— Ну, теперь до Крепости недалеко, там разгружаться будем, а от Крепости до Маркова всего 25 километров.

Но выгружаться пришлось раньше, — вода сильно спала, и камчадалы начали поговаривать о шуге.

За 15 километров до Крепости катера пристали к берегу. Впереди был Тарауков перекат, и старшины решили сделать промер, раньше чем проходить быстрину. На экспедиционном катере, имевшем малую осадку, отправились вверх но реке на разведку. Результаты оказались неутешительными, так как на перекате глубины были не больше 4½ футов, а один из катеров каравана имел осадку 5 футов. Разгорелись споры. Грузоотправители настаивали, чтобы старшины попытались пройти перекат, а те отказывались. Один катер безусловно мог пройти, но его старшина не соглашался итти в одиночестве, опасаясь, что вода еще больше спадет и ему с командой придется зазимовать в Маркове. Обе стороны настойчиво спорили, но ни к чему не пришли. Пришлось выгружаться.

На пустынном берегу появились палатки, задымили печи и костры. Один за другим выросли штабели кулей, ящиков и бочек. Неразгруженными оставили два небольших кунгаса — колхозников-камчадалов и экспедиционный. У работников отряда собралось экстренное совещание. Создавшаяся обстановка заставляла крепко задуматься. До Крепости оставалось 15 километров, от нее до Маркова еще 25. Часть грузов экспедиции находилась в Крепости, часть в Маркове. Для того чтобы добраться туда, отгрузить необходимое и возвратиться к Тараукову перекату, нужно было не менее двух суток. Начальник пошел сговариваться со старшинами.

— Ждать будете?

— Нет, конечно!

— Но ведь ждать-то нужно!

— Вам нужно, а нам нет!

Часа через два охрипший от спора старшина заявил:

— Буду ждать ровно 36 часов и ни минуты больше. Идите за своими монатками.

Вдруг последовало новое заявление:

— Однако ждать буду не более суток!

— ??

— Очень даже просто! Зачем мне из-за вас катера гробить? Если вы тут застрянете, мне ничего не будет, а если я не успею катера в Ново-Мариинск доставить или где-нибудь их в затоне брошу, — под судом буду.

Пока начальник спорил со старшиной, Скляр, Васильев и Мария уже ушли за грузами в Крепость. У них был составлен список, что нужно было отобрать со складов. С ними вышли двое марковцев для мобилизации пловучих средств под кооперативные грузы.

Над головой давно уже замелькали звезды, а Крепости все нет как нет.

— Далеко еще, ребята?

— Однако близко! — дружно откликнулись марковцы.

Ночь. Из-за леса вышла луна, кругом легли резкие тени.

Наконец впереди замелькал огонек костра. Тишину прорезал суровый окрик:

— Стой! Кто идет?

На этот раз отряду сопутствовала удача. Старший рабочий, командированный еще с первым караваном, как раз сегодня приехал в Крепость, чтобы проверить состояние находившихся здесь грузов. С ним были два марковца.

Снова пришлось обсуждать план дальнейших действий. Двигаться сейчас дальше было нельзя, — луна ушла за облака, и наступила кромешная тьма. Нужно было ждать рассвета; следовательно, до Маркова, где можно мобилизовать пловсредства, не дойти раньше чем завтра к обеду. Сосчитали скупо отмеренные старшиной часы. К сожалению, их осталось очень мало. Закусили, забрались в спальные мешки и улеглись рядком. Славно спать под открытым небом, когда нет большого мороза! Проснулись затемно и пошли дальше, то прыгая через заломы, встречающиеся на каждом шагу, то бредя по колено в воде. К полудню из-за поворота реки неожиданно показались два карбаса.

— Стой! Куда карбасы уводите, да еще порожние?..

— Сзади еще люди едут, с ними байте.

В самом деле, еще несколько карбасов выплыло навстречу. Все планы неожиданно пошли насмарку: раз с карбасами не было экспедиционного катера, то, повидимому, он был неисправен, что совершенно исключало возможность сплавить груз к Тараукову перекату. Скляр решительным тоном предложил карбасам пристать к берегу. Еще целый час драгоценного времени ушел на переговоры. Наконец два карбаса повернули обратно.

В Марково пришли поздно ночью. Попали как в заколдованное царство, такая была глушь повсюду. Густой тонкоствольный лес плотной стеной окружил село. Сухая трава была выше человеческого роста. Сельские амбары стояли на сваях, как избушки на курьих ножках. Такая постройка защищала их от наводнений, зверя и собак. В настоящий момент берег крутым 20-метровым обрывом поднимался над рекой. Как-то не верилось, что весной вода поднимается так высоко, что заливает селение.

