Тень оглядела дом. Наводчик говорил, что лорда сегодня вечером не будет, он — на балу у Фитцроев, но всегда есть риск наткнуться на кого-нибудь из слуг. Да нет, вроде света нигде нет; наверняка все, как обычно, воспользовались отсутствием барина и смылись пораньше.

Вновь помогли ветви плюща; по ним, как по канату, Тень поднялась наверх. Легким движением распахнула окно — и вот Тень уже внутри дома. Ах, черт: свет-то в доме есть; просто тяжелые бархатные занавески его скрывали. Да, несомненно, какой-то свет пробивался из двери, ведущей в спальню. Может быть, просто ушли и оставили какую-нибудь свечку? Во всяком случае, никаких звуков не слышно. Пожалуй, можно отправляться за добычей. Вот она — на туалетном столике: стопка золотых монет и заколка с бриллиантом. Несколько шагов по ковру и…

Голос из соседней комнаты заставил ее замереть на полпути.

«Тревор, о, Тревор! Ой, как здорово» — да это женщина! — «Еще, еще!»

Глубокий, грудной стон — и звуки какой-то возни, судя по всему, на постели. И снова — мягкий женский стон! А за ним — мужской голос, вопрошающий:

— Так тебе хорошо, Сесиль?

— О да, да, любимый… — это опять она, эта Сесиль.

Тень сглотнула слюну, поняв, наконец, что происходит в соседней комнате.

— Подожди, я тебя там полижу, — прошептал, правда, достаточно громко, Тревор. Голос его срывался от страсти.

Тень неловко поежилась, еще раз бросила взгляд на сверкающую штучку на туалетном столике.

— О-о-о, Тревор! Джон мне так никогда не делает. Еще, еще! Ой, как мне это нужно! — почти задыхаясь, молила Сесиль.

Тень протянула руку к столику, но она дрогнула: слишком близко были те, в соседней комнате, и слишком действовало то, чем они занимались. Раз — и с грохотом падает хрустальный подсвечник; звук угрозой бьет по барабанным перепонкам.

В соседней комнате все стихло.

— Что это? — голос лорда Монтмейна прозвучал недовольно-резко: еще бы — прервали его удовольствие!

— Что это? — откликнулась Сесиль, голосом, все еще больше напоминавшим стон.

— Мне показалось, что в будуаре что-то упало.

— Может быть, это твой камердинер? — расслабленно пробормотала Сесиль. Кровать скрипнула.

— Мои слуги знают, что им запрещено здесь появляться, когда у меня гости.

— О, к черту слуг и все остальное, Тревор, — снова кровать скрипнула.

— Ты не можешь потерпеть ни секунды, да?

— Когда я так хочу — нет, — простонала Сесиль.

Кровать скрипнула несколько раз подряд. Лорд тоже присоединился к стонам своей подруги. Скрип пружин вошел в четкий, постоянный ритм.

— Боже, какая ты женщина! И какой дурак твой Джон — разве можно такую, как ты, оставлять без внимания.

Тень смогла наконец справиться со своим дыханием и сунула в карман монеты и заколку Бросив последний взгляд в сторону спальни, она бесшумно скользнула к открытому окну и исчезла в туманной ночной мгле.

Быстрей, быстрей отсюда! Но вот наконец и темная аллея, где ожидает наводчик. Уф, теперь можно и дух перевести; сегодня опасность была совсем рядом. И все — из-за отступления от одного из железных правил профессии: нельзя было действовать, исходя из того, что лорда Монтмейна нет дома, пока не установлено его присутствие на балу у Фитцроев.

Тень сняла черные кожаные перчатки и черную маску. Засунула то и другое в карманы своего черного, сверхшикарного пальто — и нырнула в экипаж, где сидел в ожидании кривоногий компаньон.

— Ну, что удалось взять сегодня?

Тень положила в мозолистую ладонь заколку. Компаньон поднял ее к свету, падавшему от уличного фонаря. Оценил стоимость.

— Несколько шиллингов, сущая безделица, на все, что тебе нужно, явно не хватит. Неужели не могла прихватить что-нибудь еще?

— Наверное, могла бы, если бы лорда Монтмейна не было дома.

— Он был дома? Бог ты мой! Он тебя не видел, а?

— К счастью, нет Он был занят кое-чем.

— С бабой, что ли?

Тень, несколько смущенная, кивнула:

— Когда до меня дошло это, тут уж было не до поисков.

