За тот бой Георгия Ивановича Смирнова наградили редкостным орденом — Большим английским крестом. Союзники, что на церемонии вручения наград присутствовали, сказали Георгию Ивановичу (то ли в шутку, то ли всерьез), что кавалерам этого ордена в Англии дано право присутствовать на заседаниях парламента.
На заседании английского парламента Георгию Ивановичу побывать не довелось, ни к чему было, зато на своем старорусском городском назаседался вволю.
Но я, кажется, далеко отклоняюсь в сторону от рассказа о восстановлении усадьбы Федора Михайловича.
Только после долгих споров и разбирательств, после вмешательства прессы добился Георгий Иванович, чтобы восстановление дома было передано реставраторам. За дело реставраторы принялись без долгих раздумий. Воссоздали вокруг усадьбы глухой двухметровый забор, какой был при Федоре Михайловиче, срубили на участке баньку (топи и парься), беседку поставили. Особенно много хлопот реставраторам и Георгию Ивановичу доставил дом писателя. Дом этот Федор Михайлович Достоевский приобрел (единственная его недвижимая собственность) благодаря неустанным заботам-хлопотам супруги Анны Григорьевны, сумевшей жесткой экономией во всем разорвать-таки долговую паутину, опутывавшую Достоевского по рукам и ногам со времен смерти брата Михаила. Если бы не Анна Григорьевна, никогда не видать Федору Михайловичу своего домика, всю жизнь скитался бы по чужим квартирам. А каково это писателю, пережившему каторгу и послекаторжную ссылку, не иметь своего угла, крыши над головой. Вон в одном только Петербурге Федор Михайлович сменил двадцать квартир; последняя его, на Кузнечном, если не ошибаюсь, была двадцать первой. По себе знаю, что такое переезды. Не зря в народе говорят: два раза переехать, что один раз погореть. Дом в Старой Руссе Федор Михайлович присмотрел еще в 1872 году, когда приезжал туда погостить к дальнему своему родственнику профессору Владиславлеву. А спустя три года сравнительно дешево купил этот дом с мебелью, с участком земли, дворовыми постройками. Правда, в старорусском доме жил Федор Михайлович с семьей не круглый год, в основном в весенне-летний период. Вот как вспоминает Анна Григорьевна Достоевская о Старой Руссе:
«…Мы очень полюбили Старую Руссу… Но кроме самого города мы полюбили и дачу Гриббе… Дача… стояла… на окраине города близ Коломца, на берегу реки Перерытицы, обсаженной громадными вязами, посадки еще аракчеевских времен… Федор Михайлович считал нашу старорусскую дачу местом своего физического и нравственного… отдохновения».
А вот как описывает в своих «Воспоминаниях» Анна Григорьевна распорядок дня Федора Михайловича в Старой Руссе:
«Наша повседневная жизнь в Старой Руссе была вся распределена по часам, и это строго соблюдалось. Работая по ночам, муж вставал не ранее 11 часов… После полудня Федор Михайлович звал меня в кабинет, чтобы продиктовать то, что он успел написать в течение ночи… Окончив диктовку и позавтракав… Федор Михайлович читал… или писал письма и во всякую погоду в половине четвертого выходил на прогулку по тихим пустынным улицам Руссы… В пять часов садился обедать… В семь часов мы с Федором Михайловичем отправлялись вдвоем на вечернюю прогулку и неизменно заходили на обратном пути в почтовое отделение, где к тому времени успевали разобрать петербургскую почту… К десяти часам во всем доме наступала тишина… Федор Михайлович уходил в свой кабинет читать газеты… Когда било 11 часов… я уходила к себе, все в доме спали, и только мой муж бодрствовал за работой до трех-четырех часов ночи».
