Киаран с его способностью фейри воздействовать ментально мог бы жить где захочет – даже в доме Нового города, еще более экстравагантном, чем мой. Вместо этого он предпочитает жить в Каугейт, одном из худших районов города.

Мы идем по улице между тесными, маленькими зданиями. Почти в каждом доме ютятся многочисленные обедневшие семьи. У них, должно быть, практически нечем дышать.

Старые здания настолько ветхие, что некоторые уже начали рассыпаться. Я никогда не привыкну к постоянному зловонию человеческих экскрементов, царящему здесь. В нескольких домах все еще горит свет, даже в такое позднее время. В одном из них группа людей разражается смехом. Вдалеке хлопает дверь. По улице эхом разносится звук разбитого стекла, за которым следует резкий крик. Я вздрагиваю.

Киаран ведет меня по узкой лестнице к своему жилью. У него дома чисто, пусть и пусто. Из мебели в комнате, за исключением нескольких комодов, только маленький стол и два деревянных стула. Здесь темно, несмотря на горящие свечи, и очень холодно. Зимний ветер поселился в этих каменных стенах и никогда не исчезает.

Я дрожу, не в состоянии согреться, моя кожа покрывается мурашками.

Иногда мне хочется спросить Киарана, почему он поселился среди людей, но я этого никогда не сделаю. Я решила, что не хочу знать.

– Твой плащ промок. Если ты замерзла, стоит его снять, – говорит Киаран, освещенный огарком свечи в центре стола.

– Нет, я в порядке.

– Ты дрожишь.

Было бы глупо воспринимать его слова как проявление беспокойства. Киаран является daoine sith, самым сильным из существующих видов фейри, а им незнакомо сочувствие. Скорее уж они известны как жестокие, бессердечные хищные существа, которые ставят силу превыше всего.

Я помню истории из своего детства, в которых рассказывалось, как daoine sith сотни лет убивали и порабощали людей, пока не оказались в ловушке под землей. Киаран подтвердил, что это правда. Многие наши первые уроки сводились к тому, что он описывал и заставлял меня записывать сведения о каждом виде фейри, уточняя их способности, отделяя факты о фейри от сказок, передающихся людьми из поколения в поколение на протяжении столетий.

Киаран единственный оставшийся daoine sith. Другие много лет назад проиграли войну и были заключены под землей, там, где сейчас Эдинбург, вместе с фейри, которые помогали им. Разные виды, участвовавшие в битве, были самыми сильными из фей, и все они подчинялись daoine sith.

По сравнению с ними фейри, которых я убиваю каждую ночь, довольно слабы. Это одиночные феи, не пожелавшие присоединиться к битве, в результате которой были заключены остальные. Поэтому они остались на земле, размножились и продолжают жить, свободно питаясь людьми.

– Я в порядке, – повторяю я. – Просто дай мне свежую связку сейгфлюра и пойдем.

Его плечи напрягаются, когда он открывает маленький комод, и я стараюсь не смотреть на него. В таком маленьком пустом помещении это довольно трудно.

Киаран излучает сияние, которое тяжело описать. Его кожа мягко светится, гладкая и бледная. Черные как смоль волосы падают на лицо, обрамляя высокие скулы. У него глаза цвета весенней лаванды, но совершенно лишены ее мягкости. Они пронзительные, яростные, неземные. Фейри или нет, Киаран чертовски красив. Я ненавижу эту его особенность.

Он бросает мне шерстяной сверток, перевязанный бечевкой.

– Это твоя третья связка за две недели.

Проклятье! Конечно, он заметил.

– Он бесполезен, когда засыхает, – говорю я.

«И ты отказался дать мне растение, чтобы выращивать его, ты, невежа!»

Зимой сейгфлюр остается свежим около тринадцати дней. И дольше, если я храню свои запасы снаружи. Затем он теряет эффективность. Еще один урок, приобретенный на горьком опыте, – именно так я получила свой третий шрам.

Я пыталась выращивать сейгфлюр самостоятельно, но все мои попытки провалились. Я даже пыталась сохранить его, зажав между воздухонепроницаемыми кусочками стекла, но это не сработало. Поэтому теперь я завишу от его поставок и до сих пор не знаю, где Киаран его находит. Он не расскажет об этом.

