Вечером после еды верный «оруженосец» Барта Мохаммед сдвигал перед палаткой несколько ящиков и досок, и рабочий стол молодого исследователя был готов. Все то, что в течение дня с помощью компаса, хронометра и секстанта наблюдал Барт с колеблющейся высоты своего «корабля пустыни» и отмечал беглыми заметками, все это теперь подробно прорабатывалось. Здесь он закладывал основу будущего пятитомного (более 3000 страниц) сочинения[345].
Таким же образом создавалась и карта маршрута, на которой регистрировались все географические особенности пути и ландшафта, поскольку их можно было видеть примерно на милю справа и слева от дороги. На карте отмечались также горы, которых, к удивлению исследователей, оказалось в Сахаре немало. Но названия имели лишь наиболее значительные возвышенности. Барт выходил из положения, давая безымянным объектам описательные названия, вроде «Скалистый хребет» или «Каменистая равнина». Только у колодцев были свои имена, а стало быть, своя история. Они дарили жизнь; без них в пустыне нельзя было бы сделать ни единого шага. Любое продвижение по песку и скалам напоминает бегство от одного колодца к другому… Наряду с географическими заметками на карте отмечались данные о животном мире и о скудной растительности.
Энергия Барта казалась неисчерпаемой. В маленьком поселке, в совершенно неизвестных горах Аира, или Азбена, он услышал удивительные вещи про город Агадес, будто бы расположенный недалеко от караванной дороги. Не задумываясь, Барт с несколькими проводниками оставил кафлу и своих товарищей и направился туда. После шестидневного марша 10 октября 1850 года маленькая группа вошла в этот город в пустыне. Раньше когда-то Агадес регулировал всю торговлю севера с югом; теперь же город производил впечатление дряхлого старика. Все же султан Агадеса играл еще очень большую роль в жизни обитателей пустыни. Барту удалось добиться доверия султана, и благодаря этому он узнал интересные детали из истории города, основанного в 1460 году.
В лице султана Барт обрел могущественного покровителя.
Не обошлось, однако, без приключений, и об одном из них стоит рассказать. На этот раз виноваты были не мужчины. Султан со всей своей свитой отправился на охоту. И тогда произошло следующее:
«Пять девушек и женщин пришли ко мне в дом, чтобы нанести визит. С милой непосредственностью они предложили развлечься с ними и дали понять, что в отсутствие султана сдержанность не обязательна.
Две из них были довольно привлекательны, хорошо сложены, стройны, с живыми глазами и светлыми, приятными чертами лица. Эти агадесянки резвились несколько более вольно, чем следовало бы. Но я был убежден, что европеец, желающий остаться достойным уважения и с незапятнанной репутацией пройти по этим землям, должен вести себя очень осторожно и сдержанно в отношении женщин и не поддаваться искушению этих шаловливых и никак не отталкивающих созданий».
А в конце ноября 1852 года небольшой караван, состоявший из нескольких верблюдов и четырех лошадей, оставил Куку, или Кукаву, — резиденцию властителя Борну, шейха Омара, у озера Чад, — и направился в Тимбукту[346]. В этом не было ничего необыкновенного для резиденции шейха Омара; случалось довольно часто, что караваны отправлялись отсюда в Тимбукту. Неожиданным было, однако, что кафла вопреки всем предостережениям направлялась прямым путем на запад. Это был более короткий, но намного более опасный путь. И поэтому спокон веков все караваны избегали его. Если кто-либо рисковал проходить через эту жуткую местность, то наверняка делался желанной добычей промышлявших здесь разбойничьих племен и пропадал без вести.
Поэтому издавна было принято обходить опасность, забираясь далеко на север, и направляться в Тимбукту через оазис Туат и негостеприимную, безводную пустыню. Этот маршрут был намного длиннее, но временем здесь никто не дорожил, только бы ценный груз благополучно доходил до места назначения.
