Действительно, настоящее изучение Южноамериканского континента началось только в 1799–1804 годах путешествием Александра фон Гумбольдта вместе с французским ботаником Эме Бонланом. Они объездили Венесуэлу, Колумбию, Эквадор, Перу, Мексику и Кубу. В результате этих путешествий Гумбольдт не только положил начало научному исследованию Южной и Центральной Америки, но и наметил новые пути для целей и методов научного исследования в области географии и естественных наук вообще. Этого всесторонне образованного ученого и следует признать создателем подлинно научной географии.

После Гумбольдта Южная и Центральная Америка со своими непроходимыми девственными лесами и вздымающимися к небу горными вершинами привлекла к себе многие другие исследовательские экспедиции. А в первую половину нашего века Южная Америка даже представляла собой главное поле деятельности географов, ботаников и зоологов. Но и по сей день огромные неисследованные области этой части мира ждут своих исследователей. Районов для этого вполне достаточно — Амазонка, Гран-Чако, Анды…

Открытие же Северной Америки длилось более четырех столетий. Там тоже вначале появились испанцы; опираясь на свои мексиканские колонии, они обошли и объездили большие пространства на юге Североамериканского континента. В первой половине XVI века они побывали на Флориде, проникли в прерии Аризоны, дошли до нынешнего Арканзаса, разведали бассейны крупных рек и в общих чертах нанесли на карту тихоокеанское побережье до 50° с. ш. Но так как ни золота, ни других сокровищ нигде найдено не было, интерес испанцев к новым районам постепенно исчез, и они предоставили поле деятельности своим усилившимся европейским соперникам — голландцам, французам, англичанам. Но и последним только в начале XVII века удалось основать поселения на тихоокеанском берегу и уже оттуда исследовать и населить континент.

Освоение северных районов Азиатского и Американского континентов в XVII—XIX веках было главным образом заслугой русских исследователей[229]. Служилые люди — казаки, охотники и моряки по заданию Российско-Американской компании на Аляске (основана в 1798 году) много содействовали разведке берегов Азии и Америки в высоких северных широтах. Но русский царь, не понявший экономической ценности Аляски, продал этот богатейший край в 1867 году Соединенным Штатам Америки всего за 7,2 миллиона долларов.

После беглого экскурса в недавнее прошлое мы снова продолжим нашу историю…

Несмотря на энергичные поиски, испанцы не нашли предполагаемого прохода из Атлантики в Южное море. Не была также доказана гипотеза о шарообразной форме Земли (хотя именно ею и руководствовался Колумб). Это удалось сделать другому исследователю— португальцу Фернандо де Магальяншу, которого испанцы называли на свой манер — Фернан Магеллан. Сын обедневшего дворянина, Магеллан, воспитанный при дворе португальского короля Мануэля, получил хорошее образование, благодаря которому ему стали доступны география, навигация, математика и, естественно, военное искусство. В возрасте 25 лет Магеллан начал свою службу в Ост-Индском флоте, куда его привели любовь к морю, жажда славы и богатства. Он хорошо зарекомендовал себя во вновь приобретенных колониях, но стал жертвой интриг и попал в немилость к начальству. В 1517 году он подал в отставку, а затем, разочаровавшись в своем короле, принял испанское подданство. В Севилье энергичного и опытного моряка приняли с распростертыми объятиями.

В испанском «доме Индии» — Индийской торговой палате — Магеллан изложил перед королевским советом ученых свой фантастический план: добраться до только что открытых португальцами, сказочно богатых пряностями Молуккских островов западным морским путем. Их географическое положение не было тогда еще точно известно.

Еще раньше из сообщений своего друга Серрана, проделавшего однажды на португальском судне путь из Индии к островам пряностей, Магеллан заключил, что эти острова следует искать дальше к востоку, нежели считалось до сих пор, и если это так, то они принадлежат к колониальным владениям Испании. Такое предположение и было причиной того, что экспедиция Магеллана была утверждена удивительно быстро.

