И тут Колумб объяснил, почему возвращаться нельзя. Ведь понадобилось целых 35 дней, чтобы при хорошем попутном ветре дойти до этих мест, обратно ветер будет встречный, и обратный путь займет несколько месяцев. К тому времени все давно погибнут от голода и жажды. Только полный вперед! Кто хочет жить, тот должен двигаться дальше на запад. Другого пути нет…

Растерянно смотрели все на заводилу Пинсона. Прислонившись к фок-мачте, он стоял как громом пораженный и не был способен вымолвить ни слова. А когда адмирал к тому же признался, что для поддержания духа он скрывал от всех, какое расстояние прошел корабль на самом деле — я-то давно это понял, — все начали браниться, орать и размахивать руками. Куда завел, дескать, нас, проклятый генуэзец!..

А Колумб повернулся и ушел в свою каюту. Чтобы утешить вас, хочу сказать, что брат Алонсо, Винсенте Пинсон, который командовал «Деткой», принадлежал к тем немногим, кто твердо держал сторону адмирала. Вот это парень! Он, как и некоторые другие, старался образумить людей. После долгого крика договорились, наконец, что Винсенте пойдет и доложит адмиралу о согласии команды плыть западным курсом еще три дня. Но потом… И в это время с «Пинты» прогремел пушечный выстрел. Выяснилось, что один из ее матросов выудил из воды украшенный резьбою деревянный жезл. Несомненно, это было делом рук человеческих. А вскоре после того другой матрос выловил зеленую ветку шиповника со свежими красными ягодами…

Сомнения кончились: впереди была цветущая населенная земля! Никто больше не думал о мятеже, недавние бунтовщики потеряли от радости рассудок и превратились в кротких овечек. С той минуты никто уже не покидал палуб кораблей, ведь тот, кто первым увидит землю, получит королевскую премию в 10 тысяч мараведи. Можете себе представить, как все вглядывались в даль!

Мы подняли все вымпелы и все, какие можно, паруса и быстро пошли по волнам. Они уже перестали казаться нам предвестниками гибели. Напротив, мы чувствовали себя как на веселых гонках в родных широтах. Впереди мчалась «Пинта» — наш самый быстрый корабль. Наступила ночь, и нам следовало бы убрать паруса, но адмирал не захотел разочаровывать матросов. Он только приказал быть внимательнее. Надежда сделала нас отчаянно смелыми. И так вот лунной ночью неслись мы вперед, не думая об опасностях. Все стояли у борта и жадно вдыхали ставший близким аромат чужой земли.

Трудно сказать, кто первый увидел берег. Рано на рассвете с «Пинты» сообщили, что кто-то из матросов увидел землю. Как я потом узнал, то был Родриго де Триана. Еще раньше или в то же самое время будто бы сам адмирал заметил какой-то движущийся огонек. Все равно! Какое мне дело до того, кто из них получит премию! Мы увидели землю, можете себе представить, как у меня отлегло от сердца.

«Пинта», опередившая нас на полмили, дала залп с одного борта. Это был условный сигнал. В утренних сумерках мы увидели низкий берег. Перед нами была земля. Земля!

Это совершилось 12 октября 1492 года[200].

Долгие четыре недели мы не видели ничего, кроме неба и воды. А теперь опять почувствовали твердую почву под ногами. На ласковом, усеянном пальмами песчаном пляже толпа голых туземцев рассматривала нас с почтительным изумлением, как будто мы свалились с неба. Новый свет предстал перед нами совершенно иным, нежели мы себе его представляли. Ведь мы рассчитывали с ходу попасть в сказочно богатое царство Великого хана, а это значит — нужно было его найти, это царство, и вручить хану послание короля. Но, что для всех нас было гораздо важнее, мы жаждали золота. Ведь Колумб обещал нас озолотить…

Мы плыли дальше и, высаживаясь на многих мелких и крупных островах, доплыли, наконец, до острова, который туземцы называли Гаити[201]. Здесь по крайней мере были дома и улицы и люди были не так дики и голы, правда, так же доверчивы, как и на островах Гаунахани, где мы высадились впервые…

Было весело, как на ярмарке. Мы распродали свои запасы побрякушек, которым туземцы радовались, как дети. (Они охотно брали колокольчики, бубенцы, баскские барабаны, сладкий сироп. И что, вы думаете, они давали нам за это? — Фернандес победоносно осмотрелся, — Золото, ребята, чистое золото!