В темноте трудно было составить впечатление о размерах села. Во мраке мелькали только отдельные тусклые огоньки.

Люди отряда первым долгом разыскали моториста экспедиции.

— А ну-ка, парень, заводи кавасаки.

— Нету, товарищ Скляр! И «Пильтун» не в порядке, да и машина разобрана.

Всю ночь возились на складе с грузом экспедиции, упаковывая, отбирая и записывая нужные вещи. На рассвете у всех были лица серые от холода и бессонницы, но зато все остались очень довольны: успели собраться, и карбасы пришли как раз во-время. В один миг нагрузили суда и отправились вниз по течению. Васильев остался на берегу — зимовать в Маркове, чтобы обеспечить астрономическими пунктами съемку Меньшикова.

— До свидания, Гаврилыч!

— Нажимайте, ребята! — несется в ответ.

Время летит, а карбасы ползут. У отряда имеются и моторная лодка и кавасаки, а все же пришлось пользоваться только веслами и течением. В Крепости добрали недостающее снаряжение, на что ушло еще полчаса. Вдруг из-за поворота реки показывается быстро мчащийся «Пильтун».

— Иван Андреевич! Машина подана! — радостно кричит с лодки моторист Карпенко. — Грузи, товарищ Скляр, быстрее!

Когда успел неунывающий Карпенко собрать мотор — осталось его секретом. Через мгновение пошли вниз по течению со всей скоростью, на которую был способен «Пильтун» с двумя карбасами на буксире. Часов в пять вечера навстречу попался груженый карбас. С него что-то кричали. Карпенко на минуту заглушил мотор.

— Убезали, мольче, катера.

Часом позже суда остановились около покинутого накануне лагеря. Начальник экспедиции встретил прибывших с чрезвычайно смущенным видом.

— Это все летчики, плывшие из Маркова. Вынули свои мандаты, припугнули старшин, и те, отказавшись ждать, ушли с катерами в Ново-Мариинск!

Снова пришлось совещаться, — не оставаться же всем на Тарауковом перекате! Надо как-нибудь одним добираться до Маркова, другим — до Усть-Белой.

Для партии Скляра оставили большой пятитонный кунгас, так как спуститься вниз по течению в Усть-Белую можно было на веслах и под парусом. На кунгас погрузили часть припасов и снаряжения и отправили на нем Скляра и Марию.

Остальные тем временем энергично взялись за разгрузку застрявших на перекате грузов. Из Маркова сюда выехало все мужское население. Сверху появился кавасаки, тащивший на буксире длинную вереницу карбасов. Со дня на день должна была пойти шуга, и, чтобы не заморозить грузов, в дело пошло все, что можно было использовать для их переброски.

По окончании погрузки отряд Меньшикова отправился пешком в Марково, где его поджидал Васильев.

Это селение расположилось в центре буйной травяной растительности, обрамленной зарослями душистого тополя и ивы-кореянки. Поселок насчитывал около 30 дворов, среди которых выделялись большое здание школы, больницы и три-четыре дома бывших купцов и посредников: Брагиных, Алина, Соболькова и Косыгина.

Экспедиция принялась за ремонт дома, печей и складов для предстоящей зимовки. На карбасах по реке подтягивали грузы из Крепости и с летников. Вода настолько спала, что кавасаки смог пройти только до Крепости, где он и стал на зимовку. Через несколько дней по реке уже плыла ледяная каша. Лодки обмерзали, и навигация, таким образом, прекратилась. Скоро река окончательно стала. Температура воздуха упала ниже нуля. Короткая анадырская осень закончилась.

Недели две не было никакого сообщения с Крепостью, где остались главные грузы экспедиции и кооператива. На реке местами оставались еще полыньи, быстрины не успели покрыться льдом. В Маркове насчитывалось 34 упряжки собак, но почти одна треть из них была непригодна для грузоперебросок. Улов рыбы был плохой, и уже с осени было видно, что для собак корма может хватить едва ли до марта; камчадалы отпустили часть собак, предоставив им самим добывать себе пропитание. Голодные своры бродили по поселку, грызлись между собою и тащили все, что было можно. Скоро на улице нельзя было оставить нарту, так как голодные собаки съедали ремни и большую часть груза, находившегося в санях. Скрюченные голодом в дугу, озлобленные псы при кормежке ездовых собак, несмотря на окрики и побои каюров, лезли в корыто, выхватывая из него варево из муки и рыбы. Юколу, ради экономии, не давали даже ездовым собакам. Перед торговыми организациями и руководством экспедиции стал вопрос о транспорте, так как корма не было, а работы для собак было много.