После широких научно-исследовательских работ Великой Северной экспедиции на сибирском побережье оставалось выяснить только некоторые подробности. В 1820–1824 годах к Новосибирским островам направился Врангель[399]; один из этих островов сегодня носит его имя. Важное открытие сделала в 1873 году австрийская экспедиция Пайера[400], неожиданно попавшая в ледяной плен в Карском море. Льды унесли ее к берегам неизвестного, покрытого большими глетчерами островного архипелага, получившего название Земли Франца-Иосифа.

Хотя интерес к Северо-Восточному проходу благодаря открытию Суэцкого канала (1869) временно затих, но уже через 10 лет норвежец Норденшельд[401] снова сделал попытку пройти его на «Веге». Перезимовав у северного выступа Чукотского полуострова, он успешно выполнил свою задачу и, войдя в Берингов пролив, тем самым одолел, наконец, Северо-Восточный проход, покорение которого велось уже несколько столетий.

Несмотря на этот временный успех, попытки пройти Северным морским путем не часто удавались и в течение последующих десятилетий все еще считались рискованным предприятием. Лишь Советский Союз, соорудив на полярных островах и вдоль всего сибирского побережья метеорологические станции и базы, используя новейшие технические средства, прежде всего ледоколы и разведывательные самолеты, сумел создать предпосылки для регулярного судоходства в течение летних месяцев. Это имеет огромное значение для освоения природных богатств Сибири.

Советскому ледоколу «Сибиряков» в 1932 году впервые удалось пройти весь этот путь в одну навигацию, то есть без зимовки[402].

Длительные самоотверженные поиски обоих сквозных путей несколько отодвинули проблему исследования полюсов на задний план. Более двух веков «полюсный» рекорд все еще принадлежал англичанину Гудзону, дошедшему в 1607 году до 80°23' с. ш. Это хорошо показывает, как мало делалось для исследований в полюсном направлении. Но до изобретения самолета на «макушку» Земли мог взобраться разве что только тот, кто использовал опыт великого первопроходца Центральной Арктики Фритьофа Нансена.

…С высокого ледяного тороса смотрел Роберт Эдвин Пири[403] вслед уходившим людям до тех пор, пока последний человек не исчез за южным горизонтом.

Со вспомогательной группой капитана Бартлетта, проложившей ему дорогу, ушел последний белый. Так было условлено. Взор Пири обратился на север: до полюса осталось 246 километров. Никогда еще этот человек не был так близок к цели, хотя стремился к ней почти целую четверть века — 23 года; почти все эти годы он провел в покрытой льдом Арктике. В поисках подходящей отправной точки Пири разведывал северное побережье Гренландии, а затем Землю Гранта — крайний, скованный льдом форпост Американского континента, отстоящий на 766 километров от полюса. Так, в 1902 году он добрался до 84° 17', а в 1906 году — даже до 87° 6' с. ш. Таким образом, хотя он и побил рекорд Нансена почти на целый градус, он тоже понес поражение и вынужден был повернуть обратно, когда широкие полыньи во льду сделали дальнейшее продвижение невозможным. Но вот настал 1909 год. Гоняясь за полюсом, Пири состарился — ему минуло 53 года. Если не удастся и на этот раз дойти до «верхушки», то не удастся никогда. Но почему же не удастся? Разве не сделано все, что в человеческих силах? Разве не все подготовлено самым лучшим образом? Да и сам он тоже разве не прожил на Севере для тренировки долгие годы, как живут эскимосы? В случае нужды он тоже может питаться одним только сырым моржовым мясом! Право же, он приспособлен к жизни в Арктике лучше любого человека его расы!

…Пири взглянул на оставшихся спутников: четверо отобранных им эскимосов сидели у снежной хижины — иглу — со спокойствием детей природы, невозмутимо пережевывая пищу. С ними был гигант Метью Хенсон, здоровяк Хенсон, сильный, плечистый негр, мастер на все руки, постоянно сопровождавший Пири в его походах в высокие северные широты. По своему богатому арктическому опыту негр не уступал эскимосам — этим истинным сынам Севера, — не уступал ни в знании капризных льдов, ни в обращении с собаками и нартами, ни в чем… Собаки, штук сорок, были самые лучшие и сильные из всей стаи. И наконец, продуктов и горючего было запасено на 40 дней.

Все вместе взятое составляло «машину» путешествия Пири. В наш век железных дорог и автомобилей такая «машина» кажется примитивной, и все же в этих широтах она прошла испытание веками, и ничем лучшим заменить ее не смогли.

Сюда, до далекого 88-го градуса северной широты, вспомогательные группы экспедиции везли на своих санях большую часть грузов и выполняли самую трудоемкую работу. Прокладывая путь, они уходили вперед и заранее готовили остальным товарищам теплые иглу для отдыха. Теперь шесть человек, ушедших на последний штурм полюса, остались одни, предоставленные самим себе. Но зато они почти так же свежи, какими были на старте. Теперь выяснится, правилен ли был расчет. А расчет был простой. Они будут стараться ежедневно проходить по 50 километров, и если это удастся, то через 6 дней окажутся на полюсе. Просто?.. Но разве можно сказать что-нибудь о месте, куда еще не ступала нога человека? Кто может предвидеть, какие сюрпризы уготовила природа по ту сторону горизонта? Что, если земная ось «погружена в воду» или вознесена на вершину высоченной горы?

По мере того как Пири, разведывая дорогу, уходил вперед, его фантазия рисовала все новые и новые трудности, которые могли бы свести все прошлые усилия на нет. Движения Пири были нервно-торопливыми, и странным образом его торопливость возрастала тем больше, чем дальше он продвигался к полюсу…

Три дня миновали с тех пор, как вспомогательная группа капитана Бартлетта повернула обратно. Поверхность льда была довольно ровной, и лишь изредка ее гладь вспучивали торосы; в самом деле, Пири и его спутники ежедневно покрывали от 45 до 50 километров и уже перешагнули 89° широты. Спали они в быстро сооружаемых иглу, всегда только по нескольку часов, а затем снова устремлялись вперед. Даже эскимосы, эти закаленные, обычно равнодушные люди, тоже заразились «полярной лихорадкой» начальника. Правда, ими руководили другие соображения. То обстоятельство, что им удалось забраться в такую глухомань, куда даже медведь Нанук не ходил, они приписывали, как сами говорили, исключительно тому, что злой дух либо спит, либо у него неприятности с женой. На всякий случай они сочли за благо поторапливаться, чтобы уйти из его ревностно охраняемых владений…

Но, по-видимому, 4 апреля, незадолго до окончания марша, почти у цели, злой дух все же вмешался. Во всяком случае, наивные эскимосы в этом были твердо убеждены. Поперек пути неожиданно разверзлась почти стометровая полынья, покрытая лишь тонкой коркой льда. С подобными явлениями Пири сталкивался часто. Он знал: тут можно либо умереть от голода, оставаясь на месте, либо утонуть, двигаясь дальше. Арктическая заповедь гласит, что нельзя дожидаться, пока ледовые условия станут лучше. И Пири решил идти.

…Широко, как медведь, расставляя ноги, чтобы распределить вес на возможно большую площадь, Пири двинулся первым. Лед угрожающе потрескивал, и провожатые каждую минуту ждали, что Пири провалится. Наконец, он ступил на прочный лед. Собак с нартами пустили одних. Это был наиболее опасный момент переправы, потому что если бы хоть одни нарты (из пяти) провалились со своим тяжелым грузом, то катастрофы можно было бы избежать, разве что только немедленно повернув обратно. Своим верным инстинктом собаки чувствовали опасность и двигались ползком, как кошки, быстро перебирая лапами. Полоз одних нарт даже провалился сквозь тонкий лед, но быстрая реакция животных предотвратила самое худшее. Последними, местами тоже ползком, двинулись привыкшие ко льду эскимосы. Когда все было позади, усталые люди, едва разбив бивак, погрузились в тревожный сон. Но сам Пири находился в состоянии, когда сон приносит только страдания. Обессиленный, как и остальные, не доев ужин до конца, он тоже погрузился в тревожный сон, но скоро его спугнули злые видения. Пири выбежал из иглу, вскарабкался на ближайший торос, вглядываясь в даль на север, будто уверенный в том, что обнаружил впереди какое-то непреодолимое препятствие. О сне нечего было и думать, и скоро вся колонна устремилась вперед.