Итак, вернемся к встрече моей с Горяевым через сорок пять лет после гибели Маяковского. Вот что рассказал Виталий Николаевич: «Мне было девятнадцать лет, когда я впервые попал в столицу в 1929 году, приехав из Читы, с тем чтобы поступить в технический вуз. Успешно сдал экзамены, получил койку в общежитии. Но одновременно я увлекался литературой — писал стихи и рассказы. До отъезда я отправил в Москву в адрес МАППа на консультацию свою и знакомых ребят литпродукцию.
В Москве я побывал в МАППе с целью узнать о моей папке с сочинениями. Но я не только не получил ответа, но и не смог добиться возврата наших произведений. Тут-то я встретил вас и робко поделился своей неудачей, как бы ища совета. И на мое счастье, вскоре пришел сюда Маяковский (очевидно, вы его ждали), и меня с ним познакомили. Я ему поведал о своих обидах, по вашему совету, — еще бы, такое счастье привалило. Странно, Бромберг почему-то опустил ваше имя, а пишет, „подвернулся какой-то молодой человек“, хотя этим человеком были именно вы и об этом я ему говорил». Я признался Горяеву, что всего этого я не помню вовсе. И он продолжал: «Владимир Владимирович направился в МАПП и получил мою папку. Он предложил дать ему мои стихи, с тем что завтра он мне их вернет. И действительно, он вернул точно, не выразив при этом восторга от моего поэтического творчества. Но у меня в руках была и другая папка, которой Маяковский заинтересовался. Я ему сказал, что это не стихи, а рисунки. Он просмотрел оперативно и реагировал мгновенно и совсем неожиданно для меня. „Вы не поэт, — сказал Маяковский, — а художник“. Узнав от меня, что я принят в училище имени Баумана, он спросил: „А что вы будете делать по окончании?“ Я ответил: „Строить мосты“.
Владимир Владимирович не соглашался: „Этим займутся другие, а я попробую вас переключить“, - и тут же позвонил Павлу Ивановичу Новицкому, директору ВХУТЕИНа, уговорив его, несмотря на уже закончившийся прием, сделать исключение для меня. Я был ошарашен и растерян, и в конечном счете меня зачислили во ВХУТЕИН, и я — художник! Вот и судите. Надо полагать, что моим благодетелем и стал Маяковский», ― резюмировал Горяев.
В горячие дни оформления выставки изредка приходили друзья поэта, но они больше смотрели, нежели работали. А потом они и вовсе исчезли — рассорились с Маяковским (именно в это время он ушел из Рефа и вступал в РАПП. Это и была одна из основных причин ссоры).
В недельный срок типографии не брались отпечатать каталог, и пришлось прибегнуть к стеклографии.
По Москве красовались афиши: / «Федерация Советских писателей / Революционный фронт искусств (Реф) / Клуб писателей (ул. Воровского, 52) / 1 февраля открывается выставка / 20 лет РАБОТЫ МАЯКОВСКОГО
Показывает: 1) Книги, 2) Детское, 3) Журналы, 4) Газеты Москвы, 5) Газеты СССР, 6) Плакаты, 7) „Окна сатиры“, 8) Реклама, 9) Выступления, 10) Театр, 11) Записки, 12) Критика, 13) Кино, 14) Радио, 15) Биография.
Выставка продлится 15 дней. На выставке: Объяснения работников Рефа / (аудитория) / Выступления Маяковского. / Выставка открыта ежедневно с 12 до 5 ч. 30 мин. / ВХОД — ВСЕМ! / (бесплатно)»
Маяковский составил текст пригласительного билета:
«Федерация Советских писателей / Товарищ! / Реф / приглашает Вас на открытие выставки / 20 ЛЕТ / РАБОТЫ / МАЯКОВСКОГО / 1-ro февраля, 5 ч. дня (в 7 ч. 30 мин. — выступление Рефа и Маяковского),
Клуб писателей, ул Воровского, 52».
И составил список, кому в первую очередь отправить билеты.
— Ну, остальных — писателей и театры — вы сами знаете. Допишите. Не забудьте Кукрыниксов!
Одолев всяческие препятствия, мы наконец, забив последние гвоздики (хотя хватило работы и на завтра, до самой минуты открытия), возвращались поздней ночью под 1 февраля домой. Несмотря на усталость, Маяковский предложил добежать на морозе до Арбатской площади, чтобы «схватить такси», и так зашагал, что мне пришлось действительно бежать за ним.
И вот — выставка открыта.