Свой план Магеллан строил на том, что на юге Американского континента должен существовать морской проход, открывающий дорогу на запад. Некоторые торопливые картографы даже нанесли этот теоретический водный путь из Атлантики в Южное море, которое видел Бальбоа, на свои карты и глобусы[230]. Но это были лишь шаткие предположения. Магеллану предстояло на деле доказать, что такой проход действительно существует. Экспедиция состояла из пяти плохо оснащенных маленьких кораблей; но и для такого скромного предприятия Карлу V пришлось сделать денежный заем. «Сан-Антонио» со своими 120 тоннами водоизмещения при длине в 30 метров и ширине 10 метров был самым большим судном экспедиции. «Консепсьон», «Виктория», «Сант-Яго» и адмиральское судно «Тринидад» были на 5–10 метров короче. Для сравнения можно сказать, что водоизмещение нынешней речной баржи больше, чем водоизмещение любого судна экспедиции Магеллана.

С 265 смелыми моряками, большей частью испанцами, маленькая эскадра, гордо именовавшаяся армадой, 20 сентября 1519 года вышла из севильскои гавани Сан-Лукар де Баррамеда и взяла курс в Атлантику. Корабли дошли до места, близ которого в наше время находится Рио-де-Жанейро, и продолжили путь на юг, вдоль берегов Южной Америки.

10 января 1520 года эскадра подошла под 34°40' ю. ш. к устью Ла-Платы, которое многие из мореходов не раз ошибочно принимали за проход в Южный океан. Но Магеллан первый доказал, что это только громадное устье реки, потому что обнаружил место, где пресная вода смешивалась с соленой водой из моря.

Продолжая путь на юг, корабли достигли, наконец, совершенно незнакомых вод и собирались плыть все дальше и дальше, пока 31 марта холод не заставил путешественников зазимовать у берегов Патагонии; то была первая зимовка в истории исследования Земли…

Сыны солнечной Испании очень страдали от непривычно сурового климата, и их недовольство вскоре обратилось против самого Магеллана; этого чужеземца — тем более португальца! — они ненавидели за то, что он позволял себе повелевать всеми высокородными испанцами и, как они считали, обрекал их на верную гибель в этом суровом краю. С большим трудом удалось Магеллану подавить вспыхнувший мятеж; двум взбунтовавшимся вожакам он приказал отрубить головы, а третьего — королевского инспектора — высадил на пустынном берегу Патагонии[231]. Не заставило Магеллана повернуть обратно и кораблекрушение «Сант-Яго». По прошествии пяти суровых зимних месяцев он приказал двигаться дальше. Корабли продолжили путь на юг, вдоль уходящего на запад берега. Осторожно, ощупью, Магеллан дошел, наконец, до пролива, чьи опасные воды и по сей день страшат моряков своими штормами и рифами. Команды радовались этому открытию, не подозревая о том, какие ужасы ожидают их в ближайшие недели. Скоро с обеих сторон корабли обступили угрюмые, грозные скалы. Круто поползли вверх ледовые глетчеры. По серому, хмурому небу стремительно понеслись облака, а буря погнала беспомощные корабли на опасные отмели и подводные рифы. Магеллан правильно предположил, что справа по борту остался материк, а слева — лишь лабиринт островов, об этом красноречиво свидетельствовал рев прибоя. Так как ночью на чужих неприветливых горах часто вспыхивали отблески загадочных огней, он назвал их Огненной Землей…

Пролив сужался все больше и больше, нависшие скалы уже поднимались на высоту 2000 метров. Казалось, из этого тупика нет выхода. Высланные вперед шлюпки нашли, наконец, проход в лабиринте протоков и ущелий, и, когда капитан-генералу доложили, что с горы видно безбрежное море, он заплакал от радости.

Не все вынесли трудности плавания — посланный в разведку «Сан-Антонио», обильно снабженный провиантом, воспользовался случаем и дезертировал в Испанию.