– Покорно благодарен вам за заботу о моих воинах. Пение кастрата придется им по вкусу.
Церковь Сан-Джорджо издавна предназначалась для наемников и теперь напоминала скорее казарму. Но под фресками с грозными ликами Святого Георгия, поразившего дракона, сопрано певца вполне уместно – среди пройдох, продавших свои шпаги Лаццаро, полно действительно набожных. Только вчера Дженнардо слышал, как один из сержантов перетолковывал проповеди: «Родриго Реджио и есть тот самый Зверь, Антихрист… нет, это папа Антихрист, а его сынок – демон во плоти, коему родитель наворожил неуязвимость и удачу».
– Вы что-то хотели сообщить мне, Ваше Высокопреосвященство? Уверяю вас, я не тот человек, с кем стоит обсуждать достоинства и недостатки кастратов. Еще в детстве медведь наступил мне на ухо. Но я бы с удовольствием потолковал об обороне города.
Валентино претила солдатская прямота, тем больше поводов подразнить кардинала.
– Именно об обороне я и хотел поговорить с вами, синьор Форса, – будь Валентино котом, можно было б сказать, что он слопал большую рыбину: такое удовольствие звучало в холодном голосе, – до сих пор вы не удосужились поведать нам, как именно собираетесь спасти Лаццаро от грешника. Под нашими ногами готова разверзнуться бездна, но вы продолжаете развлекаться, а ваши люди лишь докучают честным горожанам. Вы забыли о воздаянии, мой дорогой синьор Форса.
Ничего я не забыл, ублюдок! Ди Марко небрежно поднес персты ко лбу, как полагается всякому христианину при невольном упоминании огненной пучины. Ад ко мне гораздо ближе, чем ты думаешь, прикрывшийся красной мантией подлец… Они с кардиналом не ладили с первой же встречи и не раз обменивались ядовитыми репликами, а то и сцеплялись, будто дворовые собаки, но едва ль воспринимали друг друга как врагов. Настоящий враг у них один. Ди Марко точно так же желал смерти Реджио, как и сын герцога Форса: у обоих не имелось никаких надежд на примирение с папской кликой. Ходили слухи, что папа приговорил Валентино к смерти без суда – в жажде мести за старания его семьи и самого кардинала не допустить воцарения Реджио в Риме. Ди Марко голосовал против избрания нынешнего Адриана Второго, когда тот еще звался кардиналом святейшей курии Фернандо Реджио. Самому Валентино стукнуло в ту пору всего пятнадцать – едва ль оппозиция была его собственной идеей. Все мы заложники своих семей, нравится нам это или нет. Именно родня Валентино привела в Италию французов, и до конца от нашествия так и не удалось избавиться. Впрочем, отец Дженнардо тоже грешил сделками с «лягушатниками» – ну а кто в том не повинен? Разве что сами Реджио! Как раз Его Святейшество и сплавил любителей порезвиться на итальянских нивах куда подальше, оставив своих врагов с носом. Карл Восьмой напрасно исходил чуть не треть полуострова в поисках армии, с которой можно сразиться, а призвавшие его напрасно ждали, когда король устанет от уверток понтифика и повторит святотатство Чиарры Колонны. Многие представляли себе, как закованная в железо длань сотрет с лица Реджио победоносную ухмылку и снесет его тушу с седалища Святого Петра. В те поры сам Дженнардо воевал в Испании, не желая ничего слышать о доме, и втягивал голову в плечи всякий раз, как обожаемый командир говорил о его стране. Великий Капитан ненавидел предателей. Гонсало де Кордоба полагал, что привести на собственную родину чужеземцев, да еще проклятых «лягушатников», есть великая мерзость. Тем паче если предательство совершенно в борьбе со святым отцом… но Адриан был свят, как обозная маркитантка, и так же жаден, впрочем, дорогие родственнички и другие враги Реджио от него не отставали.
Кардинал невозмутимо похлопывал сжатыми в руке красными перчатками по резным перилам и взирал на мерченара по-прежнему сверху вниз. Валентино просто трусит, так боится Красного Быка, что готов набрасываться на любого? Или дело в чем-то ином? Какая-то новая распроклятая интрига… дражайший папенька должен был ехать сюда сам! Пусть бы сидел и распутывал клубок лаццарских змей, а дело Дженнардо – война. Капитан только хмыкнул и нарочито вперился взглядом в обтянутое ярким сукном бедро ди Марко. Это собьет Валентино со следа и лишний раз напомнит, что как бы церковная змеюка ни раздувал клобук, а спасти их от Родриго Реджио смогут лишь солдаты Дженнардо Форсы. Если, конечно, смогут. Валентино, проследив взгляд наемника, задрал острый подбородок и прищурился от солнца. Все так же громко звонили колокола, ребятишки звонко хохотали под струями фонтана, и гомонила праздничная, нарядная толпа. Долго ли продлится подобное благолепие?
