Но мы несколько опередили события. Капитан Гардар ошибался, считая страну незаселенной. Когда пришельцы получше познакомились с островом, они обнаружили в глубоких пещерах бородатых молчаливых людей. Они сторонились поселенцев, уходили все дальше и дальше в глубь острова, в необжитые области, а потом и вовсе исчезли. В некоторых местах бородачи просто-напросто спасались бегством, и с такой поспешностью, что даже оставили после себя некоторые свои пожитки. Новые обитатели Исландии нашли бубенцы, клюки, книги на ирландском языке.
И в самом деле, где-то за сто лет до викингов на острове по-первобытному жили ирландские христиане: попы и монахи, которые покинули грешный языческий мир, чтобы исповедовать свою веру в полной отрешенности от мирской суеты. В свое время они заселили Оркнейские и Фарерские острова[110].
Для папаров, как их называли викинги, представлялось смертным грехом жить рядом с язычниками, и поэтому они предпочли покинуть Исландию. Куда они потом делись, куда уплыли — этого никто не знает.
Давно уже внуки первых колонистов стали зажиточными хозяевами. Как и на своей старой родине, Норвегии, они не объединялись в деревенские общины: каждый строил себе дом там, где ему казалось наиболее удобным. По лугам бродили тучные стада коров, у подножья гор неприхотливые овцы находили достаточное количество корма, море дарило рыбу. Нет, на этой земле можно было жить!
Но покой и безопасность не жизнь для викинга. Издревле его стихией было море, его коньком — постройка судов. Дерева здесь было достаточно, хватало и шкур, которыми обтягивались изогнутые брусья. С большим искусством вырезались носы кораблей: драконы, человеческие головы, сказочные чудовища, домашние духи — тотемы владельцев кораблей. Осадка такого судна была до одного метра, длина —20–30 метров[111]. На реях полоскался поперечный парус, при желании можно было идти и на веслах. Эти корабли с драконами на форштевнях были отличными «пенителями морей» и не боялись самых сильных штормов.
Вскоре после того, как викинги попали в Исландию, по дворам пополз слух, что Гуибьёрн, который через десять лет после Гардара по большой окружности обогнул остров, увидел далеко-далеко на западе страну, испещренную такими же шхерами, как и родная Норвегия. Старики, которые собирались по вечерам обсуждать события минувшего дня, всегда воспламенялись от подобных разговоров. Однако, сколько бы ни говорили об этой стране на западе, никто толком не знал о ней ничего достоверного.
Один из поселенцев, Эйрик, прозванный Рыжим, происходил из известной семьи, которой издавна принадлежал богатый двор в местности Ставангер в Норвегии. Дед Эйрика был необузданным человеком и часто ссорился с соседями, в него пошел и сын Торвальд. Однажды в драке он убил соперника, и чаша терпения переполнилась. Народное собрание изгнало его из страны. Торвальд покинул свой двор и уехал с семьей в Исландию. Это произошло в 960 году. К тому времени все удобные места для поселений были уже распределены, и Торвальду пришлось строить двор в неприветливом северном районе.
Эйрику было тогда десять лет. На новой родине солнце светило редко, и мальчику было неуютно среди снегов и льда. Став совершеннолетним, он женился на дочери исландца и переселился в Хаукадал— густонаселенную область в Брейди-фьорде, на юго-западе острова. Однако счастье было непродолжительным. В Эйрике Рыжем, сильном и бесстрашном человеке, видимо, текла горячая кровь его предков. Вовлеченный в драку, он убил двух своих соперников. Приговор народного собрания — тинга: трехлетняя ссылка из страны для Эйрика и его людей. Куда направить форштевень своего корабля? Эйрик вспоминает Гунбьёрна и решается…
В 981 или 982 году Эйрик со своей дружиной покинул Брейди-фьорд. В открытом море по древнему обычаю гребцы прикрепили на ременных уключинах металлические пластинки, подняли поперечный парус, и путешествие к неизведанной земле началось. А уже утром следующего дня вдали показался незнакомый берег.