Мозолистая рука похлопала Тень по плечу и задержалась там.

— Давай-ка домой побыстрее, пока нас самих не грабанули.

Тень прищелкнула пальцами — хорошо, что он закончил со своими упреками.

— Я не удивлюсь: что-то мне сегодня не везет.

— Повезет в другой раз.

Тень кивнула; впрочем, перспектива новых приключений такого рода не очень-то, судя по всему, радовала налетчика. Это и так уж очень давно продолжается. Когда же это кончится и как?

Дэвон открыла дверь в затемненную спальню, прошла по ворсистому ковру, поставила поднос на столик у кровати, потом отдернула портьеры. В комнату ворвались лучи утреннего солнца, разгоняя мрачный сумрак комнаты. Они осветили высохшую фигуру на кровати и вывели ее из полузабытья. Медленно поднялись ресницы, и старушка неверным взором окинула все, что ее окружало.

Леди Макинси полусидела на высоко взбитых подушках; лежать она не могла: задыхалась. Ей понадобилось некоторое время, чтобы сориентироваться в пространстве и узнать свою внучку. Какое-то подобие улыбки появилось на ее бескровных губах; потом она с усилием сделала вдох и снова закрыла глаза.

Сердце Дэвон сжалось. Она изобразила беззаботно веселую улыбку, подняла поднос:

— Доброе утро, бабуля! Тебе на завтрак сюрприз: свежие апельсины.

Леди Макинси снова с трудом открыла глаза. Морщины стали еще глубже — сказывались возраст и болезнь. Ей пришлось собрать в кулак всю свою силу воли, чтобы выговорить несколько слов.

— Я не голодна.

Улыбка Дэвон стала еще шире и безмятежнее. Нельзя, чтобы бабушка что-нибудь заметила по ее выражению лица.

— Вот попробуешь апельсинчик, и знаешь, какой аппетит проснется! А после того, как поешь, у меня еще для тебя подарок. Леди Агата дает тебе почитать «Викария из Чейкфилда» — это Голдсмит. Она думает, что ты получишь истинное наслаждение.

— Я не голодна, девочка. Поешь сама апельсин, — прошептала леди Макинси.

Какое-то тяжелое предчувствие пронизало все существо Дэвон. Она почти в отчаянии огляделась вокруг. Да, ангел смерти где-то рядом, она почти физически ощущала его присутствие. Он прилетел за ее бабушкой. И ничего тут, наверное, не сделаешь…

— Это же для тебя, бабулечка. Тебе нужно есть, чтобы поддерживать силы.

Леди Макинси подняла руку и скрюченным пальцем нежно провела по щеке внучки; на лице ее явственно отразилось, как тяжело ей дался этот жест.

— Если бы не тот апельсин, как бы много я потеряла!

Дэвон поцеловала руку, ставшую почти прозрачной, и крепко прижала ее к себе.

— Ты мне так много дала, бабулечка. Последние восемь лет — это же было самое чудесное время в моей жизни. Я всегда буду благодарна тебе.

— Я тебе дала только то, что принадлежало тебе по праву, — голос леди Макинси оборвался, она несколько раз порывисто вдохнула и выдохнула, прежде чем собралась с силами продолжить. — После смерти Колина и Юнис у меня в сердце была такая пустота… Ты ее мне заполнила… Это я тебя должна благодарить…

Дэвон нежно положила руку леди Макинси обратно на атласное одеяло. Много времени прошло, но она все еще предпочитала не поддерживать разговора, когда он заходил о ее отце и сводной сестре. Ведь если бы они были живы, она бы так и осталась там, на кухне. Дэвон усилием воли отогнала от себя эти мысли. Нехорошо, неблагородно так думать.

Бабушка официально признала ее своей внучкой и наследницей. Она дала ей самое лучшее образование, сделала из нее леди, которая может высоко держать голову в любом обществе. Она никогда не сможет за это расплатиться.

— Ну ладно, бабуля, хватит разговорчиков. Пора все-таки покушать. Ты еще на моей свадьбе должна погулять.

Пальцы леди Макинси механически поглаживали складки одеяла. Взгляд ее стал озабоченно сосредоточенным. Да, времени ей осталось мало, и ей была мучительна мысль о том, что она оставляет Дэвон одну в этом мире. Ох, если бы она увидела ее замужем, — тогда можно было спокойно расстаться с этим бренным, приносящим теперь только боль телом.