Скоро ученый будет сидеть при свете хорошо знакомой керосиновой лампы у своего письменного стола, в стакане заискрится золотистый мозель — как часто вспоминал он о нем! — и, потягивая вино, он возьмется за перо:
«Когда, сраженный неимоверными трудностями поставленной задачи, умер руководитель нашей экспедиции, я не стал предаваться отчаянью. Я продолжал путь и, оставшись почти без всяких средств, исследовал громадные неизвестные еще пространства. После того как руководство экспедицией было поручено мне, я решил предпринять путешествие на далекий запад. Сверх всякого ожидания мне удалось не только извлечь из тьмы неизвестности огромный район от Кано до Тимбукту, который даже арабским купцам был меньше известен, чем другие части Африки, но и завязать дружеские сношения с наиболее могущественными вождями на территории от Нигера до мистического Тимбукту. Все это, включая оплату долгов, оставленных предыдущей экспедицией, я выполнил, затратив приблизительно 10 тысяч талеров».
Такими неприкрашенными, простыми словами заканчивается обширный научный труд, ставший образцом для следующих поколений исследователей Африки.
Трагично, что этот замечательный человек должен был провести немногие оставшиеся ему годы в одиночестве и безвестности. Узколобые кабинетные ученые упрекали Барта — слушайте, слушайте! — будто, выдавая себя за мусульманина, он отрекся от христианства. Академия наук отклонила его кандидатуру. Реакционное лицемерие победило.
В 1865 году Генрих Барт в возрасте 44 лет умер от болезни, начавшейся еще в Африке. Его могила в Хазенхайде в Берлине несправедливо забыта. Повторяя слова Александра фон Гумбольдта, можно сказать, что он «открыл новый мир»[355].
Барт доказал, что безводные Сахара и Судан проходимы. Последовавший за ним Эдуард Фогель, тоже дошедший до озера Чад, погиб, пытаясь пробиться к востоку от озера, в фанатически враждебный всему чужому край Вадаи. Такая же участь постигла в 1863 году на границе Вадаи исследователя Африки Морица фон Бойрмана[356].
Лишь в 1872 году блокаду Восточного Судана удалось пробить врачу Густаву Нахтигалю[357], сыну священника из Альтмарка, приехавшему лечить свое легочное заболевание в Тунис. Здесь он случайно познакомился с бременским студентом медицины Герхардом Рольфсом[358] — первым европейцем, прошедшим горы Атласа. От него Нахтигаль получил необычное задание.
…Мы уже знаем, что глава суданского государства Борну — шейх Омар, резиденцией которого была Кука, или Кукава, всегда проявлял гостеприимство. После Барта и Офервега у него гостили Фогель и Бойрман; Рольфе также прибег к его помощи в конце своего путешествия по Сахаре. Король Вильгельм прусский вздумал использовать такую благожелательность и заключить дружеское соглашение с суданским владыкой. Осуществление такого важного задания король доверил не кому иному, как сорвиголове Рольфсу. Этот авантюрист — к тому времени он был уже в звании главного врача марокканской армии — вбил себе в голову первым из белых вступить в оазис Куфра в Ливийской пустыне (Куфра — 24° с. ш. — была резиденцией «папы Сахары», верховного вождя сенуситов[359]). Нужно было спешить, чтобы никто его не опередил! Поэтому Рольфе лихорадочно искал кого-нибудь, кому мог бы он сплавить неприятное королевское поручение. И вот в Триполи он встретил Нахтигаля. Именно такой человек нужен был Рольфсу. Хорошо зная арабский язык и коран, молодой немецкий врач был заражен страстью своего века к открытиям. И теперь ему представилась возможность изучить Внутреннюю Африку.
Миссия Нахтигаля была не совсем обычной. Чтобы заручиться симпатией шейха Омара к прусскому королю, нужны были, разумеется, подарки. Задача Нахтигаля заключалась в том, чтобы в целости доставить через раскаленные солнцем пески дешевые и безвкусные портреты королевской пары в натуральную величину, тронное кресло красного бархата, стоячие часы и… фисгармонию. И все это на качающихся горбах верблюдов! В январе 1869 года Нахтигаль двинулся из Триполи в Мурзук — первый этап на подступах к Сахаре. Ему и не мерещилось, что он пробудет в пути целых пять труднейших лет и что здесь, на Черном континенте, он найдет себе славу замечательного первопроходца и исследователя.
