– Ну и схоронит кто-нибудь падре, не всех же здесь вырезали! Вылезай, дурак, пока я за тобой не спустился… чего ты там застрял?
– Так у священника цепь серебряная, крест дорогой, опять же… аааа, синьор сержант, больно! Пустите!
– Курвы облезлые, – зря он не настоял тогда на казни гасконцев, но все к лучшему. Если зверье Ла Сенты продолжает развлекаться на свой лад, то лаццарцы сами откроют ворота освободителям. Будь у бастарда хоть капля мудрости, он сумел бы доказать жителям, что станет более добрым господином, чем все прежние. – Заткнитесь оба. Не время считать чужих мертвых…
Он осекся. На своей земле чужих мертвецов не бывает, так когда-то сказал Гонсало де Кордоба. А еще Великий Капитан советовал устранять опасность, пока она топчется за перевалом, а не когда стучит в дверь. Валентино хотел, чтобы Акилле убили, как только тот стал не нужен, как только покажутся первые признаки предательства, и постарался облегчить капитану Форсе сей поступок ко всеобщей выгоде. И, видит Святая Дева, на переговорах в замке Беневенто рука б не дрогнула, вот после… что, если Акилле ждал, когда любовник пырнет его ножом или прикажет застрелить в спину? Всматривался в его лицо, находя признаки измены, и устав гадать, предал первым? Или захват Лаццаро был задуман уже давно, с тех самых пор, как Ла Сента подписал договор? Или еще раньше – когда чрезмерно гордого юнца вышвырнула семья и он жил единой местью? Вновь не понял, не разобрался, а ведь не мальчик! Зрелость не умнее юности, так-то вот.
Возня в овраге прекратилась, видно, с убитого падре сняли цепь. Вытирая руки о штаны, Ружерио выбрался наверх и покачал головой:
– Мы там присыпали чуточку… все ж не годится священника так бросать. – Полоска света над рощей росла прямо на глазах, и ветерок усилился – последний час прохлады, прежде чем зной вступит в свои права. Хоть бы Колонна поторопились! – Я так скажу, синьор капитан: гасконцы станут драться, точно демоны, – поглядите, чего они тут натворили! Будут знать, что их не помилуют, перевешают за милую душу. Штурма не избежать, синьор Рино. Они не сдадутся.
Не избежать-не избежать!.. Далекий перестук копыт откликнулся эхом: не избежать! И штурм будет. Дело не в ди Марко, не в его лживых посулах и ненависти – вот в этих «ничьих» мертвецах у дороги.
****
Франческо Колонна слез с коня только с помощью двух служек, но Дженнардо все равно был рад его видеть. Братья-кардиналы – единственные среди красносутанников – не вызывали в нем брезгливого раздражения, быть может, оттого, что никогда не страдали лицемерием. Для них церковная кормушка ничем не отличалась от всех прочих, и оба, не стесняясь, наряжали своих любовниц, выставляя напоказ богатство.
– Фу, Рино, ну и воняет тут у вас! – Франчо, ставший с их последней встречи еще дородней, с жаром стиснул его локти. Обняться по-настоящему прелату мешало колыхающееся чрево. – Благодарю, что встретил. Господь тебя не забудет.
Отмахнувшись от благословения, капитан осведомился, где же Гаэтано Колонна и как братьям удалось выбраться из Рима после неудавшегося покушения? Франчо тут же закрутился на месте, будто бы проверяя, не потерялись ли его двести конников среди оврагов и холмов. Всадники растянулись по дороге длинной редкой цепью, и, глядя на них, Дженнардо прикидывал, как можно использовать нежданно свалившуюся помощь. И, главное, как заставить Колонна сию помощь предоставить? Ну-ну, что ему соврет Франческо и что поведает о планах Валентино?
– И зачем ты задаешь вопросы, сын мой, на кои не услышишь правдивого ответа? – широкое лицо кардинала расплылось в улыбке. Этот священник воистину читал в душах людских! – Гаэтано выполняет свой долг в ином месте, а я, грешный, здесь, как видишь.
– Другими словами, твой брат отправился к Быку Реджио? На всякий случай.
