Встав на лыжи, Пирцяко Хабиинкэ сразу почувствовал себя бригадиром. К поясу привязал тынзян Няколи. Губы привычно складывались, чтобы свистом подзывать оленегонных лаек.

В конце дня услышал за лесом слабое похоркивание. Летом так олени сбивали шары комаров со своих теплых ноздрей. Осторожно заскользил между деревьями, ожидая увидеть отставшего оленя.

Звук нарастал, становился все громче и громче. Пирцяко Хабиинкэ шел уже без прежнего азарта, понимая, что ошибся. Снова ему пришлось убедиться, что с приходом людей на тракторах и машинах в тундре и тайге появилось много совершенно новых звуков. Раньше он понимал: на морозе трещали деревья, в ледоход гремел лед на реках; обламывая сучья, гулко падало срубленное дерево; сшибались лбами во время гона хоры, ломая рога.

В низине увидел ручей. Над открытой водой, между снежными берегами, подымались облака пара.

Пирцяко Хабиинкэ застыл, не в силах ничего понять. Не хватало, чтобы появился сейчас Большой Мужик и заварил в ручье чай! Превозмогая невольный страх, ненец спустился к воде и опустил руку: бежала теплая вода.

Не успел он немного пройти, куда меньше мерки, из-за деревьев выглянула высокая башня. Стояла она, будто растопырив ноги. Ни одно дерево так высоко не вырастало в тайге. Надо поставить друг на друга пять кедрачей, и им не дотянуться до верха.

Сверху бабьим фартуком свешивались черные трубы.

Пирцяко Хабиинкэ почувствовал, как верхний ветер ударил в переплетения вышки, будто в копылья нарты, и тихий свист прорезал уши. Тот же ветер раскачал трубы, и они зазвенели.

Но особенно поразил огромный замок. Такой же замок с дужкой, но маленький Филька вешал на дверях фактории. Зачем висел замок в воздухе — не догадаться.

Замок вдруг начал бешено крутиться, как будто стал шаманом. Пирцяко Хабиинкэ долго смотрел на сверкающий металл, пока у него не заболела голова. Надо было давно уходить, но он не мог сдвинуться с места.

На буровой Р-4 мастера Глебова шла обычная работа. Шаровая мельница перемалывала глину. Чмокали насосы, и по наклонным лоткам раствор, подогретый горячим паром, медленно двигался к устью скважины, чтобы насосы под давлением закачивали его в глубину.

Шло бурение. Бурильщики работали на площадке, за брезентом. Настало время наращивать колонну, и верховой отцепил очередную свечу. Труба скользнула вниз, раскачиваясь. Звонкие удары разносились по тайге, теряясь где-то за большим круглым озером.

Сильный воющий звук, который он принял за всхрапы оленя, заставил Пирцяко Хабиинкэ закрыть глаза.

Он ждал, что вышка, как большой комар, на котором он прилетел, оторвется от земли и скроется за лесом. Но она стояла на своих растопыренных ногах, увязнув в болоте.

— Продуем! — громко крикнул кто-то из подошедших людей и неторопливо направился вдоль трубы по снегу.

— Продуем, продуем! — перекликались разными голосами люди и торопливо догоняли ушедшего вперед мужчину.

Пирцяко Хабиинкэ, неожиданно увидел Большого Мужика. Узнал и крепко сжал руками карабин.

Шибякин задумчиво двигался вдоль трубы, постукивая по ней какой-то железкой с длинной ручкой. Потом все неторопливо пошли за Шибякиным от вышки. Он что-то громко сказал, и из земли вырвался свистящий, режущий звук. Снег побежал, оголяя землю.

«Летом вьюгу выпустили!» — испуганно сказал про себя Пирцяко Хабиинкэ. И подумал, что Большой Мужик — шаман.

В это время Шибякин поджег приготовленный факел, размахнулся и сильно швырнул вперед. Раздался оглушительный взрыв. Красное пламя вырвалось круглым шаром. Засвистело и вытянулось длинным языком огня. Лизнуло обнаженную траву, дотянулось до елочек — они исчезли. Жадный огонь продолжал входить в аппетит. Он старался как можно больше сожрать вокруг себя деревьев и кустарников.

Из-за ревущего огня Пирцяко Хабиинкэ не слышал, как трещали на елках хвоя и ветки. Обугливаясь, они вспыхивали.

Неожиданно Пирцяко вспомнил о красных поленьях. Их вез большой комар в Уренгой.

«Пожар везем к вам. Газ везем. Чай будете кипятить. Суп варить!» — говорил молодой парень в синей фуражке.

