Приходилось срочно начинать подготовку к первому районному съезду советов, перебросить грузы за 120 километров вверх но Анадырю на ярмарку в Еропол и, наконец, доставить много снаряжения из Крепости в Марково. Оставшиеся упряжки едва могли справиться с этими задачами только при условии достаточного наличия корма. Ближайшей продовольственной базой был Ново-Мариинск, но пока собаки дойдут туда и возвратятся обратно, они съедят все, что смогут везти. Кроме того, пройдя туда и обратно 1200 километров, они, по крайней мере, на две недели выйдут из строя, и их придется усиленно подкармливать. Можно было бы пустить на корм муку, но продуктов могло нехватить и для людей. В момент обсуждения вопроса в Марково приехали камчадалы из Пенжина, расположенного в 300 километрах к югу от Анадыря. Оказалось, что там в этом году был богатый улов рыбы, но продовольственных грузов прибыло явно недостаточно, нехватало муки и сахару. Пенжинцы предлагали товарообмен. Пришлось заключить с ними соответствующие договоры и, несмотря на темное время года, с первым снегом и в пургу послать в Пенжино собак с нартами. Здесь удалось купить еще одну упряжку, 3000 штук юколы, несколько мешков икры и нерпичьего жира.

Марковский оргкомитет пытался было передать все закупленное кооперативу, но экспедиция категорически запротестовала; тогда оргкомитет запретил камчадалам перебрасывать груз экспедиции и выезжать в кочевые районы с ее работниками. Положение экспедиции сделалось безвыходным. До Ново-Мариинска, где находились окружные организации, было 600 километров, радиосвязи ни с ними, ни, тем более, с центром не было. Непродуманное распоряжение оргкомитета угрожало срывом всей работы, а это влекло за собой потерю затраченных на экспедицию государственных денег. Никакие доводы, однако, не помогли. Оставалось ехатъ в округ. Камчадалы не соглашались и на эту поездку. Между прочим, оргкомитет в чем-то тормозил работу также и начальнику лесозаготовок Гриншнуну, с которым и было решено на экспедиционной упряжке собак доехать до лесозаготовок, расположенных в 150 километрах от Маркова, а оттуда уже на двух упряжках и с каюром добраться до Усть-Белой.

Это было смелое решение, так как управлять собачьей упряжкой без соответствующего навыка было делом далеко нелегким. Меньшиков первый раз в жизни взял в руки остол.

Запрягли собак, увязали нарту и толкнули ее вперед.

— Хак! Хак!

Собаки сделали рывок и опять сели. Задние из них, сторонясь нарты, которую Меньшиков усиленно подталкивал вперед, только отходили в сторону, но никак не желали двигаться прямо.

— Постой, помогу, — предложил молодой камчадал Яков Куркущский.

Он замахнулся на собак остолом и, усиленно понукая, заставил их нестройной кучей двинуться вперед. Собаки путались в упряжке, беспрестанно оглядывались, но нарты кое-как выехали из поселка.

— Ну, счастливо! — Куркущский спрыгнул с нарты и повернул к поселку.

Собаки бенгали все хуже и хуже и скоро опять сели. Дело в том, что на этой упряжке не было постоянного каюра, и собаки переходили от одного рабочего к другому. С новым человеком каждый раз повторялась одна и та же история. Собаки не слушали команды и не тянули вперед.

Еще не добрались нарты до летников, как уже со спутников пар валил столбом, — им приходилось все время толкать нарту вперед, а едва только люди садились, как в тот яге момент усаживались и собаки. С отчаяния Гриншпун схватил остол и с недвусмысленными намерениями направился к собакам.

— Подожди, там сзади у меня плетка привязана, остолом-то, смотри, собак перекалечишь, — заметил Меньшиков.

Закрепив нарту, прогулялись плетью по спинам собак. Средство оказалось очень действительным, собаки пошли гораздо бодрее, но все же на первом подъеме сказалась их недружная работа. Скользя по крутому склону, нарта с половины подъема поехала вниз, и все усилия удержать ее были напрасны. От селения отъехали только 4 километра.

— Давай-ка я буду каюрить, — предложил Гриишпун, — мне раньше приходилось ездить на собаках.

Пересели и снова поехали. Поставив собак в нужном направлении и ухватившись за нарту, кое-как втянули ее на подъем. Гриишпун, усиленно понукая собак, ругался на чем свет стоит.

