Поднялась высокая миловидная женщина. Светлые волосы старательно уложены. Она не торопилась садиться, предоставив возможность собравшимся смотреть на нее.

Викторенко тоже посмотрел на женщину. Впервые почувствовал, что крайне устал. От дыхания собравшихся людей воздух в кабинете нагрелся, а курильщики принесли с собой еще запах табака.

— Иван Спиридонович, я думаю, вы сработаетесь с Марией Петровной, — сказал Жемчужников, как хороший игрок, который пошел с козырной карты.

Пядышев в это время лихорадочно думал о том, что Уренгой не Саратов и не Шебелинка. Здесь комплекс со всеми агрегатами, насосами и приборами должен быть под крышей. Восстановив движение указки по чертежам, мысленно представлял, как лучше разместить в комплексе агрегаты. Отыскал место для замерного узла. А для этого решил сдвинуть фильтры. Принялся тут же комплектовать оборудование, проверяя память.

Пока Пядышев занимался расчетами, женщина села на свое место. Ему пришлось потом ее отыскивать. Он удивленно уставился на нее, не понимая, почему проектировщики не воспользовались простым решением, а усложнили проект. С обидой подумал о Жемчужникове: «Без меры расхвалил проект, а если разобраться, то нового почти ничего не внесено».

Жемчужников уронил указку. Палочка звонко щелкнула по линолеуму. Он не торопясь нагнулся и с достоинством поднял ее.

— Спасибо, Олег Борисович! — сказал громко Викторенко, стараясь удержать себя в рабочем состоянии. — Объявляю перерыв на пятнадцать минут. Подышим свежим воздухом и обменяемся мнениями. Кто собирается выступать, прошу записаться. — Посмотрел с высоты своего роста на сидящего Тонкачева. Тот что-то старательно выводил в тетради, сильно нажимая на шариковую ручку.

В перерыве Тонкачев много курил. Ломал спички, чтобы прикурить, и тут же забывал затягиваться. Сигарета гасла в его руке, и он, спохватившись, снова зажигал ее. Он беспощадными глазами снова и снова просматривал, развешанные чертежи. За каждым чертежом видел бригады монтажников и строителей. Его охватило жаром. Придется доказывать, что проект еще сырой. Саратовские и Шебелинские комплексы — это вчерашний день, тиражирование совершенных когда-то промахов.

Тонкачев взял слово сразу после перерыва. Маленький, незаметный, он начал говорить тихо и даже как-то застенчиво робко.

— Прав Олег Борисович. В споре рождаются истины. Побеждает в нем, как ни странно, проектировщик и проигрывает наш брат эксплуатационник. В этом я убедился при строительстве Саратовского комплекса, в Игриме и, наконец, в Медвежьем. Позволю задать несколько вопросов, — голос Тонкачева потвердел. — Первый вопрос: известно ли проектировщикам, что уже при минус семи градусах жидкость переходит в твердое состояние? Вопрос этот связан с проблемой выгрузки из абсорберов ДЭГа. Второй вопрос. Почему не запланирован трубопровод для сбора конденсата? Месторождение-то конденсатное. Третий вопрос…

— Иван Спиридонович, позвольте сразу ответить, — Жемчужников нехотя поднялся, всем своим видом выражая, что ему придется второй раз объяснять то, что и так понятно.

— Мне приятно было узнать, что мы с Юрием Ивановичем земляки. Саратовская земля нас вырастила. В первом вопросе есть сермяжная правда. Но уверяю вас: что появилось в отрасли нового, мы учли. Наш проект — определенный шаг вперед. Мои люди бывали на названных месторождениях, как на Саратовском, так и на Шебелинском, знакомились с опытом в других странах. В то же время наш проект заинтересовал ряд стран. Я об этом заявляю с законной гордостью!

Жемчужников продолжал говорить, а Викторенко внимательно приглядывался к сидящим инженерам, старался определить, кто еще попросит слово.

Пядышев после перерыва занял место около окна. Рассеянно оглядывался по сторонам, словно не собирался выступать. А именно Пядышеву, по мнению Ивана, следовало взять слово раньше Тонкачева. Викторенко снова бросил взгляд в сторону Пядышева и вдруг понял, почему тот пересел. Захотел быть рядом с красивой проектировщицей. Чертыхнулся про себя.

