Недели через две Моторин узнал, что некто полковник МВД, по фамилии Сотник, обвинялся в связях с террористами. Именно с ним контактировал его подчинённый, до того как его осудили. Дарованный судьбой случай, призывал Моторина к активным действиям.

Он выбрал момент спустя месяц после предотвращённого взрыва и напросился к Буранову на приём личного характера. Это стало возможным благодаря успешной операции, укреплявшей позиции директора ФСБ.

Они были знакомы с незапамятных времён, конечно уже – не друзья из-за разницы в служебном положении, но напрочь связанные соратники, хотя Буранов с некоторого момента чурался опального помощника.

В этот день подчинённый подметил в своём шефе благосклонность, уловимой в смягчённом взгляде и полуулыбке. Мало кто одаривался благодушием главы самой могущественной спецслужбы. Они сели друг против друга за овальным столом.

– Мой бывший подчинённый Визант невиновен, – сразу отчеканил Моторин.

Директор отклонился на спинку кресла с непроницаемым выражением лица.

– То, что обвиняемым стал некто Сотник, говорит в пользу моей правоты. Тогда наша операция была сорвана, возможно, не без помощи всё того же Сотника. Мы воспользовались его агентурной сетью. Не исключено, что и за ним ещё кто-то стоит.

– Владимир, это твои догадки и журналистские домыслы. Обычная вера в заговор. Следствие не закончено. Виновность этого Византа установил суд, его решение никто не может отменить. Есть досрочное освобождение, амнистия, помилование, наконец, что даруется за определённые заслуги. В любом случае, у него есть шанс, – беспристрастно разъяснял директор.

– Визант ориентировался на информацию Сотника, она оказалась ложной. И если он невиновен, не честнее ли пересмотреть дело и признать его таковым? Он способный и преданный агент, его нужно вернуть в строй. Я отвечаю за него. И почему меня не привлекают свидетелем в деле Сотника? – откровенность Моторина имела неисчерпаемый заряд воли.

– Я тебе обещаю, Владимир, что если появятся достаточные основания, будет проведено дополнительное расследование по делу твоего подчинённого, – ответил Буранов, оценивая заступничество собеседника, но с иронией к его вере, что пересмотр дела возможен, в системе то отечественного правосудия. – Зря вы доверились осведомителям из МВД.

– Тогда у нас не было другого выбора. Менты имеют широкую агентурную сеть, хотя и продажность там сплошь и рядом.

– Я знаю, – с выдохом досады ответил директор.

Моторин не очень то и рассчитывал на откровенность высокого начальника, но что таилось под его закрытостью. Может быть Буранов, подозревая происки как внутренних врагов, так и внешних, то есть некоторых высокопоставленных чиновников из других ведомств, задумал игру по их уличению и какую-то роль отводил Византу. Ведомство редко карает своих официально, разве только изменников, иногда – мздоимцев, но привлечь за халатность – редкое исключение. Тайная полиция всегда стояла выше остальных силовых структур, часто спихивая на них вину за провалы. С отступниками расправлялись внесудебными способами. Бытовала правда ещё одна практика – отправлять в отсидку агентов кротов, дабы создать легенду для криминального мира, но эти смельчаки были всё же законспирированы. Его подопечный Визант сел как офицер Федеральной Службы Безопасности.

В России сильна традиция абсолютизировать власть, и кто взобрался на Олимп, заболевает апостольской миссией настолько, что быть повергнутым среди богов, – сродни концу света для них. Прометеи здесь появляются крайне редко. Зато как обычно прогрессирует другая болезнь – самонадеянность, неизменно ведущая к ошибкам и злоупотреблению. А для интриг существует и более низкое сословие, обиженные и амбициозные средние чины, лучшие рычаги для манипуляций, без явного сговора с ними.

– Не одному молодому человеку я открыл путь в нашей службе, – задумчиво объяснялся Моторин, – но я потерял границу допустимого цинизма, нужного для выполнения долга. Когда нет людей, на которых бы я мог положиться, я не доверяю и самому себе.

– Я всё отлично понимаю. Твои слова свидетельствуют о том, что ты сохранил честь профессионала. Но с другой стороны, я сделаю вид, что не расслышал в них пораженческих настроений.

Чтобы не заканчивать встречу на такой официозной ноте, директор предложил подчинённому коньяк, расспросил о семье, затем они вспомнили что-то из давней совместной службы, и таким образом тональность дружеских отношений была выдержана.

Новые сведения о предотвращённом взрыве, последствия которого и представить было невозможно, а вернее, в наихудшем ожидании, дело могло бы дойти и к смене государственного режима, придали Александру осязаемую надежду. Нарекание администрации не могло удержать его от анализа, он просто не вёл записей, от насущного интереса память могла вместить всё нужное и без бумаги.

Суд над Сотником проходил в закрытом режиме, но имел достаточно лазеек для журналистского брата, который привирает и додумывает, однако же, и ложь указывает на правду, достаточно быть умелым сыщиком.

Полковник милиции Сотник из департамента по борьбе с организованной преступностью и терроризмом, обвинялся в халатности, злоупотреблении властью и подделке документов. Если на суде всплывёт и его причастность к предыдущему преступлению, то у Александра появлялся шанс на реабилитацию. Но его случай затрагивался пока только вскользь, и то, журналистами. Управляемое правосудие обрезало бы нити к расширенному расследованию, которое бы могло скомпрометировать более высокие чины. Именно по этой причине, как считал Визант, Сотнику не стали вменять соучастие в терроризме, повесив на него второстепенные статьи.

Спустя три месяца надежда на пересмотр дела если не исчезла навсегда, то на неопределённое время удалилась. Слишком скор был суд, признав Сотника виновным по всем статьям, но из-за предотвращённого преступления вынес ему сравнительно мягкий приговор – шесть лет заключения в колонии общего режима.

Вряд ли случай так распорядился, что Сотника конвоировали в этот же лагерь. Конечно были и те, кто не хотел их встреч. Время упускать никак нельзя было.

На ловца и зверь… Александр сам получил от Сотника записку о встрече после нескольких дней, как он оказался здесь.

В назначенное время, за пару часов до отбоя, они отдалились от куривших у барака собратьев, делившихся впечатлениями ещё одного уходящего дня в неволе. Те могли наблюдать за разговором, хотя и ничего не услышали бы, и делали вид, что их это вовсе не интересует. Но достаточно было жестов, чтобы понять, кто слабее в словесной дуэли, и это мгновенно бы разошлось по всему лагерю, где любая деталь влияла на репутацию, которая здесь стоила очень дорого.

Визант рассчитывал, что противник, будучи подавленным первыми, самыми тяжкими днями пребывания, которых у него бесконечное множество, приоткроет некоторые тайны. Хотя Визант так и не был уверен, спасёт ли его это, или погубит. Им двигал инстинкт сыщика.

Игорь Сотник, молодой человек выше среднего роста, его хорошо сложенная и натренированная фигура не сглаживалась фуфайкой и свисающими штанами. Вытянутое лицо и пронзительный взгляд, смазливый, вызывающий жалость, наверняка неотразимый для баб. Сейчас он выглядел если не потерянным, то с сильным внутренним напряжением. До того, как произнести первое слово закурил дешёвую сигарету без фильтра. Александр избавился от этой привычки, которую здесь же и подцепил, ощутив, как силы и без того убывают с каждым днём, от принудительной работы и скудного питания.

– Не сомневаюсь, что ты очень ждал этой встречи? – бросил Игорь немного тонким мембранным голосом, характерным для мерзавцев.

– Стоит ли нам что-то скрывать друг от друга в сложившихся обстоятельствах?

Сотник жадно затянулся, недоверчиво и с долей брезгливости потупив взгляд.

– Ты для меня уже угроза, когда я с тобой заговорил, – ответил он.