Викторенко раздраженно скомкал письмо. Неужели это его друг пишет — о заработке, о хорошем месте? Что-то раньше они об этом не думали. Иван заходил по тесной комнате и долго не мог успокоиться.

В конторе достал папку с материалами, но никак не мог сосредоточиться. Надеялся, что заглянет Лариса. Она не показывалась.

Раздался пронзительный телефонный звонок. Голос Лунева прозвучал громко, как из соседней комнаты:

— Здравствуй, Иван Спиридонович. Как здоровье? Как дела?

Расстояние не изменило голос начальника объединения. Викторенко вспомнил игру в шахматы в Тазе. Таким же спокойным голосом Лунев называл очередной ход.

— Все в ажуре.

— Спасибо, утешил. А ты не забыл, что сегодня воскресенье?

— Помню. А в чем дело?

— Почему не отдыхаешь? А органам милиции помогать надо. В наших же это интересах. Понял? Ну, будь здоров. И отправляйся домой.

Викторенко взглянул на часы. Показалось, что Лунев знал о его свидании и напоминал о нем Ивану. В самом деле, пора уходить.

Снова раздался звонок телефона. Сняв трубку, услышал голос диспетчера:

— В шлейфе упало давление!

Викторенко вбежал в диспетчерскую. Красные лампочки на приборном щите одна за другой тревожно вспыхивали и гасли.

— Железкина, где сменный инженер?

— Рязанов унесся в цех.

Глаза Викторенко уперлись в круглые электрические часы. Стрелки показывали половину шестого. Лихорадочно соображал, что случилось на комплексе. С этой минуты перестал существовать Викторенко-человек со своими желаниями и привычками. Начал действовать главный инженер, исполняющий обязанности начальника, для которого, кроме комплекса, его двух цехов, сложного оборудования и трубы, ничего больше не было. Он пытался понять, почему упало давление. Мысленно пробегал по каждой трубе, абсорберу, фильтру и насосам.

В диспетчерскую ворвался Пядышев:

— Трубу разорвало! Пожар!

— Где? — Викторенко почувствовал, что к лицу жарко прилила кровь.

— На берегу! — Пядышев мог сообщить о несчастье по телефону, но забыл о нем и прибежал на комплекс.

Часы гулко отсчитали шесть ударов. Каждый из них отозвался болью в сердце Викторенко: «Где сейчас Лариса?» Он понял, что свидание не состоится.

Викторенко сорвал с рычажка телефонную трубку. Припечатал ее к уху, нетерпеливо кричал:

— Березово… Объединение… Евгений Федорович, трубу разорвало. Причину еще не выяснил! — Глаза остановились на стрелках часов. — Авария произошла в восемнадцать ноль-ноль… Загорелся лес!

— Жертвы есть?

— Буду выяснять!

Пядышев старался не отставать от бегущего Викторенко, но скоро выдохся.

Викторенко чуть не сбил бежавшего ему навстречу рабочего в обгоревшей одежде.

— Оператор там погибла!

— Это Быстрова! — воскликнул Пядышев.

Для Викторенко существовало только имя девушки. И он с запозданием понял, что Быстрова — это фамилия Ларисы. Он со злостью посмотрел на Пядышева: «Не верю!»

Огромными прыжками помчался к реке.

Дорогу загородил огонь. Пламя шло низом, жадно набрасываясь на деревья и кустарник, сжевывая их с яростной жадностью. Ветер бил навстречу огню, и сдерживал его, и в то же время усиливал пожар.

Викторенко с Пядышевым наглотались горячего дыма, руками сбивали летящие на них красные искры. На берегу у Викторенко подкосились ноги, и он упал на мокрый песок. Но страшная мысль резанула сознание: «Там Лариса!» Неизвестно откуда взялись силы, и он побежал дальше.

На пути вырос слесарь Захариков. Сообразил, что инженеры уже знают о гибели оператора.

— Трубу по шву разорвало. Хоть и перекрыли газ, но рвануло крепко. Вмиг сгорела девушка. И чего ее туда понесло!

Викторенко не сразу понял, что пришел к месту аварии. Песок, высушенный огнем, не скрипел под ногами. «О чем я думаю, — разозлился на себя. — Погибла Лариса, а я думаю о песке!» «В воскресенье мы встретимся. Ты слышишь, в воскресенье!» — глухие удары болью прокалывали сердце. От него сейчас требуются решительные действия. А он не может собраться с мыслями. Представил, как в диспетчерской и в кабинете разрываются от напряжения телефоны. Может быть, скоро ему самому придется писать в Андреевку Смурому, чтобы подыскал место в Шебелинке.