Целью нашей кафлы не была, однако, доставка в торговую столицу пустыни каких-либо товаров; она лишь сопровождала человека, которого опережала слава шерифа[347], мужа великой святости, мудреца, везущего с Востока несколько благочестивых писаний. Мало того, когда караван отошел от Куки на изрядное расстояние, то распространилась молва, будто этот мудрый человек не кто иной, как воплощение самого мессии, давно и страстно ожидаемый мусульманами избавитель.
Так нужно ли святому, пред которым все благоговейно склоняются, опасаться нападения? Такое предположение совершенно абсурдно; поэтому у него не было надобности идти окольным путем через пустыню, затратив много лишнего времени и усилий. Но путешествие через эти заклятые, неизведанные районы Южного Судана могло бы стать неслыханно опасным, если бы мусульмане дознались, что объект их почитания явился не с неба, а из страны ненавистных им гяуров и что зовется он не Абд эль-Керим, а носит трудно выговариваемое имя Генрих Барт. Это была игра с огнем; но у Барта не было никакой другой возможности остаться в этих широтах нетронутым.
Он уже тогда оставался единственным живым из участников экспедиции. Ее руководитель Ричардсон умер еще в 1851 году — он не перенес влажно-жаркого климата Судана. А доктор Офервег — первый европеец, объехавший озеро Чад, — умер от лихорадки. После таких несчастий любой другой человек закончил бы путешествие, но Барт, возглавивший экспедицию после смерти Ричардсона, даже и не думал об этом. Между тем исследователь уже выполнил большой объем научной работы и сделал множество интересных открытий за те два с половиной года, в течение которых он вдоль и поперек изъездил Сахару и страны Судана. Он был первым европейцем, который посетил в пустыне город Агадес, изучив и записав его изменчивую историю. До него довольствовались преданиями Льва Африканца[348], арабского путешественника, который 400 лет назад скупо сообщил об этой соляной метрополии в пустыне.
При поддержке Офервега Генрих Барт решил даже загадку озера Чад. Относительно этого расположенного в центре континента озера ходили фантастические слухи; говорили, будто по величине оно не уступает океану и что из него вытекают все реки Африки. Ему приписывали даже связь с морем. Было трудным делом установить истину. Целыми днями исследователи прокладывали дорогу через гигантские прибрежные болота, прежде чем добрались, наконец, до открытой воды. При этом выяснилось, что из озера Чад вообще никакие реки не вытекают и что озеро имеет одни только притоки. Барт установил также, что в прежние эпохи озеро имело неизмеримо большие размеры, чем ныне, однако никогда оно не было связано с морем.
Точную картографическую съемку осуществить не удалось. За два с половиной года, проведенных Бартом в окрестностях озера, оно вследствие испарения и из-за непостоянства притоков непрерывно меняло свои берега. Неоднократно путешественник отмечал, что целые районы, недавно проходимые на многие мили посуху, вдруг покрывались водой. И может быть, Барту принадлежит меткое определение Чада — озеро с кочующими берегами…
Из Куки Барт предпринял поход на юг. Он проник на территории, не имевшие еще даже названий, и открыл Африку болот, девственных лесов и необузданных, бурно текущих рек. То была Африка чернокожих, которых он до сих пор встречал как рабов мусульман. Все было здесь странно и иначе, чем он видел на этом континенте раньше.
После шестинедельного марша усилия Барта были вознаграждены великолепным открытием; покоренный величием реки, стоял он на берегу мощного Бенуэ, воды которого текут в Атлантический океан через Нигер. Барт догадывался об этой связи[349].
Но понадобились годы, нужно было пройти тысячи километров и вынести неимоверные лишения, чтобы обнаружить, наконец, в центре гигантского континента самой природой проложенную дорогу. Она открывала почти без всяких трудностей доступ в глубь страны. В тот памятный день, вспоминая прошлое, Барт записал в свой дневник:
