справился.
— То есть? — нахмурился Семён.
— Ну, если бы те бегунцы стали для тебя реально опасны, — вздохнув, устало ответил медальон, — я бы их мгновенно уничтожил. Всех. Разом. Без лишнего грома и подсветки. Есть у меня хорошие заклинания на этот случай, есть! Очень хорошие, свежие заклинания. Вы бы ничего и не заметили… Я же твой телохранитель, как-никак! Охранник.
— Подожди, — опешил Семён, — так, значит, я зря весь этот трамтарарам поднял?
— Но тебе же страсть как хотелось по врагам пострелять, — ехидно напомнил Мар, — пистоль в деле опробовать! Вот и опробовал. Да и мне интересно было его в работе посмотреть… Не волнуйся, я держал ситуацию под контролем.
— Ну ты и жук, — только и сказал Семён, покачав головой. — Ловко всё подстроил… Признайся — ты ведь нарочно про умертвий проговорился, а? — Семён разобрал остывший пистолет и спрятал его в карман.
— Нарочно, не нарочно, — уклонился от ответа Мар. — Какая разница! Главное, что ты повеселился, да и я развлёкся. А то что-то мне грустно стало, — признался медальон. — Едем всё и едем. Темно, скучно… А тут такое приключение! Веселое, зрелищное. Отвязное.
— Уж отвязное, так отвязное, — согласился Семён. — Отвязнее некуда. Эй, святой отец! — он на четвереньках подобрался поближе к лавочке возницы. — Скоро поселение-то? Селянин есть хочет. И пива выпить не против.
— Э, да какой ты к чертям собачьим селянин! — в сердцах ответил монах, косо глянув на Семёна через плечо. — Где село — не знаешь, хотя и должен, коли поблизости живёшь; дубинка у тебя особая, громобойная, таких у селян отродясь не было! Свет окаянным образом то зажигаешь, то гасишь… Не селянин ты, и всё тут!
— А кто же я? — озадачился Семён. — Если не селянин, то кто? Может, танкист? — и неудержимо расхохотался.
— Тебе виднее, — сердито пожал плечами отец Вуди. — Но в том, что ты не селянин, я ничуть не сомневаюсь… Слушай, а ты часом не иностранный лекарь-шпион? — вдруг оживился монах. — Ну, рецепты всякие там… Тайны разные — не покупаешь?
— А что так? — удивился Семён внезапному повороту разговора. — У вас что, на шпионов охота? На врачей-вредителей? Сдать меня хочешь, да?
— Нет, — отмахнулся отец Вуди, — вовсе наоборот. Если ты лекарь-шпион, так, может, я тебе какой рецептик продать смогу? — с надеждой спросил монах. — Деньги очень нужны, понимаешь. Совсем я на мели — наш казначей, зараза, чересчур прижимистый, на поездки мало даёт, под обрез, а выручку всю забирает… Так ты шпион или нет?
— Увы, — вынужден был огорчить монаха Семён, — я не лекарь и не шпион. Вор я! Вернее, не вор, — поправился Семён, — а вольный специалист по отладке заклинаний. В основном — охранных. Случайно в ваш Мир попал… Удирал от одного типа, и попал.
— Не понял, — монах повернулся к Семёну, даже вожжи бросил. — В наш Мир? Ты хочешь сказать, что есть ещё Миры? Другие, кроме нашего?!
— Ого! — с подъемом сказал Мар, — думаю, Семён, что мы оказались в Закрытом Мире… настолько закрытом, что местные жители о других Мирах понятия не имеют! Очень, очень любопытно. Не спроста это…
— Есть Миры, — покивал Семён. — А как же! Тысячи и тысячи миров, самых разнообразных: живых и мёртвых, волшебных и безволшебных, опасных и не очень. Есть и Империя, в которую большинство Миров входит… Неужели об этом у вас ничего не известно? — Семён уселся поудобнее, привалившись спиной к сундуку-аптечке — повозку немного потряхивало; они уже выехали из леса и дорога почему-то сразу стала ухабистей.
Вокруг была залитая лунным светом степь, тянувшаяся до самого горизонта; никакого селения не было и в помине, одна лишь степь кругом, степь, покрытая серебряной в лунном свете травой. Иногда налетавший ночной ветерок пробегал по той траве и тогда казалось, что повозка плывёт по седому морю: высокие травы мягко колыхались пологими волнами.
— Надо же, — удручённо пробормотал монах, потянувшись за вожжами, — тысячи Миров! Невероятно. Сказка, ей-ей… Парень, а ты случаем не врёшь? Какие у тебя доказательства? — монах, так и не дотянувшись до вожжей, пересел лицом к Семёну: дорога была прямой, и волк, похоже, в управлении не нуждался. Бежал себе и бежал. Как заведённый.
— Я — доказательство! — Семён стукнул себя в грудь кулаком. — Что, у вас много людей с громобойными дубинками? Или кто ещё среди ночи может по желанию дневной свет создавать?
— Я таких не встречал, — покачал головой отец Вуди, — но слышал о разных разностях… лекари Братства много где бывают, много чего видят и слышат. Не всему, конечно, верить можно, вранья хватает, как же в рассказах, да без вранья… — отец Вуди не докончил фразу: повозка пошла зигзагом, слетела с дороги и въехала в траву.
— Лапу потеряли! — крикнул монах, мигом пересаживаясь обратно и хватаясь за вожжи, — тпру! Стой, гад! Стой! Ох ты… Не лапа, а башка у него отвалилась… Чёрта с два команду теперь услышит! Ну-ка, — монах выхватил откуда-то из-под полы сутаны длинный узкий нож, вроде стилета, и, опасно высунувшись из повозки, полоснул по кожаным ремням упряжи: повозка остановилась.
Волк тем же противолодочным зигзагом попёр дальше, рассекая траву как сторожевой катер волны; в ночном сумраке укороченное безголовое туловище смотрелось жутко — словно у чёрного бревна вдруг выросли ноги, и оно помчалось само по себе куда-то по своим бревенчатым делам.
Вскоре безголовый волк затерялся среди серебряного сияния.
— Мда, приехали, — флегматично сказал отец Вуди, проводив волка взглядом и спрятав нож под полу. — Здесь и переночуем. Эх, невезуха… Ну, раз такое дело, то предлагаю поужинать. У меня в сумке есть хлеб, сыр. Правда, хлеб немного чёрствый, да и сыр на любителя… Но ничего другого больше предложить не могу. Кстати, вор-Симеон, хотел тебя спросить: это не ты, случаем, моего волка возле той горы убил? Из своей дубинки.