Шагая вдоль трубы, Викторенко дошел до уреза воды. Сделал несколько шагов в реку, но остановила глубина. Ладонью пробежал по рваному горбатому боку.

— Я с головой нырял, — сокрушался Захариков. — Трещина далеко бежит. Вода сдержала, а то бы трубу выбросило взрывом. Придется вырезать!

Викторенко понимал справедливость слов Захарикова, но не мог сосредоточиться, отдать нужное распоряжение. «Почему я назначил свидание на лесной тропе? Могли встретиться в любом месте. Нам не надо было ни от кого прятаться!»

— Придется вырезать порванный кусок! — второй раз, но уже напористо повторил Захариков. — Хорошо еще, диспетчер быстро сообразила — перекрыла подачу газа.

— Да, да! — Викторенко кивнул головой. — Будем ликвидировать аварию.

Прилетевший на вертолете из Березова Лунев сразу оценил обстановку. Пожар грозил сжечь комплекс с пробуренными скважинами. В прожженной одежде, с законченным сажей лицом, он метался от одной группы добровольных пожарных к другой. Отдавал приказания, а то просто умолял не отступать. Сам бросался с лопатой в огонь, увлекая за собой рабочих.

Лунев, как никто другой, понимал, что огонь надо остановить, иначе может произойти взрыв, хотя слесаря и успели закрыть все фонтанные елочки на устьях скважин, а находящийся на очистке газ сожжен на факеле. Однако вырытые наспех канавы не сдерживали огонь. От горящих кустов во все стороны летели веером искры, подпаливая все новые и новые участки с кедрами и лиственницами. Злой свист ветра дополнили глухие удары падающих деревьев.

Пожар мог свирепствовать не один день и не одну неделю, но неожиданно прогремел где-то гром, и тут же острые стрелы молний перечертили темное небо, обрушивая на землю ливень. Тот же верховой ветер, который так стремительно гнал огонь, стал помогать. Потоки воды обрушались на пламя, и холодный, смрадный дым начал затягивать гари, сползая в болото.

Люди не сразу поняли, что произошло. Они еще оставались на своих местах, с радостью мокли под дождем, признав в нем верного союзника.

К Сосьве с пожарища помчались черные ручьи, унося в потоках угли и сажу.

Викторенко не узнал Лунева. Не понял, когда он прилетел. Они долго смотрели друг на друга, едва держась на ногах от смертельной усталости.

— Иван, с победой! — глухо, чужим голосом сказал Лунев, чувствуя, что слова царапали обожженное горло.

Викторенко оторопело вскинул глаза.

— У нас, газовиков, опасная специальность! — сказал тем же скрипучим голосом Лунев. — Как минеры, мы не имеем права ошибаться!

По голосу Викторенко узнавал Лунева. Но закопченное лицо казалось совершенно другим, с гармошкой морщин на лбу и белыми висками. Если бы ему удалось взглянуть в зеркало, то удивился бы и самому себе. Лоб распахан складками. Брови сгорели. Над надбровными дугами твердые бугры. Седина выбелила волосы.

— В Саратове был подобный случай… Дамбу отсыпали. Потеряли две недели… Москва забомбит телеграммами.

Викторенко растопыренными пальцами, как гребнем, поднял упавшие на глаза волосы. Пытливо смотрел на Лунева:

— Надо научиться загадывать на два хода вперед. Евгений Никифорович, нет у меня ни одного хода в запасе. Вы подсказали путь — дамба, но сами же ее забраковали. В Сосьве сильное течение. Разорванная труба ушла в глубину.

— Вертолетом пришлю водолазов. Вы здесь с инженерами мерекайте что к чему…

— Будем соображать!

— Ну, мне пора. О ЧП Москве надо докладывать. Помни, Иван, за тобой труба! — Лунев звонко хлопнул по широкой ладони. — Звони в любое время. Сообщай, что придумаете.

На берегу реки, недалеко от разорванной грубы, разбили палатки. Гордей Завалий, постукивая топором, будто играя, быстро сколотил лежаки, а для Викторенко даже стол, набранный из тонких жердей.