– Я не дурак, – говорит он. – Не стоит считать меня таковым.

– Я постараюсь.

Его лицо ожесточается.

– Тебе не нужно столько, сколько ты используешь. Ты его кому-то отдаешь?

Я даже не считаю этот вопрос достойным ответа. Возможно, я нарушила его правило насчет запрета охотиться одной, но это я выполняю. Никто не должен видеть фейри или то, что они делают со своими жертвами. Зрение – бремя, и мне жаль каждого, кто обладает этой способностью.

– Кэм… – подчеркнуто терпеливо говорит он.

– Все, что тебе нужно знать, – отвечаю я, – это то, что он для моей защиты.

Я раскрываю шерстяной сверток.

В центре лежат маленькие веточки чертополоха, покрытого яркими синими цветами. Обычный чертополох, растущий в Шотландии, колючий, с остроконечными листьями, с пушистыми соцветиями. Этот другой. Внешне он похож на остальной чертополох, такой же неприятный и агрессивный, но сейгфлюр мягкий. Волоски на стебле мягкие, словно пух.

И если бы он не был таким мягким, крепким и прелестным, возможно, матушка использовала бы что-то другое, чтобы вплести мне в волосы, когда я дебютировала в прошлом году. Я до сих пор не знаю, где она смогла его найти. Я была в белом, и только чертополох отличался по цвету в ту ночь – мое единственное маленькое цветное украшение. Если бы моя матушка выбрала лаванду, розы или вереск, я бы никогда не увидела свою первую фейри.

Первая фейри. Голос baobhan sith воскресает в моей памяти, поначалу веселый и музыкальный, как песня весенней птицы, затем острый от металлических ноток зла.

Алый идет тебе больше всего…

Я втягиваю воздух и заталкиваю шерстяной сверток в карман. Это воспоминание всегда во мне, всегда маячит на фоне, готовое всплыть при любой возможности. Я не могу от него избавиться, как бы сильно ни старалась.

– Ciod a dh’ fhairich thu? – спрашивает Киаран и придвигает стул, чтобы устроиться напротив меня.

– Ты же знаешь, что я не понимаю.

– Что случилось?

Я слабо улыбаюсь. Иногда у него получается говорить так, словно его действительно беспокоит то, о чем он спрашивает.

– Тебе не все равно?

Киаран пожимает плечами. Сильнее всего он показывает эмоции, когда закалывает кого-нибудь. Он откидывается на спинку стула и скрещивает ноги перед собой. Я стараюсь не любоваться тем, как великолепно он выглядит, – это опасно. Я отвожу взгляд и сосредоточенно смотрю на тени, отбрасываемые мерцающим огоньком свечи на противоположную стену.

«Совершенно нечеловечески», – напоминаю я себе.

– На самом деле не очень, – отвечает он. – Но ты выглядела так, словно собралась плакать.

– Я не плачу, МакКей.

Я сегодня просто идиотка. Сначала поддалась его соблазнительным чарам во время схватки, теперь вот это. Где та глубокая канава, в которую можно нырнуть, когда она так мне нужна?

– Как скажешь, – говорит он, выпрямляя ноги. – Небольшой совет, Кэм. Пока ты не признаешь свои слабости, ты никогда не победишь меня без этого проклятого чертополоха.

Я смотрю на него.

– Мы будем охотиться или ты предпочтешь тратить время на поучения?

Мои слова спровоцировали нечто яростное в этом обычно холодном, бесстрастном взгляде. Если бы я сама не была убийцей, это могло бы напугать меня. На этот раз его улыбка не злая. Она жестокая, даже немного безжалостная.

– Я возьму свое оружие, – говорит он.

Мы покидаем Каугейт, и, когда проходим мимо Саут-бридж, Киаран идет немного впереди.

– В водах возле Дин-Виллидж охотится caoineag, – говорит он. – С момента своего прибытия она уже убила одну женщину. – Рассказывая, он не сбавляет темпа. – Постарайся не отставать, Кэм.

Постарайся не отставать…

Его ноги намного длиннее моих, и он настаивает, чтобы во время охоты мы везде ходили пешком, даже в отдаленные от центра города места, такие как Дин-Виллидж.