Размахивая топором, бежал какой-то детина. Широкополая шляпа с черной сеткой закрывала лицо.

— Привет, кореш! — Егор Касаткин сдернул с головы накомарник и протянул руку.

— Привет! А где твоя борода, Егор?

— Давно сбрил. Слышал про мою королеву? Магазин обворовала. Меня хотели замазать. Пять лет ей влепили.

— Доходил такой слух!

— Знаешь, без бороды легче. Не надо крошки вычесывать. А ты куда топаешь?

— Викторенко ищу.

— Послушай. Зря не выбивай из ног глухоту. Найдешь его в конторе после одиннадцати вечера. Сидит до утра. Свет в окне, как на маяке!

Наконец на берегу Ево-Яхи Пядышев заметил большую группу людей. Подумал, что встретит Викторенко, но увидел Тонкачева. Он что-то убежденно говорил, размахивая правой рукой, как будто забивал гвоздь молотком. Неожиданно повернулся.

— Сергей, какими судьбами? Ты же в Сочи?

— Сегодня вернулся. А вы какими судьбами?

— На обсуждение проекта приехал. По-соседски, — Тонкачев обвел глазами собравшихся. — Помните, я вам говорил? На Севере есть микроб. Попал в человека — нет покоя. Знакомьтесь, товарищи, инженер Пядышев. Другой бы три месяца шатался по Сочам, а он сорвался. Знаете почему? Соскучился по нашим комарам.

— Юрий Иванович, — Пядышев смутился.

— Больше не буду. А то нос задерешь! — Тонкачев засмеялся. — Пока не попался на глаза Викторенко, отправляйся за грибами. Завтра такой возможности у тебя не будет!

— Да я плохой грибник.

— В Уренгое нет плохих грибников. Или грибник, или лодырь. Третьего не дано.

В конце дня начали жухнуть краски. Не первую осень встречал Пядышев на Севере и всегда поражался буйству красок, желтизне листьев-капелек на стелющихся березках и ивках. Краски еще больше сгущались, когда наползали черные дождевые облака.

Еще издали Пядышев заметил светящиеся окна в конторе объединения. Показалось, что стоял расцвеченный огнями большой пароход. Даст отходной гудок и отшвартуется от причала. «Почему Егор Касаткин назвал только окно Викторенко? — подумал он. — Работают все отделы. Во всех окнах свет!»

Пядышев постучал в дверь кабинета Викторенко.

— Входите, — раздался знакомый приглушенный голос.

— Здравствуйте, Иван Спиридонович!

— Привет! Не перегрелся на солнце? Северянам долгие отпуска противопоказаны!

— А я прилетел раньше срока!

— Ну и молодец.

— То хвалили, когда согласился на отпуск. Теперь хвалите, что раньше срока явился. Нелогично, — хмыкнул Пядышев.

— Раз начал с критики, значит, здоров, — засмеялся Викторенко. — А приехал ты вовремя. Министерство утвердило проект, и Лунев хочет знать, как мы, практики, прочитаем чертежи. Теоретики с практиками часто схватываются. Не смотри на меня удивленными глазами. Как говорят — одна голова хорошо, а две лучше. Даже значительно лучше. Расспрашивать об отдыхе в Сочи не стану, нет времени, да и не хочу расстраиваться. Если справился с кашлем, то здоров!

— Чувствую себя хорошо.

— Так и должно быть. Видел, как развернулись дела? Получил телеграмму из ЦК комсомола. Будет призыв молодежи, чтобы ехали на стройку. Обещали прислать сводный отряд. Отцы воевали, а нам строить. Уяснил? Строить и строить.

Пядышев не представлял, что для строительства газового комплекса потребуется такая масса чертежей. Для огромных листов синек не хватило комнат, и часть их развесили по стене вдоль крытых поворотов лестницы, и они, как водопад, обрушивались сверху вниз.

Кабинет Викторенко не мог вместить всех приглашенных на технический совет. Половина людей заняла приемную.

Руководитель проекта доктор технических наук профессор Жемчужников запаздывал. Викторенко то и дело посматривал на часы. Бессонные ночи отложили свой отпечаток на его лице, глаза запали, лоб пересекли глубокие морщины. До последней минуты он верил, что из Тюмени прилетит Лунев, но того свалил грипп. И обрадовался, когда появился Тонкачев. Иван надеялся провести техсовет и потом как следует отоспаться. Издергался за последние дни, стараясь всюду успеть, все доглядеть и во всем разобраться.