При входе лежала тетрадь, в которой расписывались посетители. В ней было две графы: имя и профессия. За первые часы (потом, в толкотне, расписывались немногие) отметились 44 вузовца, 36 учащихся (привожу профессии так, как их обозначали сами посетители), 18 рабочих и работниц (в их числе: 2 слесаря, кочегар, чернорабочий), 8 журналистов, 3 поэта (один из них Сулейман Рустам), 2 литератора, художник (А. Редькин), научный работник Бромберг, литературовед (А. Цинговатов), работник МХАТа (П. Марков), Б. Малкин — близкий знакомый Маяковского (без указания профессии), переводчица, репортер, 3 библиотекаря, библиограф, востоковед, юрист, 4 экономиста.
2 февраля в тетради появились подписи: Б. Ливанов (актер), 3-го — Весо Жгенти (писатель), 4-го — Вадим Баян (литератор), С. Кац (пианист), С. Сутоцкий (книгоуч). Расписался и один служащий ФОСПа (то есть того учреждения, в помещении которого находилась выставка).
В последующие дни выставку посетили Эдуард Багрицкий, М. Куприянов, П. Крылов, Н. Соколов (Кукрыниксы) и др.
Затем в тетради возникли подписи посетителей, по-разному трактующих простое слово «профессия».
Например, в графе «профессия» кто-то подмахнул: «Нету» и: «Случайно зашел не от любви к Маяковскому».
В этой же графе в последующие дни появились, среди прочих, такие записи:
работница, / врач, / помреж, / повар, / телефонистка, / юный натуралист «Молодой гвардии», / член коллегии защитников, / трикотажник и трикотажница, / лишенец, / «кандидат в поэтессы», / отв. буфетчик, / краснофлотец-литератор, / литейщик, / плотник, / стереотипер, / администратор театра, / красноармейцы, / глухонемая, / инвалид труда, / башмачник и жена его перетяжчица, / гравер, / «инвалид революции», / зуботехник «начинающий», / фрезеровщик, / технический редактор, / кузнец — теперь как выдвиженец — завотделом, / домохозяйка, / учащаяся на слесаря, / курьер Колхозцентра, / «ручная тележка», / пионер, / машинистка, / психолог, / токарь, / психотехник, / «конный эскадрон», / корректор, / скульптор, / председатель редколлегии, / критик, / сапожник, / демобилизованный, / очеркист, / «шахсекция», / певчий, / мукомол, / политпросветработник, / точильщиц, / медсестра, / инструктор верховой езды.
На столах лежали каталоги в зеленой обложке, и на них грязноватым шрифтом: «20 лет работы Маяковского». Предисловие подписано Рефом:
«В. В. Маяковский прежде всего — поэт-агитатор, поэт-пропагандист, поэт — на любом участке слова — стремящийся стать активным участником социалистические строительства. Основная работа Маяковского развернулась за 12 лет Революции. Сегодняшняя выставка должна расширить взгляд на труд поэта — каждого начинающего работать над словом. Газета, плакат, лозунг, диспут, реклама, высокомерно отстраняемые чистыми лириками-эстетами, — выставлены как важнейший род литературного оружия».
В конференц-зале бросались в глаза щиты с книгами Маяковского: их было 72 на русском языке и несколько на языках братских республик и на иностранных (одна — на японском). Особое внимание привлекали первые издания дореволюционных произведений, в том числе корректура неизданной книги «Кофта фата». Здесь же находились сборники «Пощечина общественному вкусу», «Простое, как мычание». Над книгами висели афиши.
Внизу уголок: «Маяковский — детям» — 13 книг. Под двумя щитами значилось: «Книги Маяковского — всего около 1 250000 экз.».
Рядом, от потолка до пола, огромный лозунг-плакат:
1 / Помните — мы работали / без красок. / без бумаги / и / без художественных традиций / в десятиградусном / морозе / и / в дыму «буржуек» / с / единственной целью — / отстоять Республику Советов, / помочь / обороне, / чистке, / стройке. / 2 / Чтоб эта выставка / стала полной — / надо перенести сюда / трамваи / и / поезда, / расписанные / боевыми / строками. / Атаки, / горланившие частушки. / Заборы, / стены / и флаги, / проходившие / под / Кремлем, / раскидывая / огонь / лозунгов.
Среди журналов, на отдельной большой витрине — «1-й журнал российских футуристов», «Взял», «Новый сатирикон», все советские журналы, в том числе «Изобретатель», «За рулем». «Женский журнал», «Трезвость и культура», «Радиослушатель», «Пионер», «Октябрьские всходы».
