По данным Н. Чистякова, Есенин, «когда в следующем, 1918 году, он узнает о замужестве Анны, то с горечью восклицает: “Теперь любовь моя не та”».[249] По воспоминаниям сестер Есенина (особенно старшей Екатерины), через несколько лет после начала любовного романа та хромая Марфуша сообщала матери: «Потеха, кума! Увиделись они, Сережа говорит ей: “Ты что же замуж вышла? А говорила, что не пойдешь, пока я не женюсь”. Умора, целый вечер они трунили друг над другом».[250] Ю. Л. Прокушев полагал, что не А. Сардановская (умершая родами в 1921 г.), а именно Есенин первым нарушил свое подростковое обещание жениться: до выхода замуж девушки он успел вступить в незарегистрированный брак с А. Р. Изрядновой в 1914 г. и обвенчаться с З. Н. Райх в 1917 г.[251]

Но такое отношение к женитьбе как к важнейшему и отчасти даже сакральному акту в человеческой жизни было осознано Есениным не сразу. В ранних его письмах сквозит страх перед возможной и уготованной всем переменой в личной жизни. Юный Есенин еще не был готов к сочетанию бытовых обязанностей с высоким поэтическим назначением, поэтому он писал М. П. Бальзамовой 9 февраля 1913 г.: «Жениться, забыть все свои порывы, изменить убеждениям и окунуться в пошлые радости семейной жизни» (VI, 30).

Очевидно, Есенин раньше понял необходимость создания семьи применительно к девушке, нежели к мужчине, поэтому он высказывал свадебные пожелания Е. И. Лившиц в письме 8 июня 1920 г.: «Желаю Вам всего-всего хорошего. Вырасти большой, выйти замуж и всего-всего, чего Вы хотите» (VI, 111). (Вспомним также детское пожелание Есенина его матери отдать ее замуж, когда мальчик воспитывался в семье деда и еще не осознавал семейное положение Т. Ф. Есениной, – см. выше воспоминания С. С. Виноградской.)

Еще раз к теме Жениного замужества Есенин возвратился 20 октября 1924 г. в письме к ее сестре М. И. Лившиц: «Как Женя? Вышла ли она замуж? Ведь ей давно пора. Передайте ей, что она завянет, как трава, если не выйдет. При ее сурьезности это необходимо» (VI, 181 № 181).

Выражение «завянет, как трава» заимствовано Есениным из народных песен: в Константинове было известно не менее двух песен с этой фразой. Одна из них – «Снежки белые, пушистые…», в исполнении П. П. Дорожкиной, 1891 г. р., содержит сентенцию, противоположную той, что была адресована Есениным Евгении Лившиц:

И во второй песне – «Кругом, кругом осиротела…», в исполнении А. Н. и Е. А. Воробьевых, вспомнивших, что эту песню любил петь дед поэта Ф. А. Титов, звучит то же горькое назидание о вреде любви:

Следовательно, Есенин, прекрасно знавший символику народных песен, нарочно составил письмо так, чтобы подтекст оказался прямо противоположным открытому содержанию послания. Надеялся ли поэт, что Женя догадается о «закодированном» смысле пожелания, имея в руках два «шифровальных ключа» – диалектную огласовку слова «сурьезность» и песенную цитату «завянет, как трава»?

Как в Константинове родители и вообще старшие в семье подбирали для своих взрослеющих детей супругов по определенным критериям (домовитость, хозяйственность, рукодельность и т. д.), так и в шутливом пожелании Е. Н. Кизирян в 1925 г. Есенин очертил условия счастливого замужества как результат правильного выбора партнера по браку (становясь на позицию невесты и отталкиваясь от своего неудачного опыта как мужа)

Н. Д. Вольпин в своих воспоминаниях привела типично крестьянское (или вообще рациональное) суждение Есенина о выборе достойного жениха, высказанное по ее адресу: «Вот и недавно он мне сказал: “Замуж надо выходить за богатого”».[254]

Сам Есенин, стремясь в последние годы к свадьбе со знаменитостями, все-таки отвергает возможность жениться на представительнице своей профессии. Как сообщала Н. Д. Вольпин: «И, словно прикинув что-то в уме, добавляет: “…Поэт женат на поэтессе. Смешно!” <…> Я поражена неожиданным этим открытием: неужели Есенин применивается к мысли о женитьбе на мне? Чушь! Для брака я слишком неуживчива».[255] Очевидно, Есенин полагал, что любовь поэта должна быть особенно возвышенной, куртуазной и впитавшей в себя все этикетные достояния многовековой культуры человечества, какой ждут от него почитатели его таланта. И он приписывал такую трепетность чувств Н. Д. Вольпин (с аллюзией на легендарную биографию Петрарки и его возлюбленной Лауры): «Вам нужно, чтобы я вас через всю жизнь пронес – как Лауру!»[256] В народном музее С. А. Есенина в Ташкенте (Узбекистан) хранится экземпляр книги Н. Д. Вольпин «Хвойный сад» с посвящением Есенину (1922).[257]

Об особенностях любви к поэту как таковому (не конкретно к своему мужу) С. А. Толстая-Есенина размышляла в том же письме к супругам Волошиным 23 ноября 1925 г. – в унисон со стихотворным пожеланием Есенина: «Маруся, дайте Вашу руку, пожмите мою и согласимся в одном – поэты как мужья – никудышные, а любить их можно до ужаса, а нянчиться с ними чудесно, и сами они чудесные».[258]

Тема свадьбы в разных ее проявлениях в творчестве и жизни Есенина необъятна. Она пронизывает весь «жизнетекст» поэта как единый стержень, с одной стороны, и образует многомерную систему брачных символов и мотивов, с другой стороны; распределяется на множество тончайших обрядовых нюансов и намеков, штрихов и полутонов богатейшего свадебного празднества. Свадебная тематика формирует мифологическую канву личности, во многом определяет новые личины поэта и его персонажей – верных alter ego автора. Поэтическая семантика свадьбы вовлекает фигуры самого Есенина и его лирического героя сначала в общий ряд сельских и городских женихов, а позднее с высоты «посвященного» (с помощью совершенного свадебного обряда) женатого мужчины заставляет внять житейской мудрости свадебщиков, из века в век неуклонно соблюдающих строгую последовательность свадьбы. В первую очередь – традиционной свадьбы с ее изысканными торжественными песнопениями и горестными причитаниями, с поучительными приговорками дружки и забавами поезжан, а также новоявленного ритуала бракосочетания с его формальными юридическими установлениями.