— Боюсь, за тем же самым, что и тебя. Небось машины без корма стоят?

Подтянувшись на руках, Владимир заглянул в кузов:

— Да-а… Пустовато.

— Это точно, капитан. Я от своих оторвался незнамо насколько. Рыскаю везде, ищу горючее: кругом хоть шаром покати. Может, у тебя есть?

— Значит, ты без людей, — задумчиво произнес Братчиков. — Это хуже… Ну а в штаб армии можешь сообщить? Твоих-то я обеспечу, но мне помощь нужна — дух вон!

— Чего проще! Родной ты мой, да я это через комдива мигом сделаю. Только уговор дороже денег — моих ты подпускаешь к дойной корове в первую очередь, а?

— Заметано.

Братчиков на скорую руку сочинил донесение начальнику тыла и пожелал офицеру «ни пуха». Грузовик загремел пустыми бочками и, подпрыгивая на колдобинах, исчез, оставив шлейф пыли. Капитан устало потер лицо:

— Кажется, сдвинулись с мертвой точки.

15 сентября

К исходу дня вручную накачали баржу-дочку почти доверху. Все вымотались. От бензинового аромата кружилась голова. Братчиков тоже выдохся, но вида не подавал, подхлестывал всех веселыми окриками, а потом затянул «Катюшу». Ему подтянули — вначале робко, но потихоньку набирая мощь.

Тут концерт пришлось прервать. С берега донеслись автомобильные гудки. Замначальника армейского склада капитан Павлюченко вместе с мотористом — сержантом Толетовым пригнал бензоперекачивающую станцию БПС-ПД-10. Работа пошла бойчее. Пора было всерьез подумать и о хлебе насущном. Как ни крути, а прокормить чертову дюжину — 13 человек — не шуточки. На память пришли овцы, которых недавно капитан с греком спасли с полузатонувшего немецкого транспорта.

Братчиков подозвал сержанта:

— Толетов, ты случаем не вегетарианец? Тогда важность задания поймешь правильно. Есть тут недалече зеленый островок. И пасутся на нем замечательные овцы, спасшиеся от гитлеровского порабощения. Раз немцы сбежали от своего шашлыка, доставь-ка ты десятка полтора этих заблудших овечек на баржу, да заодно о корме побеспокойся.

Толетов поработал не за страх, а за совесть. С котловым довольствием все утряслось, и выдалась свободная минутка. Владимир попросил Павлюченко подменить его и прилег отдохнуть. Кто бы знал, как сладок сон на грязных, жестких тюфяках! Братчиков проспал до следующего утра.

16—19 сентября

С грехом пополам соорудили из подручных средств причал. После «донорской операции» баржи легко отбуксировали к берегу. И пошло-поехало: машины подходили одна за другой, даже образовалась небольшая очередь. Ругань порой возникала, и матерок гулял, но в общем порядок был — бензиновый ручей журчал бесперебойно. За три дня дивизиям и частям 57-й армии и 68-го стрелкового корпуса выдали около 180 тонн горючего — мчитесь машины! Но это было лишь полдела. Главная задача теперь — обеспечить наступление на Белград.

Братчиков куда-то исчез и вскоре вернулся сияющий.

— Контакт с местной властью налажен, — загадочно объявил он.

Результат дипломатической миссии капитана выразился в изобилии необыкновенно вкусного печеного хлеба, овощей и специй. Продуктами команда была обеспечена недели на две с лихвой.

Но что было гораздо существенней — болгарские други раздобыли невесть где почти сотню бочек машинного масла. Павлюченко даже сунул в одну бочку палец, долго принюхивался и чуть не лизнул языком. Затем выдержал паузу и авторитетно подтвердил, что масло не уступает по вязкости автолу «6».

Прибыл старший техник-лейтенант Владимир Тунцов, привез приказ — выдвигаться в район города Видина. Сам он с четырьмя бойцами и сержантом Полувитько заменил Павлюченко. Простились сердечно. На войне ведь не загадывают, доведется ли еще встретиться.

Пришла пора расставаться и со старым греком. Его «Мария» без конца совершала челночные рейсы к немецким баржам по поручению капитана интендантской службы Алексея Неелова из продотдела армии. Немало трофейных грузов выручил Янис. Братчиков оформил на него наградные документы с представлением на медаль «За боевые заслуги».

