— Ты хотел ополоснуться! — шепотом сказал Репа. — Пожалуйста!
За топчаном стоял бочонок с водой, накрытый фанерой.
— Три ведра входит, — сказал Репа. — Только таскать трудно. Поэтому воду экономь.
Он протянул Вите алюминиевую кружку.
— Сам обольешься? А то давай я.
Вите уже совсем не хотелось обливаться, потому что в темном тайнике было холодно. Но ведь сам напросился. Он быстро плеснул из кружки на грудь, потом на живот. Кожа сразу покрылась мурашками.
— Пошли на солнце, — заспешил Витя. Ему, если признаться, было не только холодно, но и страшно.
Репа задул свечу, и сразу резко обозначился лаз с рваными краями. Было видно, как в его солнечном пространстве черными точками крутятся мушки.
Мальчики выбрались наружу, и сразу окутал их прогретый солнцем воздух.
Легли на горячее одеяло и молчали.
Непонятное беспокойство мучило Витю. Какая-то догадка вертелась в голове, и он никак не мог ухватить ее.
Да! Окурки. Такие же окурки, как в комнате Репы в то утро, когда они ездили на толчок. Такие же, как в комнате Репы в то утро, когда они ездили на толчок. Такие же, как…
— Репа, а кто здесь живет? — спросил Витя.
— Никто не живет, — неохотно ответил Репа. — Ну, бывает.
— Чего ты ко мне пристал? — вдруг вскочил Репа и зло, даже враждебно уставился на Витю.
— Можешь не говорить, — сказал Витя. — Я и сам знаю, кто здесь бывает.
— Кто? — испуганно опросил Репа.
— Пузырь! Вот кто! Скажешь, нет?
Репа лег на спину, крепко сжал глаза. Долго молчал. Наконец, спросил, вроде безразлично:
— Как ты узнал?
— А я на толчке видел, как он мундштуки папирос зажимает. Репа! — Теперь вскочил Витя. — Ты с ним дружишь!
— Нет, — глухо сказал Репа.
— Он что, бездомный? — наседал Витя.
— Отстань! Больше ни о чем не спрашивай. И так… Потом, помни: проболтаешься… Пузырь шутить не любит.
— Репа, скажи, — спросил Витя, — ты по карманам никогда не лазил?
— Да ты что, сдурел? — у Репы округлились глаза.
— Я так и знал, — с облегчением сказал Витя.
Мальчики позагорали еще немного, но уже не было ни весело, ни интересно. Что-то тяготило их.
Репа отнес в тайник одеяло. Вместе заложили лаз кирпичами.
Когда спустились с чердака, Витя спросил:
— А бизнес на толчке больше не будет?
— Нет, — сказал Репа. — Они что-то еще придумали. Не ходят на толчок. Я себе новый бизнес нашел — бутылки на пляже собираю. Хочешь, завтра вместе пойдем?
— Можно, — сказал Витя без энтузиазма. И мальчики разошлись по домам.
Весь остаток дня Витю томило беспокойство, было нехорошо, неуютно на душе.
Лучше бы не узнавал тайну Репы.
Вечером он написал большое письмо Зое. Конечно, в нем не было и намека на дневное приключение. Витя Сметанин, будьте покойны, умел хранить тайны.
8. Первое письмо Зои. Искушение
От Зои пришло письмо. Почтальон принес его вечером.
Витя лежал на кровати и читал. Зоя писала:
«Здравствуй, Витя!
В последнем письме ты сделал всего две ошибки. Молодец! Надя сказала, что в седьмом классе ты, наверно, станешь круглым отличником. Посмотрим.
Витя! Ты спрашиваешь о моей жизни на юге. Я тебе опишу все по порядку.
Живем мы у самого моря. Перебежишь через дорогу — и, пожалуйста: пляж, море плещется, кругом все загорают. Витя, море ужасно большое! Смотришь на него, смотришь и никакого края не видно, и кажется, что оно немного горбится на горизонте, там, где сливается с небом. И совсем оно не черное. Оно разное. Днем синее-синее. А вечером голубоватое и пепельное. Вот как будто голубой и пепельный цвета перемешали. Понимаешь?
