– Всё, конец, – глухо сказал Рудослав, сплёвывая сквозь зубы. – Влипли! Свежая арифма!

– И от старой – остатки, – подтвердил Лютень. – А мы – измотаны боем, сражаться дальше вряд ли сможем.

– Что ж, Перуну в его дружину всегда нужны воины! – как можно бодрее сказал Рудослав, не зря прозванный буй-туром. Его длинный, лучшего гардарского булата, меч покинул ножны, в которых покоился самую чуть. – Умрём же, как Род заповедал!

– Погоди, – положив ему на взбугрившиеся от тяжести мышцы ладонь, тихо сказал Лютень. – Не горячись… Мы – не дома, где сражаться должны до последней капли крови. Мы сейчас – наёмники. И воевать должны, как наёмники.

– Это как? – не понял Рудослав, за спиной которого уже выстраивались для атаки его Туры. Для последней, наверное, атаки…

– Это – сейчас отступить, – невозмутимо сказал Лютень. Подразнить их чуток, сотню-другую в заслоне оставив… И заманивать их на всё войско. Там уже – разобраться, как умеем! Ну, и к Буйславу гонца срочно послать! Чтобы знал, где встречать, да как!

Видно было, что слово «отступление» вызвало в горячем воеводе-туре яростное неприятие. Однако Буйславу удалось-таки вколотить в племянника малость мозгов… По мере того, как Лютень договаривал свой план, на хищной роже Рудослава проступала дикая ухмылка.

– А что, план – хорош, – одобрил он. – Дядя с войском, поди, недалёк уже, не сильно много времени ЭТИ поживут. Чур, заманивать я буду!

– Заманивать – мы, – согласился Лютень, словно не заметив этого «я». – А заслон… Ярослава сотника ко мне!

– Этого… поджигателя, что ли? – ухмыльнулся воевода. – Доверяешь ты ему, Лютень!

– Как себе… почти, – с малой оговоркой подтвердил тот. – Умён, хитёр, осторожен… Не испортится, воеводой будет! Для начала, конечно, витязем в дружину к себе возьму.

Ярослав появился почти сразу – весь ещё в сражении, с разбитым носом, новым шрамом под правым глазом…

– Звал, княже? – сухо спросил он, по сию пору обиженный.

– Звал, – так же сухо ответствовал Лютень. – Что сотня?

– А что – сотня? – вопросом на вопрос ответил ей командир. – Убитых, хвала Роду, всего пятеро. Правда, один из них – Травень… Раненных, тех много. Почти два десятка! Многовато для такого боя, княже!

– Многовато, – мрачно согласился Лютень. – В других так же?

– Берсень ранен! – вздохнул Ярослав. – Ему шлем «жёлудем» пробили! Хорошо ещё – лоб не проломили. Но мозги так тряханули, что он сейчас только мать и поминает. Ну, иногда ещё кого из родственников… Почему-то – чужих!

Рудослав, внимательно слушавший разговор, в голос заржал. Лютень позволил себе лишь короткую, холодную улыбку.

– Вот что, Ярослав, – сурово сказал он, выждав, когда отсмеётся воевода Туров. – Я понимаю – устал! Ведаю и то, сколь много ты сделал в этом бою… Но – видишь тех воинов?

– Вижу, – Ярослав заметно помрачнел. – Княже, умрём – не посрамим чести Рода!

– Это – знаю! – поморщился Лютень. – Да что я всем объяснять должен?! Уходим, сотник. Бери свою сотню, ещё одну… Да хоть Берсеня! И вставай заслоном. В прямой бой не вступай, но и потерять себя не давай. Держись так, чтобы они преследование своё не оставили, но и взять тебя не смогли. Конницы у них мало, раз клыки обломаешь, уже не сунутся. И – смотри в оба! Тяни на Полночь, к Рыжим Камням… До них отсюда вёрст тридцать-сорок… В самый раз! И пехоту, как бы ни упрямилась, измотаешь, и сам коней не загонишь… Что скажешь?

– Княже, – сотник заметно нахмурил брови, чем-то очень недовольный.

– Княже… А если они не захотят следом идти? Ну, может у них воевода – трус?

– Не трус, а осторожный, – ухмыльнулся Рудослав, впервые вмешиваясь в разговор. – Ты, сотник, не дурак ведь! Сделай что-нибудь, чтобы он осторожность эту потерял. От ярости, например! Внял?

– Внял, – просветлев ликом, сверкнул ухмылкой Ярослав. – Дозволь сполнять, княже? Времени мало!

