Вскоре заметили гидросамолет, летевший по Лукульскому створу в сторону Евпатории.

В 12 часов 23 минуты погрузились на глубину 70 метров, начали форсировать минное заграждение со скоростью 2 узла.

Через пять часов закончили форсирование заграждения, касаний минрепов не было.

Целые сутки потратили на переход к мысу Сарыч.

После полуночи 25 мая получили радиограмму командира бригады подводных лодок Крестовского в адрес всех подводных лодок, находящихся в море: «Подводная лодка Щ-215 потопила на внешнем рейде Севастополя танкер противника водоизмещением 5000 тонн».

Для экипажа это было радостное известие.

Очевидно, после попадания торпеды в танкер на нем произошел взрыв бензина, мощная взрывная волна достигла правого борта нашей лодки и сильно тряхнуло нас.

Следующие сутки маневрировали в 5 милях от берега.

К концу суток старшина радистов Николай Дудник принял радиограмму комбрига Крестовского в адрес всех подводных лодок, действовавших в море: «Рады отважным действиям и боевым успехам экипажей подводных лодок Щ-215 Грешилова, Л-4 Полякова».

Текст этой радиограммы был передан по отсекам, все мы были обрадованы такому сообщению.

В 8 часов обнаружили три малые самоходные баржи и шхуну, идущие из Ялты в сторону Севастополя, От атаки их отказался из,-за малых размеров. Перед заходом солнца пролетел гидросамолет вдоль берега на запад. Когда всплыли в позиционное положение, заметили у мыса Сарыч белую и зеленую ракеты, выпущенные с поста, со стороны моря была дана белая ракета. Пост ответил двумя белыми ракетами. Считаю, что идут корабли на восток, решил следовать за ними. Мы слышали шумы их винтов через корпус лодки невооруженным ухом.

В 16 часов 31 минуту заметили силуэты малых кораблей; около мыса Сарыч. Объявил боевую готовность. Начали маневрирование для выхода в торпедную атаку по баржам.

Шли две самоходные баржи и буксир с баржой. Мы сближались с буксиром полным ходом, около 8 узлов.

Выходим на дистанцию залпа 4 кабельтовых. Перед залпом наблюдаю самоходную баржу слева от нас, опустил перископ, баржа должна пересечь наш курс. Из-за нее мы пропустили момент залпа. Поворачиваем вправо на курс 20 градусов, чтобы атаковать пропущенную баржу с углом встречи торпеды с целью 110 градусов.

Слышим шум самоходной баржи за кормой, с правого борта.

Поднимаю перископ, цель подходит к вертикальной нити перископа, установленного на угол упреждения.

— Пли!

Произвели выстрел одной торпедой с углублением хода полметра.

Смотрю в сторону атакованной баржи, жду взрыва торпеды, но его не последовало. Самоходная баржа, прошедшая возле нас, продолжает идти переменными курсами на восток.

Через четыре минуты после залпа торпеда взорвалась о берег, мы слышали слабый взрыв.

Промахнулись потому, что считали скорость буксира 8 узлов, а нужно было считать 6 узлов, торпеда прошла впереди буксира.

С наступлением сумерек всплыли в надводное положение.

Истек срок нашего пребывания на позиции.

Пущены оба дизеля, мы легли на курс, ведущий нас к кавказским берегам.

Двое суток днем шли в подводном положении, опасаясь самолетов противника.

На третьи сутки 1 июня в 8 часов ошвартовались к подводной лодке Щ-209 у плавбазы «Волга».

Поднявшись на борт плавбазы, доложил комдиву Роману Романовичу Гузе о потоплении транспорта. Он поздравил меня с первой победой на «щуке» и крепко пожал руку.

Вечером комдив устроил в честь нашего возвращения с победой товарищеский ужин.

Тридцать тысяч тонн

27 марта 1944 года торпедисты Петр Кулик, Василий Рябчиков и Григорий Качурин отправили на дно транспорт, перехваченный нами на пути из Севастополя. То была моя последняя боевая операция на коммуникациях противника в годы Великой Отечественной войны.