А вчера мы смотрели на море закат солнца. Витя! Это невозможно описать, как красиво! Может быть, настанет время, и мне удастся нарисовать такой закат. Вот представь: на самом краю неба лежит огромный багровый шар, неяркий, на него даже смотреть можно, — это солнце, и бежит от него по морю огненная дорожка, она неровная, перепрыгивает с волны на волну, а между волнами ее нет. Просто живая дорожка получается. И кажется, что на каждой волне вспыхивают маленькие язычки пламени. Вспыхивают и гаснут, вспыхивают и гаснут.
Витя! Еще я очень обгорела и сплю теперь только на животе. Ужасно неудобно. А Гагры — симпатичный город, он растянулся по берегу моря. Горы совсем рядом, зеленые, высокие, и макушки их часто закрыты тучами.
Надя тоже обгорела и похожа на вареного рака. Она шлет тебе привет. В море, когда тихо, очень много медуз. Они плавают у берега, прозрачные, скользкие, противные. А у больших медуз в середине розовые звезды. Помнишь, в вашем дворе, кажется, на шестом этаже кто-то по вечерам все время заводил пластинку: «А я медузами питался, чтоб ей, циркачке, угодить». Не понимаю, как можно ими питаться? По-моему, сразу стошнит. И что от этого циркачке? Непонятно.
Ой, мысли ужасно путаются. Пишу тебе уже вечером, и глаза сами закрываются. Устала.
Я тебе, Витя, еще обо всем подробно напишу. Я тебе буду часто писать, а ты отвечай. Ладно?
Знаешь, Витя, вот мы ехали, ехали в поезде, и я поняла: какая же большая наша земля! И мы о ней почти ничего не знаем, почти нигде не были. Я решила: буду всю жизнь путешествовать. Я сказала об этом папе, а он засмеялся: «В тебе, говорит, поселился микроб странствий». Если такие микробы существуют, они очень хорошие. Правда?
Витя, на этом кончаю. Жди следующего письма!
Зоя».
«Скучное какое-то письмо», — подумал Витя и стал смотреть в потолок. А в комнате уже были сумерки, окно стало фиолетовым. У кровати лежал Альт и поскуливал от безделья.
…Витя и Зоя шли по широкому зеленому полю. Впереди, по тропинке, бежал Альт.
— У тебя нет ко мне никаких высоких чувств, — сказала Зоя.
— Ты для меня единственная, — Витя смело, даже с вызовом посмотрел Зое в глаза.
Зоя вспыхнула и опустила голову.
Впереди залаял Альт.
Они вышли к реке. На берегу было расстелено старое суконное одеяло, и на нем загорала блондинка с длинными стройными ногами. Альт заинтересованно лаял на блондинку, а она загадочно улыбалась и смотрела на Витю.
— Альт! Ко мне! — крикнул Витя.
Альт подбежал к Вите, Зоя прошла вперед, а блондинка прошептала:
— Я давно жду тебя, Виктор!
Она предложила Вите сесть рядом с собой.
— У меня есть яхта, — шептала блондинка, и тайник на чердаке дома, куда мы можем укрыться от всего мира. Я буду верна тебе до гробовой доски.
У Вити что-то заныло в груди, и он сказал:
— Мое сердце принадлежит другой.
Альт гавкнул и побежал вперед, к Зое, которой уже не было видно. Витя пошел за Альтом, а вслед ему летел шепот: «Вернись! Вернись! Я все равно буду ждать тебя!»
Зоя сидела на берегу и задумчиво смотрела в воду. У самого берега плавали прозрачные медузы с розовыми звездами внутри.
— Если ты меня любишь, — надменно сказала Зоя, — поймай и съешь медузу.
Витя стал раздеваться, чтобы выполнить волю той, которой навеки принадлежало его сердце.
Скрипнула дверь, в комнату вошла мама.
— Ты что в темноте лежишь? — удивленно сказала она. — И в одежде! Витя, это же распущенность. Завтра с утра не уходи — будешь помогать укладывать вещи.
Мама щелкнула выключателем. Витя зажмурился от яркого света.
— Раздевайся и ложись спать, — приказала мама, ничего не подозревая.
Альт пошел за ней на кухню клянчить какую-нибудь пищу, потому что Альт по натуре обжора.
Витя сел к столу, достал дневник, и написал в нем:
«5 июня. Глубокий вечер. Я самый несчастный человек на свете».
Почему он самый несчастный человек на свете, Витя объяснить не мог, и больше ничего писать не стал.
9. У Вити обнаружены микробы странствий
В деревню старались взять самое необходимое, но все равно получилось два огромных чемодана, баул, всякие авоськи.
