Бабушку Нюру усадили почти насильно завтракать. Она села к столу, поджала ноги под табуретку, но есть ничего не стала, вдруг пригорюнилась, и Витя увидел, что глаза ее наполняются слезами.
— Что вы, что вы, Анна Ивановна! — всполошился папа.
— Как вы, сынки мои были б… — тихо сказала бабушка Нюра. — Я лучше пойду, не обессудьте.
И ушла.
— Чего она? — шепотом спросил Витя. Папа нахмурился.
— В войну погибли у нее муж и два сына.
«Значит, одна она, совсем одна на свете», — смятенно подумал Витя.
В это время по тропинке прошлепали торопливые шаги, и в дверях появился парнишка, на вид ровесник Вити. Большеголовый, глаза широко расставлены и очень хитрые. Черные густые волосы были опутаны и не причесаны, нижняя пухлая губа оттопырена, и от этого лицо казалось немного обиженным. Парнишка был в рваных брюках, в майке и босиком.
Вот чудно! Вите показалось, что где-то он уже его видел. Но ведь этого никак не могло быть!
Осмотрев стол, парнишка деловито, даже, пожалуй, хмуро спросил:
— Здесь живет Витька Сметанин?
— Это я, — сказал Витя.
— Не Витька, а Витя, — поправила мама.
На эти слова парнишка не обратил никакого внимания.
— А я Вовка. По хвамилии Зубков. Меня Федька прислал. Зоотехник. Он сосед наш. Пошли играть.
Вите сразу очень понравился Вовка Зубков.
— Мама, я тоже босиком. Можно? — спросил Витя.
— Нет, — отрезала мама. — Поранишь ногу. Мальчики убежали — Вовка босиком, Витя в сандалиях. Только свернули за угол, Вовка сказал:
— Разувайся!
Витя снял сандалии. Как же было здорово босиком бежать по траве! Трава была бархатистой, прохладной — еще не высохла роса, она сверкала на солнце.
Прибежали за сарай, очень старый и темный. Здесь были кучи высохшего коровьего навоза, и росла трава с мелкими беловатыми листочками. Она стлалась по земле.
— Давай искать баранчики, — предложил Вовка. — Они вкусные.
На траве были маленькие зеленые баранчики — круглые, с белой крапинкой посередине. Вовка ел их с удовольствием, Витя тоже ел, правда, с некоторой опаской; баранчики ему, если говорить честно, не очень нравились.
— Много не ешь, — великодушно сказал Вовка. — А то с непривычки понос будет.
Мальчики легли в траву. Около уха Вити возилась какая-то букашка. Стремительные ласточки мелькали в небе.
— У вас в городе стоэтажный дом есть? — неожиданно спросил Вовка.
— Нет, — удивился Витя. — В Советском Союзе вообще нет стоэтажных домов. Только в Америке.
— Откуда ты знаешь? — хмыкнул Вовка. — Разве ты везде был? Где-нибудь обязательно есть стоэтажный дом. А если нет, я построю. Вырасту, выучусь на инженера и построю.
— А в космос ты не хочешь лететь? — спросил Витя, потому что вспомнил: все ребята в их дворе мечтают стать космонавтами.
— Не, — сказал Вовка. — Чего там делать? Холодно. И земли нет. Одни звезды. — Он задумался и вдруг даже вскочил. — Во! Придумал! Что если наскрозь землю прокопать? Может там, под нами, еще один Советский Союз?
Витя так и ахнул.
— Вовка, ведь земля круглая. Шар она, понимаешь? И давно известно, где какие страны. Ты что, географии не учил? В учебнике ведь написано.
— Врут! — сердито и убежденно сказал Вовка. — Они понапишут. Обязательно еще есть неоткрытые страны.
Витя подумал: «А ведь тоже в седьмой класс перешел. Ну и дела».
Неизвестно отчего стало весело.
Вовка предложил:
— Пошли ко мне. Молоко со льда попьем.
Вовка жил на другом краю деревни. И окраина эта совсем не была похожа на главную улицу. Избы здесь стояли вразброд и все больше под соломенными крышами.
Вовка без ключа снял замок с двери, и Витя вслед за ним вошел в низкую избу. Крохотные окошки, земляной пол. Стол, лавка, за пестрой занавеской — кровать. Здесь же, за перегородкой, — Витя совсем остолбенел — топтался теленок, дымчатый, с белым пятнам на лбу, очень симпатичный.
— Зачем он в доме? — робко спросил Витя.