– Пора признать, синьор Форса: вы не в состоянии защитить нас от Родриго Реджио, – изрек наконец кардинал, – теперь это понимают все без исключения.
Дженнардо приказал себе оставаться спокойным. Войны выигрываются не в беседах после воскресной службы, хотя кардинал явно держится другого мнения.
– Что ж, вы всегда можете отказаться от моих услуг, Ваше Высокопреосвященство, – изобразив самую глумливую улыбку из своего арсенала, откликнулся мерченар, – мои люди получат расчет, и я предоставлю Лаццаро его судьбе. Без сомнения, она будет не сладкой.
– Вы этого не сделаете, – прелат теперь смотрел куда-то за спину Дженнардо, – и не честь дворянина будет тому причиной. Вы азартный игрок, синьор Форса, и не оставите поле битвы за врагом.
А ведь Валентино хорошо его изучил, надо же! В глубине души Дженнардо полагал реванш над Красным Быком единственной возможностью оправдаться в собственных глазах. Сделать нечто такое, что позволит презирать себя чуть меньше. Непобедимый сын папы обломает о Лаццаро зубы – это ль не доказательство того, что Господь милостив к последнему грешнику на земле?
– Сделаю, не сомневайтесь, – намеренно резко возразил капитан, не заботясь, что выходящие из храма могут услышать, – мне не нравятся ваши намеки…
– О, вы уже злитесь! Напрасно, – протянув для поцелуя руку облаченной в черный бархат вдове, Валентино повернулся уходить, – я не ставил целью задеть, просто… скажем так, обозначил приоритеты. Благослови вас Бог, синьор Форса!
Взлетела красная мантия, но, перед тем как ступить на нижнюю ступень, кардинал обернулся:
– Остальное узнаете у моего секретаря. Вы ведь близко с ним знакомы, не так ли?
****
Дженнардо не хотелось говорить с кардинальским секретарем, и именно потому, что, как выразился ди Марко, они были «близко знакомы». Каждый раз при виде неаполитанца Андзолетто в груди мерченара будто поселялся ядовитый паук, и то, что, насытившись похотью, тварь уползала в свое укрытие, было еще противней. Ничего бы не случилось, но в тот день Дженнардо доверху налился вином и яростью, и повода к попойке он уже не помнил. Наверняка, им послужила какая-нибудь выходка защитничков города в сутанах, а истинной причиной – становившаяся все очевидней бесполезность борьбы с собой. Политики не давали покончить с Красным Быком, пока тот не стянул силы в кулак, и Дженнардо грезил наяву, как прикажет своим солдатам перерезать глотки отцам города, но кардинал Валентино перед смертью непременно отведает капитанский член. Именно ди Марко тогда убедил лаццарцев начать торг, а Реджио того и надо было. Он наобещал золотые горы, а после разорвал все договоры и пошел в наступление. Сущее проклятье… Дженнардо с трудом досидел до конца совета и отправился в купальни на правом берегу Лацци. Добросовестно напился в компании своих сержантов и после заплатил прислуге достаточно, чтобы в закрытом со всех сторон ширмами бассейне его не беспокоили. Купание в прохладной воде не слишком охлаждало разгоряченную хмельную голову, и оставалось только пялиться на нагую Венеру, выходящую из вод. Шаловливый скульптор водрузил мраморную девку посередине водоема, и, плавая вокруг статуи, капитан видел то широкий зад богини, то налитые груди. Именно благодаря Венере он и заметил, что за ним наблюдают – совершенно ненужная красота раздражала еще сильнее, и Дженнардо отвел взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть чьи-то белокурые вихры за ширмой. Занавесь колыхалась, за ней явно кто-то притаился, но пару минут пришлось делать вид, будто купание утомило вояку и он намерен мирно обтереться полотном и продолжить пир. Осторожно подобравшись к соглядатаю, Дженнардо схватил того за плечо и, услышав полузадушенный писк, сразу успокоился. Едва ли наемный убийца способен так верещать! Подглядывающего пришлось выпутывать из складок плотной расшитой травяными узорами ткани, тот отбивался и пыхтел, но борьба была неравной, и вот взору капитана предстал юноша не старше двадцати, со всклоченной светлой шевелюрой и развязанными штанами. Рядом валялся темный плащ ученика семинарии Святого Адриана, а еще беглый осмотр показал, что Венера умерла бы от зависти, увидев зад белокурого. У Андзолетто была восхитительно пухлая и круглая попка – это и решило дело. Дженнардо даже спрашивать ничего не стал: семинарист бегает по купальням, подглядывает за голыми мужиками, запуская руку в собственные штаны. Чего тут может быть непонятного?