Шибякина окружили рабочие. Начали громко кричать, а потом подбрасывали его кверху.

Выходя из леса, Пирцяко Хабиинкэ старался разобраться в увиденном. Все картины перемешались у него в голове и не складывались. Продолжал пугать страшный ураган, вырвавшийся из земли, а потом и огненное пламя. Он не успел додумать до конца. Острые глаза заметили лежащую под елкой важенку-сырицу. Рядом с ней шевелился темный комок.

— Олененок родился! — добрея лицом, сказал громко Пирцяко Хабиинкэ и глубоко вздохнул, радуясь приплоду в стаде. Еще недавно он, бригадир, обязательно бы сказал: «Идет прибавление в моем стаде. Будет радоваться председатель колхоза Вануто. Я радуюсь!»

Теленок пытался встать. Задние ножки у него были посильнее, и он отталкивался ими, падал, тычась мордочкой в снег.

Пирцяко Хабиинкэ шел к важенке неторопливо, протянув ладонь с коркой хлеба. Он возвращался в мир понятных ему отношений, он не был жестоким, жил по закону, который унаследовал от отца, а отец — от деда. Случай с гибелью оленей на Пуре ожесточил его.

Ядне Ейка не заглядывал к Фильке с самого Комариного месяца. В маленькой комнатке заведующего факторией пахло кислыми шкурами зверей и нафталином. Филимон Пантелеевич сидел, привалившись спиной к печке. Повернув обрюзгшее лицо к охотнику, приоткрыл один глаз и тут же сонно закрыл, собираясь досмотреть привидевшийся интересный сон.

Ядне Ейка, переступая с ноги на ногу, тяжело застучал новыми кожаными сапогами. Сапоги он получил от Шибякина. Они были на меху, с высокими голенищами, под коленями затягивались ремешками.

«Такие сапоги носят одни геологи!» — сказал громко Шибякин, особенно подчеркивая голосом: «Носят одни геологи».

Охотник пришел к Фильке, чтобы похвастаться обновкой, рассказать, что по его совету Большой Мужик приказал склады экспедиции перенести подальше от Пура, чтобы во время паводка их не смыло высокой водой. За добрую подсказку начальник экспедиции похлопал несколько раз его по плечу и сказал, даря сапоги: «За дело болеешь, это хорошо!»

— Пришел? — лениво спросил Филимон Пантелеевич, не сдерживал зевоты. — Что скажешь хорошего?

— Сапоги, однако, подарил Большой Мужик.

— Зря, — заведующий факторией плюнул на грязный пол. — Охота в самом разгаре, а ты дома сидишь? Вышел ты у меня из веры, ничего не дам под тетрадку. Ни пороха, ни дроби. Так и знай!

— Скоро ухожу гулять в тайгу!

— Ну-ну, ври больше! — раззадоривая охотника, сказал Филимон Пантелеевич. — Еще заявишь, что соболюшку приволочешь? Слышал твою болтовню. Вот он, соболюшка! — Словно неведомая сила оторвала заведующего от печки, он подскочил, как тугой резиновый мяч. В руках у него появилась дымчатая с черной спинкой шкурка соболя. Начал ее трясти, и зверек словно ожил и запрыгал. Каждая ворсинка золотисто переливалась.

Филимон Пантелеевич несколько раз ударил ладонью по шкурке, которую держал, и ворс поднялся еще выше, как будто втянул в себя воздух и стал еще пушистее.

— Хорош?

— Соболюшка как соболюшка! — через силу выдавил Ядне Ейка.

— Ты не ври! Прекрасная шкурка. Высший сорт!

— Кто притащил? — стараясь казаться совершенно равнодушным, спросил Ядне Ейка как о чем-то постороннем.

— Настоящий охотник, а не мазила! — Филимон Пантелеевич уставился на сапоги охотника и неожиданно сказал: — А ну, чучело, пройдись по комнате. Я послушаю, как они поют. Пройдись!

Ядне Ейка не тронулся с места.

— Ты пройдись, пройдись!

Чтобы позлить заведующего факторией, охотник сделал шаг. Ничего страшного не усмотрел и зашагал сильнее, ступая на подошвы.

— Слышишь скрип? Не сапоги, а целый оркестр подарил тебе Большой Мужик. Тебе теперь и белку не сбить. Хвалился Тяпой, а какой он у тебя соболятник? Так, шавка. Видел настоящего соболюшку? Выходит, не перевелся еще соболь, как ты мне болтал. Надо уметь стрелять.