Когда путешественники, которых все уже давно считали погибшими, сели на корабль в Порт-Эссингтоне, чтобы плыть к Сиднею, исходной точке своего маршрута, среди поселенцев царило ликование. Да и не мудрено, ведь Лейхгардт доказал, что недавно открытая Стертом каменистая пустыня не так далеко, как казалось, простирается на север и что эту пустыню можно обойти с севера и продвинуться дальше на запад. С огромным интересом слушали колонисты сообщение Лейхгардта о встреченных им пастбищах и землях, пригодных для хлебопашества. Именно с этого путешествия и началось заселение Квинсленда…
Однако Лейхгардт отнюдь не был склонен преувеличивать свои успехи, а уж тем более почивать на лаврах. Он по-прежнему рассматривал свою первую экспедицию как некую подготовительную ступень к давно задуманному путешествию, целью которого было пересечь Австралийский континент с востока на запад.
Не успел молодой ученый отдохнуть от трудного пути, как уже начал готовиться к новой экспедиции. К тому времени имя Лейхгардта приобрело в Австралии громкую известность, отчасти поэтому жертвователи на сей раз оказались щедрей.
Своими безрассудно смелыми планами насчет второго путешествия Лейхгардт поделился с близкими на родине, и Шмальфус из Котбуса, получивший в июне 1846 года письмо от свояка, пережил немалый испуг.
«…Надеюсь через два года вернуться от Суон-Ривер, ибо я намерен идти к тропикам и на широте 22–23° пробиваться к северо-западному побережью Австралии, чтобы потом, следуя по этому побережью к югу, дойти до устья Суон-Ривер»[298].
Кроме всего прочего, Лейхгардт задумал изучить, как меняются флора и фауна по мере продвижения от восточной части Австралийского континента к западной.
Однако на этот раз Лейхгардт неудачно отобрал себе спутников среди той массы претендентов, которая хотела погреться в лучах его славы. После первых же испытаний в экспедиции возникли ссоры и недоразумения. И Лейхгардту стало ясно, что с людьми, которые сразу же капитулируют перед трудностями, ему никогда не достичь поставленной цели. Ко всему прочему молодой ученый тяжело заболел. И он решил вернуться назад, пройдя 500 километров.
Но, несмотря на неудачу своего второго путешествия, Лейхгардт не сдается — он снаряжает свою третью, и последнюю, экспедицию. На сей раз исследователь собирается в путь долго и тщательно. За 850 фунтов, оставшихся у него от второй экспедиции, Лейхгардт приобрел снаряжение на 7 человек, а также 20 вьючных мулов, 7 лошадей и 50 голов рогатого скота, который предполагал забивать в пути, чтобы обеспечивать участников экспедиции продовольствием. Спутников Лейхгардт выбирал себе на этот раз особенно придирчиво. Кроме него, в отряде были еще четыре европейца и два аборигена, один из которых показал себя с наилучшей стороны еще в предыдущей экспедиции.
* * *
…Прошло два года. Для Лейхгардта это были годы, целиком и полностью отданные высокой цели. Наступила бурная весна 1848 года. В долине реки Дарлинг, в районе необозримых овечьих пастбищ Брисбена, после многомесячной засухи прошли на редкость сильные и холодные ливни, они затопили все окрестности и уничтожили 100 тысяч овец. Обмелевшие реки и давно высохшие русла наполнились водой и превратились в бушующие потоки, желтые сухие равнины, где не росло ни кусточка, ни деревца, покрылись пышной свежей зеленью. Однако Лейхгардту пришлось ждать, пока не спадет вода, ведь реки превращались в непроходимые болота, которые нельзя было перейти вброд.
Но вот настал заветный день — экспедиция отлично снаряжена, скот собран, каждый участник похода знает свое место. Леихгардт и его люди трогаются в путь к северо-западу, навстречу своей полной приключениями судьбе.
В верхнем течении реки Фицрой, одного из многочисленных правых притоков Дарлинга, находилась ферма овцевода Макферсона. То был последний форпост цивилизации перед бескрайними, враждебно-таинственными территориями внутренней части континента.