— От коровы отняли, — объяснил Вовка. — Выпустишь, она его сразу найдет, все молоко отдаст.
«Ну и что? — подумал Витя. — Пусть бы отдала. Ведь коровы для своих детей молоко делают».
Но вслух эти мысли Витя не высказал. Кто его знает? Может, так и надо?
По окнам ползали и жужжали оводы.
— Чего я тебе сейчас покажу! — сказал Вовка.
Со стола он взял ломоть черного хлеба, отщипнул от него мякиш, скатал шарик, нашел соломинку, проткнул ее через шарик, который оказался на середине соломинки. Потом Вовка поймал четыре овода, и по паре насадил их с каждого конца соломинки, проткнув оводам брюшки.
— Теперь гляди!
Он отпустил оводов, они страшно загудели и стали вчетвером летать по комнате, возить хлебный шарик. Вовка хохотал, а Вите было жалко оводов, хотя они и вредные насекомые. Им, наверно, было очень больно и тяжело.
— Лучше бы их сразу убить, — сказал Витя. Вовка почему-то рассердился:
— Еще чего? — закричал он. — Пускай лошадей не кусают. И коров. Вот погоди, начнется сенокос, поедем с тобой в луга, посмотришь, что эти отводы с лошадями делают. А теперь полезли в погреб.
Вовка поднял деревянную крышку. Из погреба веяло холодом и сыростью. Витя за Вовкой спустился по крутой лестнице вниз. Глаза постепенно привыкли, и он увидел кучу картошки с длинными белыми корнями; прямо на земле, на деревянном диске стояли крынки с молоком.
— А где же лед? — опросил Витя.
— Под землей. — И Вовка объяснил: — Еще зимой, когда на Птахе лед крепкий, коляный, мы его рубим на куски. Знаешь, получаются такие голубые куски, в них, как в зеркало, можно смотреться. Здесь, — Вовка топнул, — вырываем яму, кладем туда лед, сверху газеты, а на газеты — землю. Там и сейчас лед, все лето будет лежать, до следующей зимы. Чем не холодильник?
Витя вспомнил белый большой холодильник на кухне своей городской квартиры.
Витя передернул плечами — он совсем замерз.
Мальчики выбрались из погреба в избу. Жужжали оводы, было тепло, даже душно.
Вовка поставил на стол крынку с молоком. Крынка сразу запотела. А в желтых, даже розовых сливках, которые покрывали молоко сверху, плавали черными точками мушки. Вовка выловил их кончиком ножа, и друзья стали пить холодное густое молоко с толстыми ломтями черного хлеба, посыпая его крупной солью. Было очень вкусно.
В это время в сенях затопали; загремело ведро.
— Мамка, — сказал Вовка. — Не в духе вроде.
В комнату вошла маленькая женщина с такими же, как у Вовки, широко поставленными глазами; волосы выбились из-под косынки, глаза были сердитыми; она была в резиновых сапогах; от нее пахло куриным пометом.
Женщина стояла в дверях, смотрела на Вовку, а Витю, вроде, не замечала.
— Ну что мне с тобой делать? — закричала женщина. — Немытый, нечесаный. И опять рубаху порвал!
— Мам, я… — начал было Вовка, но женщина закричала еще громче:
— На погибель мою растешь! Почему теленок непоенный?
— Мама, я…
Тут маленькая женщина заметила Витю, вернее, стала рассматривать его, и глаза ее сделались любопытными.
— А это кто же такой чистенький? — похоже, недоуменно спросила она.
— Витька, — сказал Вовка. — Ну, дачник. У бабы Нюры они стоят.
— Дачник, дачник, — задумчиво сказала Вовкина мать. — Ну, давай знакомиться. Меня тетей Ниной звать. — Рука у нее была сильная, холодная, с потрескавшейся кожей. — Вон как люди ходят. Брал бы пример, бесстыжие твои глаза. — Вдруг она подошла к Вовке, ласково потрепала его по голове. — Есть хочешь?
— Не, — ответил Вовка и счастливо улыбнулся. — Мы вот с Витькой молока с хлебцем.
— Поели? Ну и молодцы. — Маленькая женщина опять задумалась. — Устала — сил нет. Все косточки болят. Посплю часа два. А вы, ребятки, идите, бегайте.
— Мам, так я сейчас теленка напою.
— Ладно, ладно, я сама, — уже за перегородкой, где была кровать, сказала тетя Нина, шурша одеждой. — Бегите!
— Айда на речку! — весело крикнул Вовка.
И мальчики помчались.