20—23 сентября

Братчиков оглядел команду и весело спросил:

— Курящие есть? — Заметив оживление, добавил: — С этого дня считайте, что вы добровольно решили расстаться с пагубной привычкой. Вплоть до прибытия на место. А сейчас товарищ Тунцов прочитает вам короткую, но полную личных переживаний лекцию о вреде никотина.

Старший лейтенант прошелся туда-сюда по палубе и обронил первую фразу:

— Курю я с семи лет.

Раздался взрыв хохота, долго не утихавший. Далее Тунцов пообещал никого не развращать личным примером. Словом, объявил, что баржа для некурящих…

Рассудили просто: куда зря мины не разбросают, а засеют судоходный коридор. Поэтому решили держаться золотой середины — плыть меж фарватером и берегом. Но кто сказал, что шальная мина не окажется именно здесь? Гарантий не было. Из двух зол выбрали меньшее.

Где-то под водным покрывалом до поры до времени покачивались на якорях «подарки» союзников вперемешку с немецкими. И отличались они лишь взрывными системами да формой. Магнитная мина — та на дерево и не среагирует, а вот к чему железному так и кинется хищной рыбой. Цельнометаллический корпус наливной баржи для нее лучшая приманка. Мина с механическим взрывателем поджидает жертву, пошевеливая, точно рак-отшельник, антенными усами-проволочками. Прикоснись усы к любому предмету — взметнется водяной столб над рекой.

Одно утешение — длина тросов, поводок, ограничивает радиус действия мин. Лоцманы, надеясь на опыт и чутье, вели караван по запретной для судоходства зоне, рядом с фарватерскими поплавками. Это был единственный шанс не подорваться. Мины наверняка «чуяли» железо и рвались с привязи. Все зависело от длины аркана и того, насколько близко к поплавкам встали на якорь адские машины. Капитан дорого бы дал, чтобы увидеть на экране подводную картину. Но это были напрасные мечты.

Братчиков посмотрел на подаренные матерью золотые часы, верой и правдой служившие ему всю войну. Маленькая стрелка еще не настигла цифру 7, когда «Калимберг» загудел и замер на месте. Идти возле правого берега было нельзя. Волей-неволей надо пересекать фарватер. Такова подлость их маршрута. Вверили себя в руки судьбы. Пронесло!..

— Осталось каких-нибудь 300 километров с хвостиком, — вымученно пошутил Братчиков.

…Обязанности офицеры разделили поровну. Дежурили посменно. На сложных участках фарватера за штурвал вставал Тунцов, а чаще руль просто наглухо закрепляли веревкой. По-стариковски охающий «Калимберг» на стальном тросе тащил баржу, как муравей соломинку-бревно.

Так и двигался странный караван в «неизвестность». Покуда обходились без происшествий. Но как-то не надеялись, что и далее пойдет гладко. Шли вслепую, полагаясь в основном на авось. Где свои, где чужие — неясно. Поэтому все точно сидели на горячих углях: подвоха ждали не отсюда, так оттуда.

Чтобы не угодить на мель, на носу баржи поставили дежурного с шестом и раз за разом промеряли глубину. Уж больно ненадежный поводырь «Калимберг». Осадка у него была гораздо выше, чем у баржи. Там, где буксир мог спокойно пройти, баржа рисковала сесть на брюхо. Лезть же в глубину не прельщало: там вероятность сюрприза стократ увеличивалась. Шла своего рода игра в жмурки со смертью.

Порой мерное течение исподволь убаюкивало сознание, и опасность воспринималась отдаленно, как бы со стороны. «А может, и не так страшен черт, как его малюют, — всплескивалась волна оптимизма, — может, пронесет?» Но подсознательно все жили в постоянном, цепком ожидании чего-то жуткого, непоправимого. Смутная тревога неподвижно повисла в воздухе. И более всего угнетало собственное бессилие.

Владимир никак не мог свыкнуться с положением. Вокруг тишь да гладь. Но вдруг легкий толчок волны, баржа вздрагивает, и сердце судорожно замирает, словно за шиворот попал кусок льда: пульс колотится по-сумасшедшему, рубаха липнет к телу.

В реальность окружающего верилось и не верилось. Все было на грани возможного исчезновения — и гибкие ракиты, спускающиеся к воде, и солнечные зайчики, скачущие по палубе, по металлическим рукавам. Сейчас они есть, а через секунду… Будут?! Кто поручится за это? Владимир гнал от себя черные мысли. Но стоило расслабиться, и воспаленное воображение вновь и вновь рисовало страшную сцену — взрыв, огненный гудящий факел, в котором корежится обшивка баржи…