В Старой Руссе — городишке с населением всего в семь тысяч человек, славящемся 36 питейными домами, 25 трактирами и 8 винными погребами, Достоевские обрели то, к чему давно стремились, — возможность пожить в глуши, а не на народе, как в Петербурге. Федор Михайлович мог там не только спокойно работать, но и вблизи наблюдать провинциальную жизнь России, а его тяга привязывать изображаемые в своих произведениях события к конкретным местам позволяет тому же Георгию Ивановичу Смирнову утверждать, что только в одном романе «Братья Карамазовы» Достоевским описаны шестнадцать улиц Старой Руссы, многие из которых, кстати, объявлены теперь заповедной зоной дома-музея. Годы жизни Достоевского с семьей в Старой Руссе были для него, на мой взгляд (и прошу прощения за избитые слова), самыми счастливыми. И не только потому, что хорошо ему здесь работалось, что создал он в Руссе «Подростка», часть «Бесов» и «Дневника писателя», «Речь о Пушкине», почти всю главную свою книгу «Братья Карамазовы», но еще потому, что царили в его семье мир, любовь, взаимное уважение. Достаточно прочитать хотя бы его переписку с Анной Григорьевной накануне и в дни Пушкинских торжеств в Москве, чтобы не сомневаться в этом. Трудно представить себе более заботливую и любящую жену и мать, нежели Анна Григорьевна. В своих письмах из Москвы в Старую Руссу Достоевский буквально считал часы и минуты, когда встретится он с семьей. Возможно, что если бы открытие памятника Пушкину отложили еще на несколько дней, Федор Михайлович не выдержал бы и уехал в Старую Руссу. Даже после триумфального выступления на торжестве с «Речью о Пушкине», когда восторженные поклонники буквально разрывали его на части, Федор Михайлович ни о чем ином думать не мог, как о скорейшем возвращении в Руссу.
Но кажется, я вновь отхожу от рассказа о делах реставрационных на доме-музее, углубляясь в личную жизнь Федора Михайловича. Хотя, чтобы полнее понять трудности реставраторов на доме-музее, уместно будет еще одно воспоминание привести — дочери Достоевского. Вот как она описывает старорусский дом, выведенный Федором Михайловичем в романе «Братья Карамазовы» как дом Федора Павловича Карамазова.
«…Маленький домик в немецком вкусе прибалтийских губерний, — домик, полный неожиданных сюрпризов, потайных стенных шкафов, подъемных дверей, ведущих к темным пыльным винтовым лестницам. Все было миниатюрно в этом доме… Закрытая веранда с разноцветными стеклами была нашим единственным удовольствием, а маленький китайский биллиард со своими стеклянными шарами и колокольчиками развлекал нас в длинные дождливые дни, столь частые в наше северное лето».
Вряд ли кто из ныне живущих людей знает дом Достоевского лучше Георгия Ивановича Смирнова. Георгий Иванович родился в Старой Руссе ровно сто лет спустя после рождения Федора Михайловича и первое, что увидел он, когда мать поднесла его к окну, был дом Федора Михайловича Достоевского. Георгий Иванович родился в доме Гайдебурова Павла Александровича (редактора демократического журнала «Неделя»), что до сих пор стоит напротив особняка писателя.
Во время войны Старая Русса была почти полностью разрушена. Когда наши войска выбили немцев из Руссы, в городе от трех тысяч зданий уцелело лишь четыре. Поврежден был и дом Достоевского, а вещи писателя, находившиеся в старорусском краеведческом музее, погибли вместе со всей экспозицией музея.
Вернувшись после войны в родной город, Георгий Иванович Смирнов поспешил, конечно же, на набережную Перерытицы, к дому Федора Михайловича, и стал прикидывать: с чего начать?..
В 1969 году дом Федора Михайловича Достоевского был снова открыт для посетителей и поклонников его таланта. Правда, тогда удалось развернуть в доме лишь небольшую выставку, параллельно велись реставрационные работы, по крохам собирались подлинные вещи Федора Михайловича и все относящееся к периоду его жизни в Старой Руссе.
Рассказывая о деятельности Георгия Ивановича Смирнова по созданию мемориала Достоевского в Старой Руссе, опасаюсь, как бы у читателей не сложилось мнение, будто один Георгий Иванович этот мемориал вынашивал и создавал. Конечно, нет! Подумать так — все равно что подумать, будто и на Курской дуге Георгий Иванович один стоял, и на Западном Буге единолично «фердинандов» останавливал. Многие музеи страны, десятки и сотни людей из Старой Руссы, Новгорода, Ленинграда, Москвы и других городов принимали самое деятельное участие в создании старорусского музея. Но сегодня разговор только о Георгии Ивановиче — самом страстном ревнителе идеи создания музея и самом страстном ее исполнителе. Порой ему приходилось и приходится очень и очень не легко. Не только работать надо, но и от невежд отбиваться, а порой и от явной глупости. Однажды, когда только начал создаваться музей, еще до принятия закона об уголовной ответственности за нарушение научных принципов реставрации, приехало из области в Старую Руссу ответственное лицо по культуре. Осмотрело лицо дом Достоевского, Георгия Ивановича послушало, потом такое изрекло: «Зачем восстанавливать эту рухлядь? Где наша действительность?! Что, мы не можем писателю новый кирпичный дом построить и стилизовать его под старину? Что, у нас кирпича нет?!»
