Вскоре Мерзоева обложили как зверя в его логове, самыми современными средствами наблюдения. На окна дома направили лазерные микрофоны и видеокамеры с дистанционным управлением, подключились к телефонной и электронной связи.

Сотрудники вышли на служащих банка, которым пользовались экстремисты, и, пугнув их преследованием спецслужб, получили все нужные данные. Компьютерные спецы, нанятые агентством, отследили дальнейшую денежную цепочку. Объявился целый ряд фирм, подставных, и вероятно, используемых для отмывания средств и спонсирования экстремизма. Впрочем, сам их перечень, ещё ничего не доказывал, система была запутана, и уличить можно было при широком и тщательном расследовании. Такие мероприятия, не под силу, иногда, даже спецслужбе целой страны.

Воленталь снова встретился с Биллом, который с каждым разом, всё меньше походил на обычного секретаря, напоминая начальника средней руки, но с присущей напыщенностью соотечественника.

– Концы ведут в арабские страны, и в Турцию, – делился свежими новостями Билл. – Но обнаружено то, что нас особо заинтересовало. Связь с Россией. И не с мятежниками, что не слишком бы нас удивило. В виде подставных фирм новой волны, за которыми стоят коррумпированные чиновники, как мы подозреваем. Все это, насколько возможно, начальство и хочет выяснить. В ближайшее время, вам предстоят поездки по Европе. Но, сперва, вам нужно подобрать помощников. Здесь биографии и характеристики кандидатов. Русские. Нам нужны их резиденты. Когда сделаете выбор, файлы уничтожьте.

Демонстративным жестом, он передал тонкую папку с флэшкой.

– Эта вещица может стоить не один десяток тысяч, в американских бумажках, – он протянул на ладони кулон на золотой цепочке с овальным внушительным бриллиантом в золотой же оправе. – Вес в пять карат. Бриллиант наивысшей чистоты. По нашей шкале это 1/1. Имеется сертификат. Правда на Западе другая шкала, и если получить там сертификат, то можно продать до двадцати тысяч за карат. Не находится в розыске.

Пётр Наумов смотрел на него пристально и недоверчиво, всё никак не мог поверить, что хранимое им сокровище можно вообще кому-то передать.

– До сих пор не могу понять, почему он доверился именно мне, – как бы ответил на немой вопрос Александр.

Он был очарован блеском бриллианта, хотя его раздражало, что судьба свела с преступниками. И в этом Петре Наумове презрение смешалось с чувством триумфатора, заполучившего врага в свои ряды.

– Я бы вам, скорее всего и не доверился. Но ценности не мои, а вас рекомендовал мой друг, хотя и он может ошибиться. На этот случай у нас предусмотрена своя система безопасности.

– Да, да, Отис меня об этом предупреждал, – равнодушно пробормотал Александр. – Достанете меня из-под земли, случись чего. Не так ли?

– Вы вряд ли овладеете драгоценностями, даже если очень захотите, – саркастически ответил Наумов.

– Меня пока распирает от любопытства, а не от алчности. Как вы мне отомстите, если я из спецслужбы? Органы, как известно своих в обиду не дают?

– Вы, погонники, всегда рассчитываете на систему, а мы опираемся на человеческие отношения. У нас понятия дружбы имеют организационную силу. Да у нас больше ничего и нет. И зачем вам нужно знать, как мы вас достанем, когда вы не намерены нас надувать? – Наумов говорил на грани пренебрежения, как старый, повидавший на своём веку морской волк с юнгой.

– С чего у вас такая уверенность? – с насмешливой миной выразился Визант.

Наумов промолчал, не отрывая взгляда от Александра.

– Ну, хорошо, и что я теперь должен с этим делать?

– Продайте. Тридцать процентов ваши комиссионные, а остальное – дочери моего друга. Я расскажу, как её найти. Позже, суммы будут увеличиваться, нужно открыть счета в заграничных банках.

– Это уже тянет на легализацию незаконного дохода, – неприязненно воскликнул Визант. – Почему бы вам самому не продать драгоценности, а я только передам нужную сумму нужному адресату?