Нарта скользила легко, и, если бы собаки тянули хоть немноягко дружнее, все было бы в порядке. Подъехали к летникам. Стая сорок поднялась на воздух. Собаки вдруг друягно рванулись вперед. Быстро замелькали деревья, нарта, прыгая по ухабам, пронеслась мимо домов, вешал и на полном ходу свернула на реку под крутой откос. Собаки точно взбесились, снежная пыль так и летела из-под нарты. Все попытки затормозить пли хоть замедлить этот бешеный бег ни к чему не привели.

— Держись! — крикнул Гриншпун.

Меньшиков ухватился руками за крятку и весь сжался, готовый ко всяким неожиданностям. Нарта ухнула вниз и несколько раз перевернулась. Мягкий снег принял в свои объятия Меньшикова. Гриншпун, судорожно ухватившись за дугу, перелетел через голову и вместе с нартой и собаками также завяз в рыхлом снегу.

— Здорово проехали!

— Да, что называется, с шиком. Давай-ка покурим.

— Кури, а я буду войдать нарту. Теперь собаки пойдут.

Немного передохнув, вытащили нарту на дорогу и опрокинули ее кверху полозьями. Намочив водой кусок шкуры оленя, вновь испеченный каюр стал быстро проводить ею по полозьям, отчего они покрылись тонким слоем льда, так что нарта начала скользить заметно легче.

Гриншпун оказался прав. Собаки потянули дружно и, постепенно ускоряя бег, быстро несли нарту вперед. На полпути к Крепости путники остановились ночевать. Развели костер, вскипятили чай и, отогрев у костра замерзший хлеб, с аппетитом поели.

До сих пор шла накатанная дорога, а дальше нужно было прокладывать путь по целине из глубокого снега. На этот случай Меньшиков и Гриншпун имели с собой две пары широких камчадальских лыж, подбитых камусом, ворсом назад.

Второе чаепитие устроили у протоки Прорва, недалеко от Крепости, в том месте, где дорога сворачивала в сторону. Встали на лыжи. Один шел впереди, протаптывая собакам путь, а второму приходилось управлять упряжкой и подталкивать нарту. Неожиданно на соседней протоке показался след от проехавшей вперед нарты. Надо было постараться во что бы то ни стало ее нагнать, так как двум упряжкам вместе будет итти несравненно легче.

Миновали волок, где нашли место покинутого недавно привала. Остатки костра еще не успели остыть. День кончался, наступили сумерки. Скоро совсем стемнело, итти стало очень трудно. Следы нарты исчезли, появилось опасение, что можно сбиться с пути.

— Давай, заночуем. Лучше завтра выедем пораньше и нагоним нарту еще на ночлеге, — предложил Меньшиков.

Свернули в лес, нарубили дров, разгребли лыжами снег и развели костер. В котелке вскипятили воду и спустили туда замороженных пельменей. Поев, залезли в кукули. Обоим не спалось. Костер медленно догорал, собаки повизгивали, укладываясь в вырытые в снегу норы. Мертвая тишина стояла кругом, холод забирался иод одежду.

— Спишь?

— Нет, а что?

— И мне что-то не спится, — вздохнул Гриншпун. — Расскажи-ка что-нибудь про «материк». Я вот уже полтора года здесь, совсем оторвался от мира.

— Так ведь у тебя семья на материке, разве ты писем не получаешь?

— Как не получать! С парохода, вот привезли один раз за полтора года.

— Скучно ведь без семьи?

— Скучать-то особенно некогда, но повидать детишек иной раз хочется.

— Так почему же ты семью с собой сюда не привез?

— Да куда же тут? Дома здесь, сам знаешь, какие. Сам я все время в разъездах: то в район вызовут, то на рубку, то на сплав леса едешь. Да и учиться ребятам надо.

Гриншпун рассказал, как он попал на Чукотку, и незаметно перешел на свои лесозаготовки.

Костер едва тлел. Ярче загорелись звезды, мороз крепчал.

— Ну, давай спать, — закончил рассказ Гриншпун. — Завтра рано встанем.

Забравшись с головой в кукули, оба замолчали.

Проснулись от нестерпимого холода. На небе ярко светила луна. Меньшиков достал часы, чиркнул спичку: шесть часов, пора подниматься. Сгреб в кучу угли потухшего костра, положил заготовленную стружку и дрова. Огонь быстро разгорелся. Набив снегом чайник, повесил его над костром. Собаки лежали неподвижно, внимательно следя за каждым движением человека. Поднялся Гриншпун. Позавтракав, уложили кукули на нарты, закрепили груз ремнями и, не задерживаясь, тронулись в путь. Собаки вначале бежали неохотно, но все же слушались команды.