В тот же день округлился счет, начатый нами после первой победы. За 427 суток, проведенных в открытом море и у берегов противника, нам удалось вывести из строя девять вражеских судов общим водоизмещением 30 тысяч тонн.

Последний боевой поход наиболее интересен с точки зрения возросшего воинского мастерства экипажа.

Мы пришли на позицию рано утром и сразу же погрузились, так как видимость была отличная, солнце, казалось, стояло неподвижно в прозрачно-синем небе, и вражеские самолеты могли нас обнаружить на большой дистанции. Район нашей позиции находился на самой оживленной коммуникации противника, который весною сорок четвертого года чувствовал себя неуютно в осажденном Севастополе. Все снабжение немецко-фашистских войск, запертых нами в Крыму, происходило морскими путями, и нам в те дни хватало работы.

Вскоре после погружения наш акустик Кустов доложил мне из своего крошечного отсека:

— Слышу шум винтов в восточном направлении.

Пользуясь данными акустических приборов, мы стали сближаться с кораблем противника. До этого случая мы уже не раз убеждались, что акустика для подводника является сильным, и точным оружием. Но обычно акустик только сигнализировал нам о появлении вражеского корабля, предупреждал о необходимости повременить с подъемом перископа или, наоборот, поторопиться с подготовкой к атаке.

Теперь акустик вел нас в бой. Мы сближались с невидимым кораблем, следуя указаниям акустических приборов. Лодка шла навстречу врагу, не видя, но слыша его.

Время от времени я спрашивал Кустова:

— Шум возрастает?

— Так точно. Приближается...

Постепенно дистанция, отделяющая «уши» нашей лодки от источника шума, сокращалась.

Пора было уже не только прислушиваться к шуму винтов, но и взглянуть на пойманный акустиком корабль. Я всплыл на перископную глубину. Подняв на несколько секунд перископ, успел заметить конвой в составе двух миноносцев и большой транспорт, следовавший за ними. Опуская перископ, я увидел над вражеским караваном прикрытие с воздуха — два гидросамолета, круживших на высоте около 200 метров.

Кустов вывел нас точно к вражескому каравану, будто не спускал с него все время глаз.

Пришла минута самой ответственной проверки для нашего акустика. Он должен был точно определить, разошлись ли мы с миноносцем, остался ли он у нас за кормой и можно ли поднять перископ.

Находясь на боевом курсе для атаки транспорта, мы должны пересечь курс миноносца, охранявшего транспорт с его правого борта и шедшего впереди транспорта. Идем на глубине 20 метров, чтобы не столкнуться с ним.

— Миноносец справа за кормой! — прозвучал чуть хрипловатый спокойный голос Кустова, когда мы были на двадцатиметровой глубине, пересекая курс миноносца.

Я поднял перископ и увидел транспорт. Он шел, ничего не подозревая. Миноносец охранения находился от нас в 8 кабельтовых, шел с правого борта транспорта.

Еще секунда — и четыре торпеды устремились к транспорту.

Сильный взрыв. За ним — второй. И спустя полминуты еще один, глухой мощный взрыв, похожий на взрыв котла транспорта.

После выпуска первой торпеды, увидя ее пенящийся след, сразу же опустил перископ, боясь быть обнаруженным летающими гидросамолетами.

После залпа всеми торпедами лодка начала подвсплывать — не сработала четко система беспузырной стрельбы.

Инженер-механик и главный старшина трюмных Виктор Попов начали принимать в лодку забортную воду и предотвратили выброс лодки на поверхность. Вскоре мы начали погружаться на глубину 50 метров.

Следовало ожидать, что гидросамолеты и миноносцы будут торчать здесь долго. Надо было запастись терпением.

Больше часа мы продержались на большой глубине, слушая возню, затеянную над нашей головой разозленными конвоирами. Они ходили взад и вперед, стараясь напасть на наш след, сбрасывая глубинные бомбы. Было сброшено 11 глубинных бомб, не причинивших нам вреда.

Через час сорок пять минут с момента залпа всплыли на перископную глубину, на горизонте ничего не обнаружили. А через два часа всплыли в позиционное положение, передали радиограмму об атаке транспорта противника.