Наумов посмотрел на Александра с сомнением и ухмылкой, как бы обесценивая нелепое почитание законности. Визант и сам ощутил натяжку в своей требовательности, хотя и не собирался отступать. Ему, судимому, выглядеть законопослушным, только придавало уважения к себе.

– Потому что вы согласились, это раз. Во-вторых, я засвечусь. Враги сразу поймут, что я хранитель сокровищ. Лучше продавать заграницей, но легальная перевозка бриллиантов запрещена. Надеюсь, у вас есть каналы как это сделать нелегально. А нет, продавайте здесь – через аукционы, антикварные магазины и так далее, – заключил Наумов язвительно.

– А я не засвечусь? – возмутился Визант.

Наумов усмехнулся, но, скорее благосклонно, нежели издевательски.

– Хотите, чтобы сокровища попали другим, тем, у кого и намёка не будет на угрызения совести? Они берут дань с бизнеса, даже наркомафию прикрывают, и надо значит им уступить бриллианты, которые были взяты у нечестной, бесчеловечной власти? И за которые люди заплатили жизнями, или длинными сроками в лагерях? В казну они не попадут, их украдут другие воры, те, которые в погонах. Уж лучше мы. Хотя, можете отказаться, богатство два раза не предлагают, – сказал он, будто отмахивался от глупого упрямства собеседника. – Мне только лишняя забота, – добавил он с холодной неприязнью.

– Да чёрт с ним, – воскликнул раздражённо Визант. – Я дал слово и нарушать его не привык, – добавил он твёрдо, чтобы не оставить повода напарнику почувствовать превосходство над собой.

Покидал он хранителя сокровищ уверенным, что с этим Наумовым не сойдётся. Тем лучше, они выполнят свои обязательства и разойдутся навсегда. Приятным утешением было то, что в руки само плыло богатство без особых усилий и риска. К тому же он мог отказаться от дела, когда бы почуял, что оно пахнет жареным. Бог дал, бог взял. Продажа драгоценностей по частям почти неуязвима с позиций государственного контроля. Мало ли какие семейные реликты, приобретённые несколько десятилетий назад, продаёт тот или иной гражданин. Другое дело, что его могут вычислить охотники за сокровищами, но он и подписался, чтобы защищать их владельцев. Именно это сознание защитника воодушевляло и будило азарт игрока.

Неужели это тот случай, когда всё так складывается удачливо, без признаков будущей беды, всё же сомневался Визант. Такая лёгкость и самоуверенность могла бы стать первым шагом в ловушке жёлтого дьявола.

***

Несомненно, существовал расчёт на то, что Александр очаруется дочерью и станет её заступником. Отвратительная затея, думал Визант, в надежде на то, что он может уподобиться деспотичному подонку, который будет преследовать того, кто зависит от него материально. Думают, что раз он из спецслужб, то ему присущи насильственные поступки.

И зачем ей, начинающей актрисе, агент безопасности? Ей нужен тот, кто продвинет её карьеру. А то, что она имела бы толпы поклонников, его убедил портрет. Со снимка, в дымке ретро стиля, смотрели светло зелёные с поволокой глаза, атласный овал лица оттенялся ровными тёмно русыми волосами, кокетливо завитых у плеч. Приподнятые уголки губ придавали облику лукавое очарование. Эту красоту не успела тронуть тень тщетности честолюбивых устремлений. Но возможно, она уже и не так выглядит, изображение здесь было слишком юным даже для первых шагов на артистическом поприще, где большинство претендентов вечные и бесславные мытари.

И всё же, Александр, ощутил, как сердце его оттаяло от загнанной в глубину ревности к Рите Вагнер, которая к тому же усугублялась от желания потребовать справедливости, или, хотя бы выяснить правду относительно предательства.

Он купил билет на спектакль, с участием молодой актрисы Веры Щербаковой, носившей фамилию матери, в театр на сто мест, с одной стареющей звездой, и с неизвестными, по крайней мере, Александру, актёрами, и якобы, перспективным режиссёром. И хотя буклет имел пёстро глянцевый вид, фасад дома, в цокольном помещении которого находился театр, выглядел уныло.