По громыханию стульев догадался, что в коридоре появился Жемчужников. Машинально поправил галстук.

Жемчужников, полный мужчина с просвечивающей лысиной, двигался неторопливо, с достоинством, держа за дужки очки. Со всеми раскланивался, как со старыми знакомыми, одаривая щедрой улыбкой. Подойдя к столу, поздоровался с Викторенко и громко сказал, чтобы все слышали:

— Ваше известие, Иван Спиридонович, о болезни Лунева меня крайне расстроило. Евгений Никифорович во время встречи в Тюмени проект в основном одобрил. Но я бы хотел выслушать его замечания на таком представительном форуме практиков.

Викторенко промолчал. Утром в гостинице у них возник спор по ряду вопросов.

Профессор старался задавить авторитетом, горячо доказывал свою правоту, но Викторенко видел допущенные при планировке промахи.

— Товарищ, я думаю, что первое слово мы предоставим Олегу Борисовичу, — сказал Викторенко. — Автору проекта первого комплекса.

— Дорогие товарищи, — начал неторопливо Жемчужников. Снял очки и начал крутить их за дужки. — Наш институт, а это большой коллектив, посчитал за высокую честь участвовать в освоении уникального конденсатно-газового месторождения. Перейдем непосредственно к рассмотрению нашего комплекса. Мы взяли за основу эксплуатационный опыт Саратовского и Шебелинского месторождений, их техническую оснастку. — Неторопливо подошел к стене с указкой и показал на развешанные чертежи. — Я хочу вас познакомить с блок-схемой абсорбиционной подготовки газа к его дальнейшей транспортировке.

Пядышев сидел рядом с Тонкачевым, из-за тесноты прижатый к нему плечом. По мере выступления докладчика лицо Тонкачева менялось: то становилось хмурым, то губы складывались в улыбку. Иногда он сокрушенно качал головой, явно не соглашаясь. Иногда постукивал карандашом или принимался старательно что-то чертить в своем блокноте. Потом, вскинув голову и прищурив глаза, хитро посмотрел на выступающего: «Зачем столько объяснений? Неужели мы сами не разберемся в чертежах. Как-никак тоже специалисты!»

Пядышев глянул на Лавчукова. Тот хмурился. Главный инженер будущего комплекса должен хорошо знать чертежи. Тяжелые веки закрывали глаза. Неизвестно, спал ли Лавчуков или сосредоточенно думал в эти минуты.

Жемчужников назвал имена разработчиков, и по команде названные поднимались с мест. Пядышев отметил: уже два месяца на Севере, а на обсуждение пришли в отутюженных костюмах, в галстуках. Может быть, в этом проявилось их уважение к собранию. Но очень уж они выделялись на фоне геологических курток и энцефалиток, нажженных, обветренных лиц. Внешний вид проектировщиков напоминал о том, что за пределами тундры совсем другая жизнь. Ну что же! Каждый делает свое дело. И Пядышеву захотелось подняться, крепко пожать руку Жемчужникову и сказать: можете не сомневаться, сделаем все возможное, чтобы комплекс заработал и начал подавать газ трубопровод.

Жемчужников кончил говорить и, высоко держа голову, направился к столу. Взял бутылку с минеральной водой и, подняв ее на уровень глаз, внимательно прочитал надпись.

— Н-да, очень жаль. Я пью «Боржоми». Предписано врачами.

Викторенко развел руками. Потом неторопливо оглядел собравшихся. Строителям и монтажникам первым кроить материал, резать и сваривать шлейфы, устанавливать тяжелое оборудование.

— У кого есть замечания по проекту, прошу высказываться. Пока у нас есть время. Потом его не будет.

Пядышев снова перевел взгляд на Лавчукова.

— Григорий, понравился тебе проект?

— Доктор наук зря лил воду! Мы не соображаем, что к чему.

Пядышев знал медлительность Лавчукова и удивился, получив быстрый ответ. Это насторожило. Не мог себе простить, что оказался убаюканным потоком слов.

— Я не представил вам Марию Петровну, — сказал Жемчужников, театральным жестом показывая на сотрудницу института. — Мария Петровна останется с вами для разрешения всех вопросов. Если хотите, для доработок!