Жемчужников ответил на все вопросы Тонкачева и, поискав глазами нужного ему сотрудника, сказал:

— Мария Петровна, я надеюсь, что вы успели записать замечания Юрия Ивановича? Кстати, как я узнал, он откомандирован сюда товарищем Луневым.

— Все записано, Олег Борисович.

— Прекрасно.

— Иван Спиридонович, разрешите мне сказать, — взлетел, как подброшенный тугой пружиной, Пядышев. Расстегнул режущий ворот рубахи, опуская тугой узел галстука. Пядышев выразил благодарность Олегу Борисовичу, всему коллективу проектировщиков, проделавших огромный труд. Высказав все это, замолчал. Но Викторенко не спешил прерывать затянувшуюся паузу. И не ошибся. Пядышев будто собрался с силами и направился к развешанным чертежам:

— Все поняли, что здесь показан замерный узел? И это правильно для Саратова и Шебелинки. Там можно замерный узел вынести из комплекса. Но мы с вами за Полярным кругом. У нас мороз. Мы не можем оставить узел голеньким, придется строить дополнительное помещение, подводить теплоцентраль. А все потому, что морозы у нас здесь кусачие!

— Скажите, кусачие морозы — это сколько градусов? — спросил язвительно один из проектировщиков. — Если перевести на язык Эллочки Людоедки?

— Эллочка Людоедка пока не приезжала к нам на работу в Уренгой, — спокойно ответил Пядышев. — Здесь я ее не встречал по крайней мере. А кусачие морозы — это шестьдесят градусов. Правда, такие праздники выпадают в отдельные дни, а на постоянной прописке зимой у нас морозы чуть послабее — сорок пять, пятьдесят градусов. При таком морозе мы будем строить комплекс!

— Надо актировать дни. Вы имеете полное право, — сказал покровительственно Жемчужников и с превосходством посмотрел на выступающего.

— Актировать можно. Да работать нужно.

— Товарищи из научно-исследовательского института, — подал голос Викторенко. — Я забыл вам представить выступающего. Вернее, напомнить. Вы уже с ним знакомы. Пядышев Сергей Тимофеевич, начальник первого комплекса.

Уренгой заливали дожди. Капли барабанили по лужам, пузыря воду. Дождь спасал людей от комаров, но рабочие были готовы страдать от укусов, чтобы только видеть солнце.

Вода в Ево-Яхе сильно поднялась, шла почти вровень с краями берегов. Давно были затоплены острова и песчаные отмели. По ним взад и вперед сновали юркие кулички, насекая лапками, как зубилами, четкие следы; высохшие озера вспучивались; в тундре по низинам заблестела вода.

Жемчужников со своей бригадой успел улететь до начала дождей. Обещал при прощании на аэродроме еще прилететь, чтобы консультировать строительство. Викторенко удивлялся упрямству Жемчужникова, который старался задавить всех своим авторитетом. Но Тонкачев тоже проявил упрямство и настойчиво поддерживал предложение Пядышева. Он знал, как дорого обошлись ошибки Медвежьего. И не хотел, чтобы они повторялись.

Несмотря на проливные дожди, будущими строительными площадками завладели геодезисты. Вооруженные теодолитами и линейками, они вели разбивку земли под корпуса цехов и подсобные помещения.

Викторенко целыми днями мотался на «газике». Старался всюду поспеть. И не поспевал. Рано утром во время переезда через Ево-Яху заглох мотор. Чудом выбрались на берег. Устроившись на сваленных досках, Иван перематывал мокрые портянки. Скрип песка заставил оглянуться. Прямо на него шла Мария Петровна, держа над головой красный зонтик. Мокрые пряди волос прилипли к щекам. Женщина уже и не пыталась обходить лужи, хотя была в открытых туфлях.

Викторенко быстро затолкал ноги в резиновые сапоги.

— Здравствуйте, Иван Спиридонович!

— Здравствуйте, здравствуйте. Пядышеву придется всыпать. Почему он не позаботился бдеть вас по нашей погоде? Должен был выдать сапоги и плащ.

— Я сама виновата. Привыкла к саратовской погоде.

— О Саратове пора забыть, коль приписали вас к Уренгою!

— Это для меня новость. А я уже собралась улетать. С вашим Пядышевым невозможно ни о чем договориться.