Людвиг Леихгардт написал здесь прощальное письмо, адресованное одному из своих друзей в Сиднее:
«…Спешу воспользоваться последней оказией и сообщить вам о моих успехах. За 11 дней мы добрались от фермы Бейреллса до фермы Макферсона на реке Фицрой. Несмотря на то, что дорога была временами очень и очень трудная, все шло хорошо. Мои вьючные животные в отличной форме, а спутники полны энтузиазма. Долина реки Фицрой, вдоль которой мы прошли около 22 миль, направляясь с востока на запад, представляет собой воистину очаровательный уголок; описывая ее красоты, сэр Томас Митчелл ничуть не преувеличил. Земля здесь жирная, хоть и каменистая, вся поросшая густой, сочной травой.
На моем пути выросла гора Абундан, но наш отряд прошел сквозь нее по ущелью. Координаты, которые я устанавливаю, в точности совпадают с координатами Митчелла.
Боюсь, что недостаток воды в реке Фицрой существенно затруднит освоение этой прекрасной местности.
Температуру воздуха я измеряю в 6 часов утра и в 6 часов после полудня — для меня это самые удобные часы. Пытаюсь также наблюдать за приборами для измерения влажности воздуха, но боюсь, что этих моих наблюдений будет недостаточно. Впрочем, если я буду продолжать их и впредь, то постараюсь несколько усовершенствовать…
Дни все еще очень жаркие, но ночи удивительно ясные и прохладные, так что москиты впали в оцепенение и перестали нас терзать. Единственное наше мученье — мириады мух. Когда я думаю о том, сколь счастливо мы до сей поры продвигались вперед, во мне просыпается надежда на то, что всевышний даст мне возможность довести до благополучного конца дело всей моей жизни.
Когон, 3 апреля 1848 г.»
…Над обширными равнинами забрезжил рассвет. Наступило 4 апреля. Худощавый человек среднего роста сложил карту Австралии, над которой он просидел полночи при мерцающем свете свечи. На этой карте, однако, кроме очертаний Австралийского материка и нескольких прибрежных районов, ничего не было изображено: собственно, это была даже не карта, а гигантское белое пятно с ровной сеткой меридианов и параллелей. Людвиг Лейхгардт хорошо понимал, как трудно первыми проложить путь через эту неисследованную Terra Australis, сознавал, что ему предстоит борьба не на жизнь, а на смерть, но не тщеславие, не желание опередить соперников, а совсем иные причины толкали его на трудное путешествие.
Вот что он написал Шмальфусу в далекую Германию:
«Я имел удовольствие узнать, что Географическое общество в Лондоне наградило меня почетной медалью, а Географическое общество в Париже отметило аналогичным образом.
Разумеется, мне приятно узнать, что столь умные люди сочли меня достойным такой чести. Но я работал и продолжаю работать не ради наград, а только ради науки, единой науки ради; по мне, пусть никто не обращает на меня ни малейшего внимания. Опасаюсь только одного — бог может отвернуться от меня, если я дам волю своей суетности и если к стремлению достичь чистых, труднодоступных вершин истинной науки примешаются тщеславие, жажда признания и славы…»
Лейхгардт вышел на воздух, взглянул на ясное небо. Еще довольно холодно, но день обещает быть ослепительно солнечным и жарким, слишком жарким для многочасового перехода. Ведь решено, что вначале всех лошадей используют только для перевозки клади.
Из загона рысцой выбежала верная лошадка Лейхгардта, он ласково потрепал ее по шее. Все. Кончились последние спокойные сутки и для людей и для животных — отныне путешественникам придется претерпевать неимоверные трудности. Смогут ли они их перенести?
Лейхгардт разбудил своих спутников. Пора! …Два часа спустя девять человек, окруженных стадом скота, над которым подымался пар, двинулись в путь. Люди шли на северо-запад. Единственный обитатель фермы Макферсона, расположенной буквально на краю света, среди дикой и первозданной природы, проводил отряд до ближайшего холма. Но вот караван уже скрылся в густых зарослях. На горизонте, там, где он исчез, еще долго держалось облако пыли. А потом рассеялось и оно. Первобытная природа поглотила и людей и животных. Появятся ли они снова на другом конце континента? Кто знает!..
