Силясь удержать ускользающее сознание, Дженнардо потер лоб ладонью. Голос Франчо он слышал, словно сквозь вату, а имена звучали незнакомо и чуждо. Испанцы все как один стоят за того, кто дал им наделы в Италии и кардинальские шапки, это понятно, да к тому же Реджио до сих пор лишь наполовину итальянцы. Алессандро Фарнезе – брат любовницы Адриана, прекрасной Джулии, без папы он никто. «Хитрая тварь» Ипполито – кардинал-камерленго – в свое время насмерть рассорился с Орсини и потому станет поддерживать его врагов. Два года назад, только прибыв в Лаццаро со своими людьми, капитан весьма легкомысленно отнесся к слухам, что ходили о Валентино ди Марко. Отец со всей откровенностью назвал того новым папой, но Дженнардо лишь посмеялся. Много воды утекло с тех пор, как умер понтифик из рода ди Марко – родной дядя Валентино, Сикст… Потеряв поддержку святого отца, эта семья потеряла и герцогство, хотя деньги у них остались. Деньги и то, что дороже золота: маленький светловолосый мальчик в красном одеянии – последнее подношение Сикста родне. Сколько трудов, должно быть, потратили родичи, чтобы втолковать Тинчо, как вернуть отнятое…
– Я знаю, что придумал ди Марко, и помогу, чем смогу. Потому Гаэтано сейчас у Быка, – Франчо похлопал себя по животу. – Когда тут у вас завтракают? Войной не вышло – пора мириться с Адрианом. Сидеть рядом, точно мыши, и ждать. Господь услышит молитвы терпеливых. И вот что я тебе скажу, Дженнардо: можно заполучить поддержку всех кардиналов-иноземцев, но если святой отец умрет внезапно, то у его смертного ложа будем лишь мы – итальянцы.
Ну да, а такой злобной саранчи, как соотечественники, в целом свете не сыскать. Капитан потер слезящиеся глаза. За минувшие трое суток он сделал многое и мог головой поклясться, что Ла Сента больше не получит подмоги, вот только самого важного не решил.
– Когда придет время, ты отдашь свой голос за Валентино?
Паучья возня! И его все же втянули в эти игры – Акилле втянул. Разве заслуживает бастард суровой кары, что б он там ни совершил, если кардинал святейшей курии, стоя у трупов, торгует тиарой, точно колпаком скомороха?
– Ну и вопросы у тебя, Рино! – Франческо с досадой хлопнул себя по бокам, так, что складки сутаны обрисовали внушительные чресла. Капитан вдруг вспомнил байку, что рассказывал дядюшка братцев, кардинал Асканио Колонна. Тридцать лет назад, на выборах то ль Сикста, то ль Пия, конклав просидел взаперти больше месяца, и не привыкший отказывать себе в плотских удовольствиях Асканио отловил в темной галерее молоденького послушника. А может, то был чей-то слуга, не важно. Юнец недолго сопротивлялся мощному кардинальскому напору и подставил свой нежный зад… Асканио так понравилось пикантное разнообразие, что с тех пор – к ужасу родни – среди его наложниц начали попадаться и наложники. Тьфу ты, чего только не придет в башку, когда подыхаешь от усталости! Демоны первым делом рвутся подчинить себе сны – прямо как ди Марко конклав.
– Мы с братом проголосуем за того, кто сумеет скинуть Реджио, раздавить их навсегда. Слышишь, навсегда! – добродушное, веселое лицо Франчо окаменело от неукротимой застарелой злобы. Смешно, а Родриго считает, будто Италия скажет ему спасибо за то, что, став единой, она будет сильнее пред своими врагами. Но братья Колонна – это еще не Италия. Что б сказали мертвые у дороги, если б еще могли говорить? – Лучше ди Марко сейчас нет – у него в руках все нити. Он договорился с арагонцами, с твоим отцом, быть может, уломает и французов.
– И преподнесет папе Адриану подарок в честь примирения? Его блудного младшего сынка в цепях? – Дженнардо поднялся, невольно застонав, тело ныло, как избитое, но еще сильней саднила душа. – О капитане Ла Сенте Валентино тебе не писал?
– Отчего же в цепях? – Франчо хлопнул его по плечу. – Чтобы в Риме нам докучал еще один Реджио? Сдается мне, хорошим подарком будет голова этого малого.
****
Выспаться ему все-таки позволили, хотя застоявшийся за долгую дорогу Франческо требовал созвать совет сразу по прибытии в Санта-Росу. Но валившийся с седла Дженнардо не стал даже слушать новость последнего дня, которую капитану передали разведчики, высланные к Лаццаро. Акилле Ла Сента, угрожая убить заложников, требовал отвода войск от стен города и обещал, если против него не будет предпринято никаких действий, выпустить кардинала Лаццарского с домочадцами. Акилле вполне мог расстаться с прелатом, у него остался бы весьма жирный кусок – семейство Орсини вместе с бывшими синьорами Камерино и Урбино. Мысли путались разноцветным клубком, и, свалившись на широкое ложе прямо в одежде, Дженнардо попросту послал подальше тошнотворную кутерьму. Он проспал весь день и, очнувшись, не мог понять, отчего Акилле нет рядом… как быстро появляются привычки, как невыносимо трудно от них избавиться. Что б он сделал, что бы сказал, если б сумасшедший мерзавец оказался в этой постели? Уложил на себя, меж раздвинутых колен – так, чтоб чувствовать каждый изгиб смуглого тела. Надавливая с силой, провел костяшками пальцев по спине, и тот прогнулся бы, вдавливая пах в распахнутые бедра. Соединил бы их плоть в ладони, заставив Акилле двигаться, тихо постанывая ему в шею… Чего ты добиваешься, упрямый наглец? Превратив свою личную месть в войну с половиной знатных семей Италии, ты останешься один. Родриго угадал: никто не вступится за младшего папского бастарда. Не стоит так торопиться умереть… Акилле смеялся бы над ним, фыркая прямо в губы. И, ругая на все корки, прижимался бы крепче, ласкал яростней… он всегда так делал.
Семя брызнуло в сжатый кулак. Без радости и удовольствия, просто секундное забытье. Но стало чуть легче, и Дженнардо заставил себя встать. Отмахнувшись от пожилого священника, что от имени кардиналов интересовался, когда мерченар пожалует в общую залу, потащился на самый верх выбранного Валентино жилища. Выбор был удачен, кто бы сомневался! Ди Марко не промахивается. Дом при храме Святой Троицы скорее походил на замок, и капитан потратил не менее получаса, взбираясь по крутой узкой лестнице на самый верх – туда, где широкая площадка между зубцами позволяла видеть не только Санта-Росу, но даже Лаццаро. Санта-Роса утопала в садах, и вечером запах лимона и роз воистину удушал. Дорога, четкой линией белеющая меж темных полей, вся расцвечена огоньками, будто по ней шагает вереница паломников. Но люди, что торопились на закат, не были странниками божьими – то двигались войска, сжимая кольцо. И впервые в жизни, стоя на самой кромке каменной стены, Дженнардо понял: молитвы бесполезны. Он даже засмеялся вслух, ибо не каждая из смертных тварей может похвастать тем, что знает тот миг, когда вера покидает ее. Он перестал верить в Бога – в Бога Валентино ди Марко. Безразлично теперь, кто убил Сантоса, кто сейчас ждет смерти Акилле, – в церквях ответов не найдешь. Он больше не станет искать, только и всего.
Оба кардинала сидели рядышком в большом заставленном мебелью зале, но отличались друг от друга, как разбитная бабенка из таверны и монашка, впервые выбравшаяся из обители. И «девственница» совсем затюкала «потаскуху». Поклонившись от двери, капитан с веселой злостью приметил, что Франческо под суровым и строгим взглядом Валентино даже не решается приказать откупорить вторую бутыль вина. Уже опустевшую унес слуга, и Колонна проводил ее скорбными глазами. Может быть, конклав и выберет тебя папой, Тинчо, но года не пройдет, как свора красносутанников станет ненавидеть тебя похлеще, чем сейчас ненавидит Реджио! Перед ди Марко стоял высокий бокал, в котором вина не хватало ровно на палец. Очевидно, кардинал полагал, что в нынешних обстоятельствах, да еще после торжества Марии, чрезмерное питие не угодно Богу. Ну-ну, посмотрим, как запоет тот же Франчо, когда наместник Святого Петра примется считать его любовниц и доходы.