– Исполняй, – кивнул Лютень. – Трубач, сигнал отхода!

Сигнал отхода, тягучий и длинный, прорезал воздух и сотни родян, на ходу подхватывая раненных, начали выходить из боя. Базиликанцы их не преследовали. Они, похоже, были настолько измотаны боем, что оружие бы удержать. Единственный отряд, ринувшийся вослед – ала второй арифмы, должна была проскакать по мокрой и вязкой земле почти версту. Загонят коней, дурни…

Не загнали. Но когда разогнались, навстречу тучей брызг взвились стрелы. Сначала две сотни, потом – ещё две, потом – ещё и ещё…

4. Ярослав и Берсень. Дружина заслона. 12 вёрст к полуночи[68]от Сальма. Ночь на 29 день месяца Серпеня

План князя Лютеня удался не до конца. Весь день после сражения отряд Ярослава – полных семнадцать десятков конницы, стараясь сберечь коней и не попасть в тиски железных когорт базиликанской пехоты, отходил на Полночь. Два раза базиликанская ала настигала его, два раза разворачивались, встречали врага редкими к сожалению, но меткими выстрелами лучников. В рукопашных потеряли десяток воинов. Ушли. К темноте стало ясно, что базиликанцы преследовать их в ночи не намерены. Впрочем, кони, даже гардарские дружинные кони, тоже устали, и не могли продолжать путь.

– Остановимся на ночёвку, – подумав немного, решил Ярослав. При этом покосился на Берсеня. Тот, хоть по сю пору не пришёл в себя окончательно, людей своих не отдал никому и пошёл вместе с Ярославом.

– Место выгодное, – сказал Берсень после короткого раздумья. – Отсюда и уйти, коль что, сможем… Да и базиликанцы леса не любят! Побоятся ночью сунуться!

– Побоятся, – пробурчал Ярослав, сам так вовсе не думавший. – Одна, думаешь, такая деревня – Рыжие Камни? Найдут проводников из местных, тут и кончится наша дорога.

– Так я заставу из своих на той тропке поставлю? – понятливо кивнул Берсень. Тут же схватился за перевязанную голову, на которую теперь шлем не налезал… Больно!

– Отлежался бы в обозе, – недовольно пробурчал Ярослав. – А если – в бою?

– Яр, не надо! – поморщился Берсень. – Ты – старшой, я и не спорю. Но я больше твоего в дружине. И старше, значит – умнее! Меня не раз по башке били, живой пока хожу. Да и не будет такого боя, чтобы – опасно! Мы лишь приманка. Нам и не надо в драку лезть…

– Не надо, – изогнувшись под низко нависшей веткой, Ярослав сплюнул тягучую, вязкую слюну и внимательно проследил, куда полетела. – Лезем, однако! Трижды уже сходились! Ты уж прости, Берсень, не серчай, но только дважды уже Яросвет тебя выручал. Третьего раза может и не быть. Прошлый раз щит ему порубили… Думай, Берсень! Может, вестником тебя послать, к князю Лютеню? Ну, чтобы не позорно…

– Яр, – побагровел Берсень. – Глуздырь ты сопливый! Да я… Да я тебя – на двубой! На божий суд! К Перуну на правило! Ты меня, воина, позорить?!

Гнев Берсеня был нешуточен, а Ярослав вовсе не горел желанием с ним резаться.

– Ну ладно, ладно, сотник! – повисли у Берсеня на плечах Яросвет и Добран. – Уймись. Не хотел тебя Ярослав обидеть!

– Ладно, – стряхнув с плеч их цепкие руки, прорычал Берсень. – Я не в обиде на этого… заботливого! Только вот старшой… подумал бы лучше, как нам базиликанцев расшевелить. Ну, чтобы они завтра поутру от нас не отвязались!

– А что тут долго думать? – немедленно ответил Ярослав. – Хочешь, подумай сам… Ночь, тишина, покой. Варвары, то бишь – мы, где-то далеко. Небось, уже сбежали и не догнать. Дозоры, понятно, двойные! Спит арифмарх, посапывает во сне… И тут – мы! Лавой! По полю! Зажигательными стрелами по лагерю, факелами…

– С ума сошёл?! – возмущённо уставился на него Берсень. От крика у него немедленно заболела голова и он скривился, договаривать не стал.

– Почему ж – с ума сошёл? – обиделся Ярослав. – То – твоя сотня скакать будет! Отвлекать, значит, внимание…

– А твоя? – настороженно переспросил Берсень.

– А моя в это время тихой сапой, через болото, совершенно с другой стороны, пробирается в лагерь. И устраивает…