К сожалению, нам было запрещено оставлять золото у себя. Все полагалось сложить в большой сундук, чтобы король получил свою законную долю. Но, конечно, вы сами понимаете, как в таких случаях бывает!..

Мы совсем ошалели и не могли думать ни о чем другом, как о золоте. Золото и еще раз золото! Часто вспыхивали ссоры, но адмирал всегда умел их улаживать и вообще постоянно внушал нам, чтобы мы не смели раздражать туземцев. На это у него были веские основания. Он хотел узнать, где находится источник этого чудесного металла. Ведь на базарах нельзя было собрать столько золота, чтобы им можно было набить трюмы нашего корабля, как мы мечтали раньше. Но сколько бы мы ни расспрашивали о происхождении «нукай», как туземцы называли золото, краснокожие пройдохи показывали нам далеко-далеко на юг. И вот, когда адмирал как раз собрался туда, произошло большое несчастье.

— Несчастье? — вскричали слушатели в один голос.

— Ну да, разве вы не обратили внимание, что «Санта-Мария» не возвратилась на родину? — И, грустно покачав головой, штурман добавил: — Она уже никогда не придет в Палос…

Однажды вечером, я как раз укладывался в каюте спать, корабль содрогнулся от глухого удара. Я сразу подумал, что мы сели на мель, и бросился на палубу. Там царила дикая неразбериха. Адмирал кричал, чтобы вывозили кормовой якорь. Но трусливые молодчики думали только о собственной шкуре, они бросились к шлюпкам…

Кормовой якорь мог бы спасти судно, но, когда Хуан де Ла-Коса образумил, наконец, команду и заставил людей возвратиться на корабль, было уже поздно. Прибой швырял трещавшее по всем швам судно, и мы с трудом успели вынести груз на берег. В этом нам очень помогли туземцы. И вот наш славный корабль пропал. Выброшенные волнами доски мы использовали потом для постройки небольшого форта[202]. Вот так. И все потому, что легкомысленный рулевой понадеялся на то, что море было спокойно, как суп в кастрюле, и поэтому доверил руль юнге. Но кто не знает коварства моря? Это было ужасно! Наш корабль мог принять на борт не больше тридцати человек, а теперь нас было шестьдесят пять. А до родины тысяча миль…

Нужно сказать, что еще раньше, когда мы только плавали среди островов, с «Пинты» сбежал Мартин Алонсо. Он хотел найти золото раньше нас… С тех пор миновали недели. Несчастье с «Санта-Марией» лишило нас возможности продолжать путешествие, и мы вынуждены были готовиться к возвращению на родину. Около сорока добровольцев остались на острове ждать нашего возвращения. Бог знает, увидим ли мы их когда-нибудь?..

Третьего января мы оставили берег, который наш адмирал считал индийским, хотя я сильно сомневаюсь в этом, потому что никакого намека на царство Великого хана, о котором рассказывал Поло, мы там не обнаружили[203].

Плавание через океан было очень тяжелым. Высокие, как дом, волны угрожали поглотить наш корабль, и, если бы «Детка» не была таким прекрасным судном, мы не сидели бы здесь и ничего бы вам не рассказывали…

Слушатели задумчиво молчали. Штурман поднялся с места.

— Служба зовет, пробило восемь склянок. Пойдемте, Диего, мы должны спешить на вахту. — И с многозначительной улыбкой добавил: — Нас немного осталось на борту. Адмирал почти всех взял с собой в Барселону, чтобы предстать пред королевским двором с достойной свитой… Спасибо, ребята, за хорошее угощение!

Моряки направились к двери.

— Еще словечко, Фернандес! — вскричал Хосе, прервав молчание. — Когда адмирал собирается снова плыть в Индию?