Франчо закивал. Прохвост ничуть не изменился! Кардинал, видно, хорошо выспался в носилках и был настроен поболтать. Взяв Дженнардо под руку, он повел его вдоль оврага, цепко оглядывая окрестности и вооруженных аркебузами наемников. Трупы Его Высокопреосвященство не занимали.
– А как же, конечно, отправился! Поверь, я спать не могу, с тех пор как мы расстались пред Урбино. Неведомо, что придет в голову Родриго, – он страшно зол. Уехать, когда победа так близка! Ты уж прости, Дженнардо, но в Риме толковали, будто он вот-вот возьмет Лаццаро, потому-то ди Марко и решился… ох, укоротят когда-нибудь мне язык…
– Бык уехал? – пусть бы Франчо не ошибся! – А его войска?
– Он оставляет в долине не более тысячи человек, чтобы доблестные лаццарцы не оттяпали у него Беневенто, Монте-Оро и другие замки за рекой, ну и не полезли в Урбино, – в случае нужды кардинал не чурался военного дела – это заметно. – Гаэтано клялся, будто бы Родриго с большей охотой пошел бы против отца, чем выполнил его приказ, но делать нечего – пришлось подчиниться. В Риме была настоящая казнь египетская! И Адриан опасается мести Арагона, ну и твой отец не дремлет… он двинул к границе Романьи полторы тысячи пикинеров и триста всадников, если у Его Святейшества от страху не начались видения. Верны ли сведения, а, Рино? Герцог Форса договорился с арагонцами? Вот бы славно!
Колонна пытливо всматривался в его лицо – кардинал не желал отдавать свои новости даром, но Дженнардо ничем не мог ему помочь. Последнее письмо от родителя он получил как раз накануне «кроличьей войны», и в нем о нападении на Папскую область ничего не говорилось. Очевидно, герцог держал планы в тайне не только от сына, но и от собственной подушки, именно потому они и принесли плоды. В нашей благословенной стране нужно успевать предавать первым. И, похоже, Реджио в самом деле исчерпали терпение Господа. Схлынувшее напряжение обернулось резкой тошнотой, точно тлен и смрад этого местечка наконец дошли до сознания.
– Отец мой, присядем, – Дженнардо устало опустился на траву, подавив желание уткнуться в колени и заснуть тут же, на земле, а Франческо, отказавшись от поспешно принесенной из носилок низенькой скамеечки, расхаживал подле него и по-своему обыкновению трещал без умолку:
– Не нужно, я лучше промнусь. Кости точно деревянные! Покатайся-ка по нашим дорогам… Адриан не зря сделал из Родриго Меч Церкви, сколько он на сынков золота потратил, да можно крестовый поход снарядить! А ведь Хуан Реджио папские денежки бросал на ветер, вот с Родриго ему повезло. И теперь семейку поодиночке не ухватишь, а вместе не подступишься. Умри Адриан в Риме, думаешь, мы так сразу и вздохнем свободней? У Родриго армия и казна, за Реджио встанут все испанские кардиналы и этот мерзкий «лягушатник» Джорджио д'Амбуаз. И они навяжут нам очередного папу из проклятущей фамилии – у Реджио полно племянников. Ну, а если дьяволу душу отдаст сам Бык, то его солдатня вот так сразу другого полководца не признает. Долго придется умасливать, а есть такие, что и в ад за своим хозяином потащатся.
Кардинал остановился, подобрав сутану, наклонился над чем-то у обочины и хмыкнул:
– Трава-то уж желтеет… лето прошло, Рино… эх, сколько надежд, и все напрасно! Вот считай сам: испанские кардиналы – а их семь человек, включая двух Реджио, – француз опять же, сосунок Алессандро Фарнезе, хитрая тварь Ипполито д'Эсте. Ну и еще кардинал Джон Мортон, но там сам нечистый не разберет, чего он в своей Англии задумал… Сейчас две трети голосов в конклаве нам никак не набрать, потому, думаю, папа и отозвал сынка. Считает, сами приползем, а не приползем, так на будущий год Родриго Лаццаро точно возьмет. Для Валентино сейчас большая передышка, только б обстряпать все правильно.
