Происхождение идолов — а это, конечно, были идолы — было совершенно непонятно ученым из экспедиции Кука. Особенно потому, что туземцы на острове Пасхи влачили жалкое существование и находились на самой примитивной ступени развития. Нельзя было предположить, что они могли проделать подобный труд. Изваяния были высечены из одного куска лавы, подвезены каждое на свое место и установлены на соответствующие основания. И весь этот гигантский труд был проделан несмотря на то, что вес скульптур колебался от 10 до 12 тонн, а в отдельных случаях достигал даже 50 тонн. Кто же мог создать эти чудища? И какой техникой должны были обладать неизвестные скульпторы? Откуда они явились и что заставило их создателей совершить поистине геркулесов подвиг на этом богом забытом островке, на котором могло найти себе пропитание только ограниченное число людей? Туземцы тоже не в силах были ответить на все эти вопросы…[272]

И еще одно удивительное явление на острове Пасхи и других островах не могли объяснить европейцы. Здесь обитали не только темнокожие туземцы, но и другие, явно отличавшиеся внешним видом от своих темных собратьев. Вот что Кук записал в своем дневнике:

«Мы увидели сотни настоящих европейских лиц, и даже немало подлинно римских носов»[273],

Георг Форстер, например, в следующих словах описал короля Таити:

«Он был светлее всех своих подданных, и у него были прямые длинные каштановые волосы, рыжевато-золотистые на концах».

Для европейцев с корабля «Резолюши» это было чудо, да и только! Чудо, не поддающееся никакому научному объяснению. Впрочем, ничего постыдного в этом факте для ученых мужей из свиты Джемса Кука не было. На нашей планете существует мало загадок, которые принесли бы столько хлопот ученым, сколько принесла им загадка острова Пасхи. Для объяснения ее возникало великое множество теорий, которые потом отвергались и заменялись новыми. Целые поколения исследователей пытались разгрызть этот твердый орешек, но лица-маски огромных идолов на берегу острова Пасхи были по-прежнему непроницаемы и равнодушны — изваяния хранили свою тайну.

Только в наши дни густой туман, который окутал остров Пасхи, несколько рассеялся. Дело в том, что вопрос о происхождении шестисот с лишним изваяний на этом острове нельзя отделять от коренного вопроса — генезиса населения многих тысяч островков Полинезии. Каким образом на этих островках очутились люди? Как удалось им преодолеть на примитивных суденышках морские просторы, равные целым континентам? От острова Пасхи до Южной Америки четыре тысячи километров — безбрежная океанская ширь. А до ближайшего полинезийского кораллового острова — острова Питкэрн, ставшего знаменитым благодаря бунту «Баунти»[274] (на Питкэрне, кстати сказать, до сих пор встречаются потомки бунтовщиков), — ни много ни мало 1600 километров.

Долгое время считалось, что островитяне в южной части Тихого океана могли появиться только из Азии, скорее всего из Южной Индии, Цейлона и с Малайского архипелага. Так откуда же в Полинезии белокожие, иногда даже голубоглазые люди?

…В нашем веке этим вопросом занимались многие известные этнографы. Они обнаружили ряд фактов, свидетельствующих о поразительном сходстве материальных культур жителей Полинезии и жителей Перу. В Перу существуют каменные изваяния, которые прямо-таки не отличишь от изваяний на острове Пасхи! И тут и там были найдены одни и те же грубо обтесанные деревянные палицы, примитивные духовые ружья, очень сходные мотивы в украшениях. Лодки перуанцев и полинезийцев с характерными треугольными парусами имеют тоже явное родство.

Какие здесь могут существовать гипотезы? Можно предположить, что обе культуры соприкоснулись случайно и ненадолго в результате того, что лодку или плот из Южной Америки ненароком прибило к одному из полинезийских островов. Однако такого рода случай должен был послужить всего лишь отправной точкой для более глубокого проникновения культуры Южной Америки в полинезийскую культуру. Посмотрим, есть ли доказательства этого. И в Перу и в Полинезии вода называется «уми», тыква — «кими», а топор — «токи». Чистая случайность! Но вот еще пример: в Полинезии было распространено письмо кипу — знаменитое узелковое письмо, которым пользовались еще инки. И наконец, и тут и там поклонялись одним и тем же богам. Более того, в перуанском мифе о Вирокоче говорится, что светлокожий бог раскинул однажды свою мантию по Западному морю и, пройдя по ней, исчез в океане. А в полинезийском мифе о белом боге Кон-Тики рассказывалось, что этот бог — по-видимому, все тот же бог Вирокоча — явился однажды с востока, пройдя через даль океана,

Будем считать эти факты убедительными[275]. Но остается еще один вопрос: как могло произойти такое значительное переселение народов? Ведь жители Южной Америки пользовались в то время утлыми и примитивными суденышками. Мы знаем, что в безбрежных просторах Тихого океана в век Великих географических открытий зачастую гибли значительно лучше оснащенные суда. Даже в XVII веке испанские мореплаватели, направлявшиеся в испанские владения на Филиппинах, боялись хотя бы на дюйм отклониться от уже освоенных морских трасс. И здесь было свое «колумбово яйцо». Один из родственников Колумба, испанский капитан Бартоломе Руис, стремившийся опередить экспедицию Писарро, прошел внутренние области Южной Америки и в 1525 году добрался до берега океана в Эквадоре. Подобно своему предшественнику Бальбоа, он вперил восхищенный взгляд в океанский простор и вдруг заметил на горизонте большой парус. В первую минуту Руис очень испугался: он подумал, что на подходах к сказочному Эльдорадо его опередил кто-то из конкистадоров. Однако вскоре испанец понял, что видит перед собой индейцев, которые плывут на своеобразном плоту: на связанных между собой древесных стволах. Несмотря на примитивность этого суденышка, оно казалось на диво приспособленным к морским путешествиям.

Однако вскоре после того, как подавляющее большинство индейцев было истреблено, а их великолепная культура уничтожена, плоты, очень низко оцененные испанцами, перестали играть в тех широтах роль транспортных средств, их предали забвению и уже больше не строили…

Но вот не так давно было высказано предположение, что в те далекие времена переселенцы вверяли свою жизнь и свое будущее нескольким древесным стволам и что именно на плотах они пускались в плавание по безбрежным океанским просторам, чтобы обрести новую родину. Любопытно, что морских дел специалисты сразу же отвергли это предположение как совершенно смехотворное.

«Попытка не пытка», — сказал молодой норвежский этнограф Тур Хейердал. Прежде чем составить свой план, Хейердал прожил несколько лет на Маркизских островах, занимался раскопками в Перу и сверх того всерьез изучил морские течения в Тихом океане, перерыв с этой целью целую гору специальной литературы.

…В один прекрасный день Хейердал и его спутники оказались во влажном тропическом лесу Эквадора — здесь они облюбовали гигантский ствол бальсового дерева. Для того чтобы соорудить плот, им понадобилось 12 таких стволов — ровно столько же, сколько и древним инкам. Через некоторое время друзья переправили связанные стволы по реке Гуаяс к Тихому океану. В Кальяо, портовом пригороде Лимы, они построили точно такой же плот, какой видел в свое время Бартоломе Руис. Ни на йоту не отступил Хейердал от старых образцов: бревна он стягивал канатами, поверх клал расщепленные бамбуковые стволы, соорудил на плоту низкую, крытую банановыми листьями хижину из бамбука и, наконец, установил мачту с парусом, а на корме примитивного суденышка — руль. Все это было построено и сколочено без единого гвоздя и без какой бы то ни было современной техники — из материалов, которыми обладали и древние перуанские мастера.