Вынужденное ожидание попутного каравана в Мурзуке Нахтигаль использовал для рискованной экскурсии. В сердце Восточной Сахары возвышаются враждебные и непокоренные горы Тибести, которых избегали даже смелые сыны пустыни — туареги. Племя тиббу[360], обитавшее в пещерах этих гор, сеяло страх и ужас далеко вокруг. Но именно поэтому горы Тибести и привлекли внимание молодого Нахти-галя. Он едва не погиб от жажды на пустынной, усеянной скелетами людей и животных дороге, но обратно не повернул. Черные зубчатые скалы вдали влекли его в это царство шайтана: в полдень — 50 градусов в тени, ночью — мороз, высохшие водоемы и враждебные каждому вторгшемуся сюда чужеземцу люди. Тем не менее Нахтигалю удалось подняться на трехтысячеметровый горный массив, после чего на небольшую, совершенно обессиленную группу напали, конечно, грабители — тиббу. Потеряв все свое снаряжение, Нахтигаль и его спутники едва спаслись бегством. Полумертвый от голода и лихорадки, но еще полный неуемной энергии, он через четыре месяца снова объявился в Мурзуке.
Здесь он был вынужден присоединиться к единственному в ту пору каравану, направлявшемуся на юг. То была группа турецких путешественников, ехавшая в Борну. Путь пролегал на юг, но в противоположность походу Барта через Сахару дорога прошла без особых происшествий. Только за последним оазисом Бильма — столицей тиббу, — перед тем как пустыня переходит в саванну Судана, путникам пришлось преодолеть последнюю преграду — широкую, 120-километровую полосу дюн.
Верный шейх Омар не столько был тронут бесполезными и давно испортившимися подарками, сколько несколькими подаренными ружьями. Но так или иначе, а поручение Нахтигаль выполнил. Однако он не возвратился в Триполи, а целых три года, используя резиденцию Омара в качестве опорного пункта, совершал дальние экскурсии в окрестности Борну. Больше всего его интересовало опасное Вадаи, где он надеялся разузнать о судьбе пропавших там Фогеля и Бойрмана,
В 1872 году Нахтигаль предпринимает поход в Багирми — крупное государство по обе стороны реки Шари, текущей в Чад с востока. Здесь, на границе области исламистского влияния, христианское вероисповедание Нахтигаля не вызывает возмущения. По дороге на юг он встречается с первыми африканскими языческими племенами, которые встречают его миролюбиво. Сделав обстоятельные научные записи, он через несколько месяцев снова возвращается в Куку.
Там он узнает, что фанатичный султан Вадаи умер и что сын его более благожелательно относится к чужеземцам. Итак, в марте 1875 года Нахтигаль прощается с Кукой. Расстояние до Абеше — в это время главного города Вадаи — составляет около тысячи километров. Дорога вьется через прибрежные болота озера Чад, мимо ныне высохшего озера Фиттри и вдоль русла реки Бетт, но всегда среди враждебного населения.
Правитель края шейх Али вначале встретил немца довольно сдержанно, но все же предоставил Нах-тигалю возможность целый год беспрепятственно путешествовать по этому неизведанному краю; Нахтигаль установил, что Фогеля и Бойрмана убили именно здесь.
10 августа 1874 года, через пять лет после отъезда из Триполи, Нахтигаль добрался до Эль-Обейд в Египетском Судане, почти разучившись разговаривать на каком-либо европейском языке. В 1875 году его торжественно чествовали в Германии, куда он возвратился после того, как 13 лет назад оставил ее.
Путешествие Нахтигаля вышло далеко за рамки визита вежливости. Оно превратилось в научную экспедицию, обогатившую Европу первым увлекательно и точно написанным сообщением о географии, этнографии и геологии южной окраины североафриканских пустынь, а также степей и саванн Восточного Судана. Путь Нахтигаля пролегал между маршрутами его предшественников Барта, Рольфса и Георга Швейнфурта[361].