Его трудно было назвать приветливым. Мощные глетчеры спускались к узким фьордам, море было усеяно айсбергами, и приходилось осторожно лавировать, чтобы не натолкнуться на льдины. Здесь негде было поселиться людям. Эйрик повел судно на юг вдоль берега. К западу от южного мыса места оказались более удобными. По берегам врезавшихся в сушу фьордов расстилались зеленые ковры, и северянам уже представилась мирная картина пасущихся стад. Но рядом — рукой подать — высились покрытые глетчерами горы, предвестники грозной зимы.
Следующие три зимы и два лета своей робинзонады Эйрик Рыжий и его люди осваивали новые земли. Они объезжали фьорды, высаживались на многочисленных островах и, наконец, в глубине одного фьорда, защищенного от ветров высокими скалами, нашли подходящее для поселения место.
В совершенно безлюдной стране изгнанники провели три трудных года. И когда по окончании срока ссылки повернули в сторону Исландии[112], они увозили с собой открытие: юго-запад новой земли пригоден для жилья. Эйрик Рыжий дал стране оптимистическое название Гренландия (Зеленая страна). Тем самым он хотел убедить своих земляков последовать за ним.
Сейчас нам может показаться невероятным, что тысячу лет назад европейцы оказались в состоянии переселиться в Гренландию, этот негостеприимный остров глетчеров и снежных бурь, и что они действительно жили на нем в течение нескольких веков, в то время как в наш век лишь немногие европейцы могли прожить на острове длительное время. Если сопоставить все эти факты, то становится достоверным предположение ученых, что климат Гренландии ухудшился в XIV—XVI веках. Доказано, например, что в благоприятные годы на острове вызревали морозостойкие сорта ячменя и овса. Созревали и яблоки особого сорта. В Гренландии и сейчас еще в некоторых удачно расположенных местах растет морковь. Этим ограничивался тот небогатый выбор полезных растений, на которые могли рассчитывать поселенцы в хорошие, солнечные годы.
Руководствуясь инстинктом, а может быть опытом, Эйрик Рыжий выбрал самую теплую климатическую область Гренландии. Сюда, к юго-западному побережью, доносит свои валы одно из ответвлений Гольфстрима, оно разогревает фьорды и вдыхает жизнь в закованный льдом клочок суши. Средняя годовая температура этих мест на 5 градусов выше, чем на той же широте Американского континента, в январе она не опускается ниже 5 градусов мороза. Однако дальше от моря теплое дыхание Гольфстрима быстро иссякает, и огромная ледяная шапка, всегда покрывающая страну, замораживает все живое.
Не успел Эйрик вернуться домой, как слух о новом открытии мгновенно распространился по острову. Дело в том, что исландцам приходилось использовать каждый пригодный для земледелия клочок земли, и многие согласились бы переселиться на новые, необжитые места. Когда Эйрик навсегда покинул Исландию, его флотилия состояла из 25 судов, заполненных переселенцами, скотом, имуществом. Однако с самого начала Эйрика преследовали неудачи. Суда только вышли в открытое море, как налетел сильный шторм. Сразу же погибло несколько кораблей, другие повернули назад, и только 14 из них, сильно потрепанные, добрались до Гренландии. И все же переселенцев было несколько сот человек, среди них Эйрик, его сыновья Лейф, Торвальд, Торстейн и дочь Фрейдис.
Рыбаки, скотоводы, земледельцы — норманны выбрали места для поселения в глубине фьордов. Так возникли Гардар близ Эйнар-фьорда, ныне Игалико-фьорд (здесь впоследствии находилась резиденция епископа), и Браттахлид на Эйрик-фьорде, где построили свой двор сам Рыжий и другие[113].
Поселенцы работали много и упорно, и жизнь их пошла на лад. По траве бродили овцы и козы, в хлевах набирали вес свиньи. Однако самым большим богатством норманнов всегда были коровы. Раскопанные к началу нашего века остатки двора Эйрика показали, что у него было не меньше 40 коров и быков. Летом животные сами находили корм, но гренландская зима длится около 220 дней, и на все это время должно было хватить сена, скошенного за короткое северное лето. Уже ранней осенью вода здесь замерзала, а к концу октября фьорды покрывались толстой коркой льда. Горе тому, кто к этому времени не накопил в амбарах достаточного количества сена!
